Ничего особенного

Натали Деген

Александр Иванович Славников сидел на кухне, сосредоточенно уставившись в тарелку с борщом.

–Ещё будешь? – спросила с надеждой Таня.

Если он скажет "да", тогда после второй тарелки, вероятнее всего, захочет прилечь. Вытянется на диване в гостиной и будет щёлкать пультом, переключая каналы до тех пор, пока монoтонный голос диктора новостей, гладкий и незапоминающийся, такой же, как её внешность, не убаюкает его. Проснётся же потом не раньше десяти.

А сейчас только шесть вечера, другими словами, ещё четыре часа он будет принадлежать только ей. Ей мало нужно было для счастья: одно только слово "да", ещё одна полная тарелка дышащего тёртым чесноком борща и усталое тело любимого мужчины, хоть и не сливается с твоим, но находится следующие несколько часов рядом, греет своим теплом твой диван, забывая на твоих подушках свой желанный мужской запах.

–Нет. Не хочу,– ответил он.

Тонкая ниточка малого счастья, соединяющая тарелку борща, диван в гостиной, телевозор и Сашу, оборвалась в Таниной груди в самом начале.

Он не хочет второй тарелки борща, а значит, не хочет её дивана, её телевизора и четырёх часов в её квартире. А хочет ли он вообще её?..

Почему? Хотела спросить Таня.

–Ты меня любишь?..– зачем-то вырвалось у неё.

– Ну что ты опять, – прозвучало в ответ.

Он ничего не имел против Тани, её борща, её образцового порядка в доме и её любви. Ей было уже тридцать пять лет, из которых последние пять она безвозмездно отдавала ему себя всю. И ему ничего не хотелось бы в этом менять и ни отчего отказываться.

– Саш, а давай малыша заведём?..– робко, будто одалживая у приятеля, спросила она.

Малыш не входил в Сашины планы, он не вписывался, по его мнению, ни в этот уютный вечер, ни в прошлые, ни во все будущие. Ему было сорок шесть лет, зачем ему малыш? Спрашивал он себя. Он просто хотел быть с Таней, приходить в эту убранную квартиру, сидеть на кухне на правах хозяина, есть приготовленный только для него одного суп, лежать на продавленном им же диване. И раздражённо хлопать за собой дверью, когда Таню минут на двадцать привязывала к телефону