В начале «Второй тетради» оказался «Гудок». «Почему гудок?» – спросила я. «А, может, это я», – ответил О. М.
Как мог этот загнанный, живущий в полной изоляции человек, в той пустоте и во мраке, в которых мы очутились, почувствовать себя «гудком советских городов»? Ведь из полного небытия О. М. сообщал, что он – тот голос, который разносится по советским городам. Вероятно, это и есть чувство правоты, без которого нельзя писать стихи.