Как-то Жуковский сказал, что в сказах видна душа народа. С барским патернализмом он бросился защищать то, в чём он и его собратья черпали вдохновение для поэтических выдумок и искусного бисероплетения. Но народная сказка, прямая наследница мифа, это тьма, боль, страдание. Желание объяснить неравенство не божественного, но человеческого мира. Подавляющее количество сказок переполнено кровью и макабрическим смехом, верой не в справедливость, а возмездие.
Это один из множества издававшихся в позднюю советскую эпоху сборников, основанных на наследии А.Н. Афанасьева. Их почти не касалась рука цензуры, наверно, потому, что наряду с непристойностями, в них довольно много обличения «царского режима» - для поверхностного читателя сгодится, а вот доверие к мудрому царю и барину, которое нет-нет, да и проскользнёт в какой-нибудь бытовой сказочке, можно как бы и не заметить. Этот том далек от академизма, чтобы не отпугнуть массового читателя, но скрыто построен по научному принципу. Сказки сгруппированы по типам и сюжетам, есть даже небылицы и докучные сказки, а для самых дотошных – приложен словарик (хотя большинство малоупотребительных слов контекстуально расшифровываемы, что, вероятно, доля работы Александра Николаевича).
Сказки о животных позволяют заглянуть не столько в душу народа, сколько в тайное отношение деревенского жителя к порядку вещей, навязанному государственными и церковными властями. Запретный карнавальный смех звучит в «Лисе-исповеднице». Здесь шутовская игра христианскими обрядами служит пародией на церковь. Лиса заманивает петуха в ловушку приглашением на исповедь (не облеченная никаким саном, в чем отражается отчасти недоверие духовенству). На что петух соблазняет мучительницу теплым местечком в церковной иерархии (как мирянин и хозяин пятидесяти жен, над чем смех снисходительно-добродушный!). В результате он отстаивает свое право не приносить курёнка в жертву голодному и коварному злу, сам спасается. И это можно читать как победу христианства над язычеством, что не отменяет саркастических уколов в адрес церковников. Впрочем, жертвы в сказках еще приносились. Есть невеселая сказка «Волк», в которой старик всю домашнюю животину скармливает волку, чтобы оставить себе старушку.
А вот другая сказка, абсолютно магическая. В «Лисе-лекарке» представлен один из вариантов сюжета о растении, дорастающем до неба. Вот только побывавший в «раю» старик роняет свою старуху, и та разбивается насмерть. Но весь ужас в том, что лиса, взявшаяся за оживление… доедает труп. Вторая часть довольно грубо «пристегнута», но вместе сказка получается о гибельности всего, что связано с иным миром – обманный «рай», лиса-лекарка, баня, где она готовит из старухи саламату, фактически поминальный кисель.
Еще один вариант «пристегнутых» сюжетов находится в сказке «Мужик, медведь и лиса». Начинается всё как хорошо известная история о «вершках и корешках», а заканчивается гибелью лисы от собственной глупости (там, где она высовывает собакам «ненужный» хвост). Оказывается, русский мужик в общении с потусторонними силами мог и не соблюдать уговор – лиса помогла ему справиться с медведем, но когда запросила плату, тот затравил ее собаками. В более поздних вариантах мифологическая животная сила будет называться уже «по-христиански» - чертями да бесами. И очень по-христиански ее тоже обмануть.
Не церемонился крестьянин с «неразумными братьями меньшими» в их новом статусе – есть сказка и о том, как мужик слепню в зад соломину забил. Но и природа порой готова мстить. Сюжет «Собаки и дятла» тоже хорошо известен. Только в этом варианте злые хозяева, прогнавшие старого пса из дома, убивают собственного ребенка по неосторожности.
Жаль, детям не рассказывают, какой настоящий финал у курочки с непростым яичком. Разбившись, оно делает такой переполох, что и внучка удавилась, и дьяк колокола церковные побил, а поп книги изорвал. Вот такой жестокий смех над горем по пустякам. Очень приятно узнать, что в русской традиции тоже есть своя «Золушка». Но только в сказке «Золотой башмачок» злодеи ездят не на бал, а в церковь к обедне. Там видит царевич нелюбимую дочь и влюбляется в нее.
Сказочное наследие, собранное Афанасьевым, даже на примере этого краткого сборника отражает целые века смены политических и культурных настроений, появление новых реалий и типажей, видны отличия в языковом темпераменте жителей разных областей Российской империи. В народе не особо верили в чудеса (не путать с христианскими), симпатизировали плутовству, а жестокость и кара изуверской смертью, которые современные мастера ужасов выдают как ноу-хау, были обыденностью. Во многих случаях счастливый финал смазывается присказками, в которых рассказчику достается на орехи. А вот тут уже древние суеверия, отгоняющие беду от слишком радужных фантазий.