ил. Игоря Беличенко

© Оформление. ООО «Издательство «Эксмо», 2018

Исцеление Ильи Муромца

Широко пораздвинулись Муромские леса дремучие, с топями да болотами, с горами да пригорками, с богатыми сёлами да пажитями^[1] вперемежку. Среди тёмных лесов раскинулось богатое, славное село Карачарово, а в селе том жил старый крестьянин Иван Тимофеевич с женою Евфросиньей Яковлевной. Долго у них не было детей, лишь под старость дал им Бог сына, и назвали они его Ильёй. Растёт Ильюша, крепнет, а ни ногами, ни руками не владеет, пошевелить не может, сидит сиднем и год, и два, сидит десять, сидит тридцать лет. Кручинятся отец с матерью, дело их крестьянское, тяжёлое, всюду помощь нужна, а тут такое над ними горе стряслось: всем бы детище их взяло – и умно, и приветливо, а не может ни с места сойти, ни руки поднять. Отросла у Ильи борода, а он всё сиднем на печи сидит. Понаходились отец с матерью по святым угодникам, много было намолено, напрошено, а Илье не легчает: и рад бы встать, рад бы всякую работу справить, да ноги не носят, нет в них силушки – как брёвна висят, не шелохнутся.

Ушли как-то раз отец с матерью пожни^[2] чистить, вырубать лес под поля, а Илья сидит себе в избе по-всегдашнему. Вдруг слышит: просят его в окошко двое нищих калик^[3] перехожих:

– Впусти нас, Илья, дай нам воды испить.

– Рад бы я вас впустить, рад бы напоить, накормить, божьи люди, да не владею ни руками, ни ногами; вот уж тридцать три года сиднем сижу, даром хлеб жую.

Вошли странники в избу, осмотрелись, на икону помолились. Старший из них и говорит Илье:

– Ну, Илья, теперь вставай, сойди в погреб, принеси нам браги студёной.

Тронул Илья ногой – нога зашевелилась, повёл рукой – и рука ожила, вскочил он, счастью своему не верит. Пошёл в погреб за брагой, принёс нищим добрую чару^[4] в полтора ведра. Напились калики и дают Илье:

– Испей-ка, Илья, после нас.

Испил он, а калики его спрашивают:

– Много ль ты чуешь в себе силушки, добрый молодец?

– Ох, калики перехожие, божьи люди, столько-то я чую в себе силушки, что, если бы в небеса утвердить кольцо, взялся бы я за это кольцо и всю святорусскую землю перевернул.

– Слишком много с него этой силушки, – переговариваются между собой калики, – не снесёт его земля, надо поубавить. Принеси-ка нам, Илья, еще чару браги.

Пошёл Илья опять в погреб; идёт по саду, за какой дубок ни хватится, с корнем вон дубок летит; куда ни ступит, нога в земле вязнет, что в топком болоте. Спустился он в самую глубь погреба, налил самой лучшей браги и несёт каликам.

Выпили они, опять Илью потчуют:

– Испей, Ильюша, после нас.

Послушался Илья и почувствовал, что силы в нём поубавилось.

– Сколько чуешь теперь в себе силушки? – спрашивают калики.

– Силушки во мне против прежнего половина, – отвечает Илья.

– Ну, будет с тебя, молодец, и этой силушки; можешь ты теперь со всяким богатырём силою мериться, на бою тебе смерть не написана. Помни только один завет: не бейся со Святогором-богатырём, он сильнее тебя, берегись и Вольги, Вольга тебя может хитростью одолеть. Не иди и супротив рода Микулина: любит его мать – сыра земля. А теперь проводи нас на холм, за село, там и простимся.

Проводил их Илья. Ушли странники, а Илья заснул богатырским сном ни много ни мало на двенадцать дней. Проснулся он, захватил топор и пошёл к отцу, к матери на пожню. Стал он лес расчищать, только щепки полетели: старое дубьё с одного взмаху валит, молодое с корнем из земли рвёт. В три часа столько лесу расчистил, сколько отец с матерью и с работниками и в три дня не наработали. Вскопал и выровнял Илья поле великое-превеликое, спустил дубы да колоды в глубокую реку, топоры в пни воткнул и пошёл отдыхать.

Пришли отец с матерью, видят: всё поле расчищено, вся работа сделана.

– Кто же это за нас пожни расчистил? – дивуются они.

– Уж не Илейко ли пошаливает? – пошутил старик.

Ан глядь, Ильюша-то к ним навстречу из избы идёт здоровёхонек, с низким поклоном их встречает, про свою радость великую рассказывает.

Научили ещё Илью странники на прощанье, как себе коня добыть. Пошёл Илья в чисто поле, видит: ведёт прохожий невзрачного жеребчика, косматого, нехолёного. Вся-то цена ему грош, а прохожий запросил цену непомерную: пятьдесят рублей с полтиною. Илья с ним не торговался, дал ему то, что он запросил, и повёл жеребёнка домой.

Кормил он его пшеницей белояровой, поил свежей ключевой водой, холил, выхаживал. А как прошло три месяца, выводил его по три зари, купал в трёх росах утренних, и стал бурушко^[5] на диво конём. Заставил его Илья через высокий тын^[6] прыгнуть – перепрыгнул конь, и копытами не задел. Положил он ему на хребет руку свою богатырскую – конь не пошатнулся, не шелохнулся, только заржал.

– Это добрый конь, – сказал Илья, – будет он в бою мне верным товарищем.

Просит Илья у отца, у матери благословение:

– Государь мой, родимый мой батюшка, Иван Тимофеевич, государыня, родимая моя матушка, отпустите вы меня на Русь православную, попытать своей силушки в честном бою, с богатырями силой-удалью помериться.

Опечалились отец с матерью.

– Думали мы, что ты будешь нам работником, нашей старости угодником, а ты нас покинуть задумал, – сказал отец. – Куда же ты ехать хочешь?

– А хочу я поехать в стольный Киев-град, к Красному Солнышку князю Владимиру, буду служить ему верой и правдою, беречь землю русскую от всякого недруга-ворога.

Вздохнул честной^[7] старик Иван Тимофеевич, молвил сыну:

– Благословляю тебя на добрые дела, Илья, а на дурное нет тебе моего благословения. Помни мой завет: не проливай крови христианской, не помысли злом даже и на бусурманина, да на золото, серебро не льстись.

Отвесил Илья отцу с матерью низкий поклон до земли, обещал им крепко держать их завет и пошёл снаряжаться в путь-дорогу, надевать доспехи богатырские.

Выковал себе Илья из трёх полос железных три стрелы и закалил их в матери сырой земле; меча же не нашлось по его силушке: какой ни сожмёт в кулак, рукоять и отвалится. Бросил он эти мечи бабам лучину щипать, сковал себе копьё булатное и стал седлать своего бурушку холёного: положил войлочки на войлочки, потнички на потнички, а поверх всего седло черкасское с двенадцатью подпругами шёлковыми, с тринадцатой железной не для красы, а для крепости.

Захотелось Ильюше свою силу попробовать: пошёл он к Оке-реке, собрал народ, упёрся плечом в гору, что на берегу высилась, и свалил её в реку: завалила гора русло, повернулась река, потекла по-новому, а то место, где старое русло Илья горою завалил, старые люди ещё и поныне молодым показывают, про богатыря вспоминаючи.

Пустил Илья на прощание корочку хлеба по Оке-реке, по кормилице, за то, что кормила, поила его тридцать три года, зашил горсть родной земли в ладанку. Отстоял он заутреню со своими домашними и пустился в путь.