© Надежда Нелидова, 2021

ISBN 978-5-4496-8195-9

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

ЕГО АФГАН

Всего пятнадцать минут ей бывает нужно, чтобы попасть из царства мёртвых в царство живых. Не торопясь, спуститься с холма, не спеша перейти мостик над тихой речкой, взойти на другой холм с раскинувшимся селом.

Здесь пылят редкие машины, кудряво поднимаются дымки над избами, возятся в огородах женщины, приветливо и уважительно приветствуя её из- за изгородей. Здороваются непоседливые ребятишки, торопятся в школу, где она сорок лет работала завучем, потом – директором.

А там, за спиной – тишина. Шелестят деревья, качают верхушками вековые ели…

Как они с мужем противились, когда сын сказал: хочу быть военным. Её детство пришлось на годы войны. В десять лет она возглавила овцеводческую ферму. Такая вот заведующая-кнопка, не сразу среди кудрявых подопечных отыщешь. Долго в ней жил страх, когда вспоминала, как выла соседка, получив похоронку на мужа.

Но сын настоял на своём, подал документы в Дальневосточное общевойсковое военное училище имени Рокоссовского. К учёбе готовил себя заранее, любил математику, физику, электротехнику, автодело. Отлично стрелял. Как-то подростком принёс с охоты восемь белочек, ни у одной шкурка не повреждена: сестрёнке на шапку.

В старших классах завёл цитатник, куда выписывал запомнившиеся выражения из книг.

Эйнштейн: «Живу, недоумевая, всё время хочу понять…»

Горький: «Если я только для себя, то зачем я?!»

Вступительное сочинение писал на тему: «Подвиг Андрея Болконского».

Шло лето 1972 года, небывало знойное, душное. По всей стране горели торфяные болота. Горькие дымы стлались вдоль железнодорожного полотна, было трудно дышать в прицепном вагоне «Москва- Благовещенск». Дальше – служба. В газете Дальневосточного военного округа писали: «За подразделением лейтенанта Шиляева прочно укрепилось звание передового. Его подчинённые в „бою“ стремительно „уничтожили“ противника».

Сплошные кавычки. Скоро эти слова станут реальностью, без кавычек. Но это потом.

А пока он приехал в отпуск: здоровяк, весельчак, раскинул руки – обнять родных. Вызвался сходить на покос с учителями вместо отца (в те времена школа помогала окрестным колхозам косить траву, копать картошку, садить сосенки, вязать лён…) Отправились вместе с женой Катюшей.

В жару пожилому учителю стало плохо. Ни врача рядом, ни аптечки – все как- то растерялись, забегали. Кроме Леонида – он взял учителя на руки, долго нёс его к машине, перешёл вброд речку. Спустя ровно десять лет его отец на покосе же схватился за грудь и упал. И умер. Но это потом.

Пока всё прекрасно, светло, замечательно. Практика в Уссурийске в знаменитом румынском полку (позже им командовал Руслан Аушев). В потрёпанной записной книжке появляются новые строки.

Марк Аврелий: «Наша жизнь такая, какой её делают наши мысли».

Леонид Леонов: «Меньше говорить, да больше делать, а ещё больше думать».

В 24 года он вступил в Коммунистическую партию.

Ввод советских войск в Афганистан. Когда они с друзьями летели в южном направлении, были уверены, что три месяца проведут в Ташкенте для спецподготовки. Но самолёт пересёк границу и приземлился в районе Кабула.

«Кабул находится на высоте двух километров в котловане между гор, и топят здесь жарко», – пошутил он в первом письме. Всего их, писем, будет восемь. – Провожаем моего заменщика в аэропорт. Он сегодня самый счастливый человек». Вот только в одной фразе и позволил проскользнуть непрошеным тоскливым ноткам по отчему дому, по крошке- сыну, по молодой жене.

«Очень тепло встретили новые товарищи. Чувствую себя, как в родной семье… В Джелалабаде пальмы зелёные, на улицах, как собаки, бегают обезьяны… Работы много, поэтому подъём в пять часов. Построили себе баню из камней. Каждый раз, как иду мыться, вспоминаю нашу, утонувшую сейчас в сугробах, с берёзовым веничком».

«В Кабуле живём в модуле. Купили телевизор. В Афганистане это редкость. Имеем возможность посмотреть иногда фильмы советские».

Почти письма с южного курорта – если бы то тут, то там скупо, отрывисто не промелькивало: «Завтра идём в рейд…» «Хожу в сопровождении колонн…» «Письмо допишу позже, меня вызывают…» Его рота охраняла трассу Термез- Кабул. В первый же дни – боевое крещение: несколько суток удерживали мост через реку.

…Получен приказ: окружить и уничтожить вражескую группу. Паёк выдан на трое суток, а преследовали душманов 17 дней и ночей. Курорт…

«За меня не беспокойтесь, – пишет он. – Каждый человек должен испытать себя на трудностях жизни». Почти перекликается с записью в цитатнике: «Выбор делается один раз. Жизнь не кино, в ней не бывает дублей».

Письма, из пекла летящие в далёкую маленькую Удмуртию, полны глубокой, трепетной нежности. Маму и папу он просит не переживать и следить за своим здоровьем. Хрупкую жену Катюшу – не грустить. Просит, чтобы сына, названного в честь деда Витюшей, растили настоящим мужчиной и поскорее научили читать. Тогда он будет писать ему отдельные письма крупными печатными буквами.

Однажды прислал сынишке поздравительную телеграмму с днём рождения. Тот крепко обнял бланк ручонками и даже во сне не выпустил, так и проспал всю ночь. Через одиннадцать месяцев двадцативосьмилетний капитан Леонид Шиляев приехал в отпуск. В белокурых волосах поблёскивала седина.

Он рассказывал, как трудно живут афганские крестьяне: в некоторых кишлаках не видели электрических лампочек! Дрова таскают на спине. Продают поленья на вес, тщательно взвешивая. Один килограмм стоил 70 афганей.

В Советском Союзе афганской войны не существовало. Он не имел права говорить то, что видел, в чём участвовал. Когда мать и сын остались наедине, Валентина Филипповна задала вопрос, который давно мысленно готовила:

– Я историк, Лёня. Это нужно знать не только мне.

– Хорошо. Но не говори папе и Кате – они расстроятся.

…На разведку в кишлак были посланы три бойца. Они не вернулись в назначенное время. С белым флагом на переговоры пошла вторая группа. Дьявольски красивые, смугло-грязные «духи», дружелюбно смеясь, пообещали: «Завтра вернутся ваши разведчики». Назавтра солдаты вошли в кишлак. На площади лежали трупы: выколотые глаза, обрезанные языки, вспоротые животы. Именно в тот день сослуживцы ему сказали: «Лёнь, да ты у нас засеребрился».

Вдова Екатерина Николаевна с болью говорит:

– После Чечни офицеров выставляют как грубых бездарных солдафонов. Какая глупая и злая ложь. Муж рассказывал: за каждого убитого, даже раненого бойца командира ждало наказание. На самые сложные задания ходили сами офицеры.

Дважды его представляли к награждению орденом Красной Звезды, и дважды снимали. За что? Вот один случай. Дерева в гористой местности нет, даже навес не из чего соорудить. Хранили ящики с боеприпасами штабелями, под открытым небом. Часовые их охраняли. Однажды ночью солдат заметил недалеко от ящиков движение. Окликнул – тишина. После двух предупредительных выстрелов в воздух открыл огонь на поражение. Утром выяснилось, что убит четырнадцатилетний афганский мальчик.

Утром началась разборка. Из деревни, где жил мальчик, прибыли его родственники. Дело ограничилось выдачей родственникам убитого нескольких мешков сахара и крупы. А «сверху»: наказанием капитана Шиляева.

Некоторые новобранцы гибли по глупости. Уходили в самоволку, чтобы накупить в лавчонке восточных сладостей, в пяти минутах ходьбы от КПП. И исчезали. Насовсем. Либо находили их подброшенными, как тех, на площади.

После одной боевой операции, где был уничтожен главарь банды, в модуль Леониду подбросили записку: «У нас есть твоя фотография. Живым из страны не выпустим».

Афганской войны в Советском Союзе продолжало не существовать. Родина ударно трудилась, пополняла закрома, строила БАМ. Пела «Миллион алых роз», танцевала входящий в моду брейк, теснилась в очередях за дефицитом…

… – Страшно, Лёнечка? – спрашивала она.

– Нет, мама, не страшно. – И, подумав, уточнил: – В бою не страшно.

Ранней весной он ещё приезжал на трое суток. Его переводили на самые передовые позиции. («Сейчас мне кажется, – припоминает Валентина Филипповна, – Лёне, как смертнику, давали возможность проститься с родными»).

Он сопровождал восемь «чёрных тюльпанов» – цинковых гробов с останками солдат. В городе Салавате потерявшие от горя рассудок родственники убитого башкира пытались вскрыть запаянный гроб. Готовы были растерзать его, офицера Советской Армии, видя в нём представителя власти, погубившей на чужбине их сына. «Сам- то небось живой!»

– В фольклоре солдат- афганцев есть песня о «чёрном тюльпане», – мучительно вспоминает она, – не дословно, что- то вроде: «…Едут на Родину милую в землю залечь. В отпуск бессрочный, рванные в клочья…» – и не закончила, беспомощно заплакала. – Сейчас выну его афганскую панаму, выгоревшую, белую, солоноватую от пота. Уткнусь, понюхаю… Всё ещё пахнет Лёней.

Уезжая, он шутил, подтрунивал по поводу повешенных носов. В последнюю минуту синие глаза посерьёзнели, улыбка исчезла из- под пшеничных усов. Твёрдо, точно кого-то убеждал, сказал:

– Я обязательно вернусь. Обязательно.

Росистым августовским утром Валентина Филипповна вышла из дому. Зрели в парниках огурцы, наливались бордовым соком помидоры. Земля по-матерински хлопотливо торопилась вскормить всё жадно и молодо произрастающее на ней.

На изгороди по всему периметру огорода, будто старухи, закутанные в пыльные серые шали, почти на каждом столбике сидели нахохленные крупные вороны. Никогда она их не видела столько. Обычно шумливые, они загадочно молчали и поглядывали на неё блестящими бусинками глаз. «Кыш, кыш, проклятые!» Домой вернулась, задохнувшись, держась за сердце. Объяснила невестке Кате:

– Ворон гоняла. Да что это за напасть, откуда столько?!

Было 5 августа 1984 года. В это время на далёкой чужой и жаркой земле погиб её сын.

И был самый чёрный в их жизни день. Прибыл «груз 200», гроб с тщательно замазанным окошком. Женские воспалённые губы зацеловывали холодный металл, и он туманился от их дыхания. Из войсковой части прибыли солдаты и офицеры с оркестром. Тело Леонида Шиляева тихо вынесли из родного дома, где он ночевал сегодня в последний раз. Тихо донесли до клуба, чтобы с ним простились односельчане. Тихо подняли в кузов с опущенными бортами на свежие пихтовые лапы, обрамлённые пенно- белыми венками.

Нежарко светило ласковое августовское солнышко. Кладбищенские берёзки усиленно шевелили тоненькими, начинающими желтеть пластинками листьев. Стеклянные паутинки летели и зацеплялись за обнажённые головы неподвижно стоящих людей. Прозвучали оглушительные выстрелы, спугнув кладбищенских галок. Вот и всё.

Сын погибшего капитана Леонида Шиляева, тридцатидвухлетний майор Виктор Шиляев несёт сегодня службу в рядах Российской Армии.