Глава 1

Море встретило Агату после долгой разлуки ласково. Устелило вход легким, пенным ковром, погладило по рыжим волосам, пощекотало рыбкой по запястью и камешком по пятке, побаюкало в своих мягких, ленивых волнах. Мысли текли так же лениво…

Белоснежный портик графской усадьбы, затерявшейся на вершине в соснах. Крутой склон, поросший густым кустарником. Прибрежный валун, походящий формой на дельфина.

Ничего не изменилось за эти двенадцать лет. Ничего, кроме нее самой.

Если взять левее и нырнуть, непременно попадешь на полянку ангелов – пять мраморных девочек, оплетенных бурыми водорослями, хороводятся на дне морском. И она нырнула на самое дно своих воспоминаний.

Двенадцать лет назад.

…Лучи солнца вспарывали толщу воды, очерчивали застывшие силуэты на дне. Четыре фигурки шептались, склонив головки друг к другу, пятая – в стороне, облокотилась о камень, подняла печальное личико к небу. Агате всегда нравилась эта, пятая. Изгой и одиночка, как и сама Агата.

– Да говорю же! – тыча пальцем в лазурные волны, истошно орала Галка, девчонка с тощими косичками. – Там утопленницы! Я рукой ее, а она твердая, склизкая! Фу!

– Картошкина, ты опять набрехала! Как с домовым, – насмешливо протянул Толик Платонов. – Галка-брехалка!

– Сам ты брехун! Видела я! Давай не возникай, Платонов. Сам-то нырни, а потом посмотрим, кто из нас брехун! Утащит тебя за ногу мертвячка, будешь знать!

Они убежали купаться во время тихого часа и в первый же день нарушили распорядок «Заключья» – лагеря для одаренных подростков, который расположился в бывшей усадьбе графа Захржевского. Агата увязалась за ними, ко всей этой компании она имела отдаленное отношение. Ну какие у нее способности? Так, посредственность. Тетке в медпункте помогает склянки ее расставлять да травки собирать для отваров. Только благодаря тете Тоне и взяли ее в этот супер-пупер лагерь, так сказать, на правах бедной родственницы.

И этой Галке она не понравилась сразу. С той самой минуты и не понравилась, как ее пригласил присоединиться к их тесной компании долговязый ботаник. Почему-то ему Агата не смогла отказать – полуденное солнце плясало в его курчавых волосах, отражалось в линзах очков. Он легко коснулся своими длинными пальцами ее всклокоченной шевелюры, и Агата резко отпрянула.

– На тебе стрекоза сидит. Перламутровая… Пойдешь с нами? На море? Я Матвей Шелестов.

Не надо было и соглашаться, слонялась бы себе и дальше по лагерю, а теперь приходилось слушать истории – про поломку автобуса, поиски дороги, путаницу с расселением, знакомство с вожатой Ирочкой – веселые, но совершенно непонятные ей истории. По пути к морю их взахлеб рассказывала Галка, словно нарочно намекая Агате, что та здесь совсем не к месту…

По поверхности пошли круги, Галка завопила снова. Вынырнул ботаник Матвей, без очков он походил на античного бога.

– Там статуи, представляете? Четыре штуки точно, плохо видно. Надо бы маску взять.

Толик присвистнул:

– Оба-на! – И рухнул в воду, окатив Галку фонтаном морской воды, за что тут же получил ответное «Придурок».

– Греческие? – тихо спросила Агата, в этом году она ходила на факультатив по истории, раздел про античность ее любимый. («Хренеческие», – вставила Галка, но ее замечание осталось безо всякого внимания.) Тут же путь «из варяг в греки» проходил, кажется.

– Не совсем здесь. Но неподалеку нашли древние амфоры и детали храмов с надписями на древнегреческом. А ты историей увлекаешься? – Матвей удивленно изогнул бровь.

– Я…

Галка высокомерно взглянула на Агату и перебила:

– И что аборигены говорят по этому поводу? А, аборигенша? Что тут у вас?

– Я… не знаю, я не местная…

Так уж вышло, что в свои семнадцать Агата оказалась на море впервые. «Так надо», – сказала мама и безо всяких объяснений отвезла ее в приморскую деревеньку к невесть откуда взявшейся двоюродной тетке.

– А что ты вообще знаешь? Откуда ты такая взялась? – напирала Галка.

– Из Москвы.

– Москвичка, значит, – выплюнула Галка. Ее легкая антипатия повысилась до уровня жгучей ненависти. – Слышь ты, москвичка…

– Девочки, брейк! Мы купаться пришли или что! – Толик принялся молотить по воде ногами.

– Платонов, ты дебил? Шуруй отсюда…

Наши дни.

Агата натянула плавательные очки и рыбкой ушла под воду, коснулась рукой каменистого дна – пусто. Ошибиться не могла: если развернуться лицом к берегу, статуи окажутся ровно напротив портика усадьбы. Она погружалась на морскую глубину сотни раз в прошлой жизни, нырять ее тоже научили тем летом. Еще погружение, снова и снова. Обессиленная, она выбралась на галечный берег.

– Эй, дамочка! Пляж-то частный! Секьюрити позвать?

Знакомый визгливый голос выдернул Агату из сладкой полудремы, отбросил на двенадцать лет назад. Агата нехотя приоткрыла глаза.

Галка Картошкина. Смоляной волос с прядями пепельного блонда, густые тени, алая помада, глубокое кружевное декольте и босоножки на высоченных каблуках – как на таких можно ковылять по булыжникам? Кошачьи солнцезащитные очки надежно скрывали Агату от настороженного взгляда – можно и не признаваться в старинном знакомстве. И все же она не утерпела.

– Галка, тебе моря жалко?

Галина Картошкина усиленно морщила хорошенький лобик – что-то отдаленно знакомое звучало в этом насмешливом низком голосе, что-то, возвращающее ее в то лето, лето несбывшихся надежд.

– А вы, собственно, кто будете? – Галкины неестественно длинные ресницы нервно подергивались, незнакомка начинала ее раздражать: легкий средиземноморский загар, точеная фигурка без единого изъяна, прицепиться не к чему – ни дряблого животика, ни жирка на бочках, – простой, но дорогущий купальник, уж в этом-то Галка знала толк.

Агата сняла очки и наслаждалась стремительной сменой настроений на лице давней знакомой – недоумение, узнавание, удивление и плохо скрытое раздражение.

– Липай? Агата? Ты?.. А ты чего здесь?

– Плаваю, как видишь, – Агата небрежно махнула рукой в сторону пляжа бывшего лагеря.

– Ты ж смотри, как… расцвела. Если б не рыжая грива, нипочём тебя не признала. А вообще? Чего в этой глуши забыла? – «Принесло тебя» отчетливо читалось в ее враждебном взгляде.

– Да вот наследство приехала посмотреть, дом на продажу готовлю.

– Теткин, – уточнила Галка, заметно расслабляясь. – А мы вот тут с Шелестовым усадьбой занимаемся. Слышала? Реставрация полным ходом, скоро открытие. Бабки шальные вбухивают, – доверительно сообщила Галка. – Строителей нагнали! Матюша мой – консультант по исторической части, а я – куратор от Минкультуры.

Она важно приосанилась. Вжих, ее каблук попал между камешками, и Галка покачнулась, потеряв на пару секунд равновесие.

Агата резко поднялась, стряхнула прилипший сор с полотенца, наскоро побросала вещи в пляжную сумку, накинула тунику.

– Вот черт! А не, цел каблук, не сломала… Он мне так и говорит: жена, во всем тебе доверяю. Ну а что? Мы с ним как иголка с ниточкой, куда иголка, туда и…

Агата нацепила очки и снова превратилась в незнакомку – что там у нее на уме?

– Причал вот забацают для водных прогулок, купание, рыбалка – все дела. Ой, что это я про себя да про себя! – Галина театрально всплеснула руками. – Сама-то замужем? Детки есть?

– Как-то не случилось, – сухо ответила Агата, поспешно надевая сланцы, ее мизинец запутался в ремешке.

– Ой ли? Понимаю, понимаю – работа! Столичный реставратор не хухры-мухры! Но от мужиков, поди, отбоя нет? – Вот уж не думала Агата, что ее жизнью так интересовались.

– Мы с Матюшей – только между нами, девочками, – всегда хотели иметь большую семью, и вплотную этим занимаемся, – продолжала Галка.

За этими двумя на берегу пристально наблюдало существо из моря. И эти двое определенно существу нравились: вокруг них искрило яркими, вкусными эмоциями. Тварь облизнулась.

От одной, черненькой, исходила лютая ненависть – приторный вкус восточных сладостей – и зависть с бодрящим привкусом цедры.

От второй, рыжей, распространялся… страх? Нет, у страха привкус гнилости. Раздражение? Снова нет. Ноздря с серебряным кольцом жадно втянула воздух. Что-то терпкое, незнакомое и потому желанное. Лапа с короткими черными когтями в нетерпении царапнула камень. Подобраться бы поближе, наполнить чешуйчатое зеленоватое тельце в витиеватых узорах энергией. Присосаться призрачным раздвоенным язычком к ауре рыжей и пить, пить медленными глотками, растягивая удовольствие.

Вдруг рыжая резко встала, развернулась и ушла, за ней потянулась и другая. Придется снова довольствоваться привычным – малопитательным страхом глупых, мелких рыбешек, который лишь на короткое время притупляет жажду…