Читать книгу «Рыбы молчат по-испански» онлайн полностью📖 — Надежды Беленькой — MyBook.
cover

Надежда Беленькая
Рыбы молчат по-испански

С любовью и благодарностью Ляле Костюкович за идею,

Юлии Добровольской за поддержку и понимание,

Борису Пастернаку за издание,

Галине Хондкариан за участие,

Любе Сумм за дружбу;

мужу, маме, детям – за терпение.

Эти события происходили на самом деле.


* * *

Когда на ранней заре Ксенин джип выехал из Москвы, его окружила такая непроглядная ночь, что Нина испугалась: как будто нырнули в подземный тоннель.

От темноты зрачки ломило, как зубы от кислятины.

И никакой надежды на свет в конце тоннеля – ни проблеска, ни полоски в небе, обещающей утро.

Только фары джипа освещают дорогу.

«Дэвид Линч, “Шоссе в никуда”», – вспомнила Нина.

Испанцы на заднем сиденье притихли, но Нина чувствовала, что они не спят.

Может, тоже думают про Линча.

Или про свет в конце тоннеля.

Роса протянула руку и осторожно коснулась Нининого плеча.

– Пожалуйста, – попросила она, – уточни у Ксении, сколько километров до Рогожина…

Нина вздрогнула – голос прозвучал неожиданно громко.

Перевела вопрос.

– Двести, – сухо ответила Ксения, не отрывая глаз от светового пятна впереди, похожего на желтую бабочку.

«Нельзя ее отвлекать, – подумала Нина. – Такая опасная дорога…»

– Прошлой зимой, – неожиданно заговорила Ксения, словно услышав ее мысли, – возвращаюсь вечером в Москву. С испанцами… Смотрю – впереди фура. Черная, страшная… Габаритные огни забыли включить, сволочи… Чуть не вписалась…

– Ужас… – сочувственно бормочет Нина. Она не знает точно, что такое «габаритные огни», но живо представляет черную громаду, о которую вот-вот разобьется маленький серебристый джип.

Светает – как будто в кювете с раствором медленно проявляется черно-белая фотография. Смутные очертания за окошком становятся более контрастными. Мрак отделяется от света, небо от земли. Зрачки уже не ломит от клубящихся пятен, и бабочка не скачет впереди так желто и ослепительно. Вот пробежала сосна. Стайка юных берез чуть не выскочила на дорогу – посмотреть, кто тут едет с московскими номерами? Мелькнул темный дом – так неожиданно, что Нина вздрогнула и обернулась, провожая его глазами.

Вдоль трассы с обеих сторон тянутся заснеженные поля.

– А ты вообще откуда? – спрашивает Ксения.

Она взбодрилась – видимо, напряжение ночной дороги слабело.

– В университете преподаю. На филфаке. Учусь в аспирантуре, – отвечает Нина, с трудом отрывая взгляд от плывущего за окошком пейзажа.

– А как меня нашла?

– Позвонила знакомая. Сказала, что ищете переводчика на два дня. Она сама собиралась поехать, но не получилось.

– Как зовут знакомую?

– Юля.

– Не помню такую…

– Может, ее тоже кто-то попросил.

– А как же университет?

– В смысле? Ах да – сейчас каникулы.

– Каникулы… Совсем про них забыла… Что-нибудь еще Юля твоя говорила?

– Ничего. Сказала только, что они ребенка усыновляют и нужен переводчик… А вы давно с испанцами работаете?

– Давай-ка лучше на ты. Работаю восемь лет. Сперва были американцы, теперь вот испанцы. Четыре переводчицы сменила… Ты им, кстати, скажи, что в департаменте нас сегодня принять не смогут. Перенесли на завтра.

Нина перевела. За спиной послышалось беспокойное оживление.

– Они спрашивают, разрешат ли им сегодня увидеть дочку.

– Нет, конечно. Без направления не пустят. Переночуем в гостинице, а с утречка сперва в департамент, потом в дом ребенка…

Пустынная трасса оживала. Впереди, грохоча и рассыпая снежную пыль, неслись грузовики. Давя на газ, Ксения обгоняла сонные легковухи – в основном «жигули», «нивы», одну разлапистую «волгу», такую грязную, что определить цвет было невозможно. Постройки вдоль дороги становились более основательными, деревянные избы сменились каменными домами. Неожиданно из-за угла вывернули рельсы, по ним навстречу проехал трамвай. Потянулась чугунная изгородь, за которой белел заснеженный парк с черными бутонами озябших ворон.

Мутные сумерки. Люди спешат на работу.

Таким Нина впервые увидела Рогожин.

* * *

Скажи, по каким местам пролегают твои маршруты – и я скажу, кто ты.

Что если, соединив все эти точки на карте, мы узнаем про себя что-нибудь особенное – увидим силуэт судьбы, тайный знак, которым каждый отмечен? У одного получится пентаграмма, у другого – треугольник, у третьего – квадрат, по равным сторонам которого человек носится всю жизнь как белка в колесе. Но скорее всего это будет цветок, чья сердцевина – какая-нибудь захудалая станция метро, где у человека дом, а лепестки – районы, куда он наведывается по работе или по какой-то другой надобности.

У одних – колокольчик, у других – ромашка, у третьих – гвоздика или чертополох.

Силуэт Нининой судьбы представлял собой трапецию, расположенную между четырьмя точками на карте Москвы. Конечно, время от времени появлялись новые маршруты, но это случалось нечасто, и поэтому на ее личной карте они были бы обозначены бледным пунктиром.

Ехать рано утром куда-то за двести километров по заснеженной трассе – ничего похожего в ее жизни еще не было, и Нина с любопытством рассматривала незнакомые места. Пригород остался позади, они оказались в центре. Пересекли мост, под которым белела замерзшая речка. Проехали по главной улице – разумеется, это была улица Ленина, которую в большинстве русских городов не успели, да и не собирались переименовать, – затем свернули в один из переулков, сделали круг и снова выехали к реке. Спешить было некуда, и, катаясь по городу, Ксения размышляла, как провести день.

– В общем, – сказала она, притормозив возле заведения с надписью «Пиццерия», – для начала позавтракайте. Гостиница забронирована, но не сидеть же в номере целый день. Тяни время, его у нас полно. Будут спрашивать – говори честно, что ничего не знаешь. Ладно, давайте.

Она махнула испанцам рукой и захлопнула дверцу.

Джип заурчал и, переваливаясь на темных волнах слежавшегося снега, покатил к шоссе.

* * *

Когда отдыхаешь после трехчасовой зимней дороги – на улице пасмурно, снег забился в протекторы и тает, круглая лужа расплывается возле ботинок, на столе кусок пиццы и кофе, а напротив квадратное во всю стену, от пола до потолка, окно – холодная с капельками воды стекляшка, – кажется, что мир – это то, что внутри: провинциальная кафешка со столиками. Обычная недорогая забегаловка, где народу полно, и все тихо гудят, как примороженные пчелы. В такой пиццерии каждому найдется место – представителям мелкого и среднего бизнеса, дворникам, уличным торговцам, студентам, менеджерам сетевого маркетинга, краснолицым деревенским здоровякам с большущими руками, тетке с комнатной собачкой, которая то и дело высовывает старушечью головку из сумки, и тогда тетка утрамбовывает ее обратно, нажимая сверху ладонью, как дрожжевое тесто в кастрюле.

На носу у дамы с собачкой – солнцезащитные очки, хотя солнца нет и в помине.

Пиццерия в центре Рогожина – это и есть весь мир.

Универсум. Ойкумена. Орбис-террарум. Эль-мундо.

В первую очередь, конечно, эль-мундо – с Ниной и испанцами, сидящими напротив.

А квадратное окно во всю стену – это как бы не мир, а нечто за его пределами. Аквариум для привлечения посетителей. Вместо воды – новенький снег. Вместо водорослей – деревья, белые, как будто их окунули в сметану. Вместо рыб – пешеходы и машины.

Нина осторожно разглядывает деревенских. Приехали в Рогожин по каким-то своим делам. Все-таки – крупный город, столица региона. Перед ними рюмки, наполненные чем-то прозрачным, а если внимательно приглядеться – отражение в каждой рюмке в точности повторяет пиццерию, Нину, испанцев, окно.

Все здесь какое-то странное, немного ненастоящее. Даже испанцы кажутся Нине особенными. Как бы не очень-то испанцами. Не вполне. Во всяком случае, они отличаются от тех, к которым Нина привыкла, пока жила в Барселоне. Конечно, Страна Басков – это тебе не Каталония. Роса почему-то отправилась в Рогожин в юбке, а не в джинсах, как путешествуют все нормальные путешественницы, и с накрашенным ртом – обычно европейки почти не красятся, тем более в дорогу, подрисуют изредка губы розовым, и все. А у этой две такие вишневые лодочки с темными бортиками. И зубы за ними мелькают. Белые. Бла-бла-бла – рассказывает Нине про свою испанскую жизнь.

Дует на остывающий кофе.

Белая сливочная пенка убегает от сложенного трубочкой рта на противоположный конец чашки, обнажая поверхность, черную, как зимнее море.

Еще чуть-чуть и выпрыгнет на блюдце.

Из-под чашки выползает пятно, расползается по салфетке.

В стеклянном аквариуме напротив – сумерки.

– Работаем в школе, – Роса откусывает пиццу и запивает кофе. – Я преподаю математику, а Хосе – химию. В основном дети иммигрантов. Арабы, марокканцы, но есть и литовцы, украинцы. Родителям кажется, что в Стране Басков устроиться легче, чем в Барселоне. Ясное дело, большинству не до математики.

Нина разглядывает Росу – красивые глаза, рот. Даже нос красивый. Нос в человеческом лице самая странная деталь, думает Нина: он неэротичен – да чего там, просто комичен, смешон. Зато стоит сосредоточиться и представить, что тебя окружают одни носы – и сразу становится весело! Важные птицы – задирают голову, кивают клювами. Но у испанки нос горделивый, тонкий, как породистый арабский скакун. Когда она говорит, кончик двигается вверх-вниз, и это завораживает, как будто перед Ниной отдельное разумное существо, а не просто чей-то там нос.

Супруг у Росы тоже тот еще фрукт – какой-то слишком внимательный и неулыбчивый для иностранца. Серый джемпер в ромбик и клетчатая рубашка. Молчит, буравит Нину глазами. Конечно, он еще ни разу не разглядывал русскую женщину вблизи. Сотрудницы консульства и обслуживающий персонал отеля не в счет. Нина – первая.

– Живем не в самой Памплоне, – продолжает Роса. – В поселке рядом. Вот, смотри…

Роется в сумке – такая лаковая дамская сумочка из кожзама, слишком кокетливая для европейской учительницы. Вытаскивает фотки, раскладывает перед Ниной.

– Наш пуэбло… Маленький городок, три тысячи обитателей. Ну да, по-вашему, наверно, деревня. А пятеро жителей уже погибли в терактах – одну я знала, торговка рыбой. Конечно, ужас. Передай мне еще кусочек пиццы, Хосе, кариньо… И что ты думаешь? – все поголовно поддерживают ЭТА! Мы с Хосе против – и представь, стыдимся об этом кому-нибудь сказать. А знаешь почему? Потому что ЭТА – национальный символ… Вот у каталонцев – Саграда-Фамилия, в Андалусии – фламенко. А Страна Басков? У нас – ЭТА. Нет, больше не надо – я по утрам мало ем…

– Правда, – Нина кивает.

Ей тоже при слове «ЭТА» вспоминается Страна Басков. И наоборот.

– У нас уже есть русский ребенок, – продолжает Роса. – Дочь, Эленита. Она из Новгорода. Очень переживает, что мы поехали в Россию без нее. Обещали взять с собой знакомиться с сестрой. А паспорт в марте истекает – с истекающим, говорят, нельзя. Первый раз слышу такую глупость! Ну ничего, – добавляет она. – Приедем в Россию летом на каникулы. Поживем в Рогожине, в Новгороде, будем гулять по старинным улицам, заходить в музеи, посещать рестораны русской кухни – пусть девочки попробуют «blini» и «borsh». Солнце – вот чего сейчас не хватает! Куплю себе платок с бахромой – «shal». Будем фотографировать монастыри, церкви с золотыми тыквами…

– С луковками, – машинально поправляет Нина.

– Что? – переспрашивает Роса.

Испанская «луковица» странно сочетается со словом «церковь».

– Золотые купола на церквях у нас называют луковками.

– А, – кивают испанцы.

– Послушайте, – внезапно говорит Нина. – Если вам понадобится переводчик или просто чтобы кто-то помог – звоните мне. Я оставлю свой телефон.

– Спасибо, – улыбаются испанцы.

– Я серьезно, – добавляет Нина. – Это не за деньги, понимаете? Бесплатно, как друг.

Друг – слово европейское. В России – знакомые, приятели, коллеги. По-испански все они – «amigos», друзья. Нина старается не употреблять лишний раз это непростое слово, но теперь ей нужно подчеркнуть, что она – своя, она сочувствует.

– Деньги за помощь не возьму, – поспешно добавляет она на всякий случай, чтобы они все поняли как надо.

Она не уверена, что Ксении по вкусу такие разговоры, и вообще – прошло слишком мало времени, чтобы сближаться с незнакомцами и предлагать услуги. Но Нину так умилил рассказ про русских сирот и золотые купола, что она не удержалась.

– Спасибо, Нина, – испанцы тронуты.

Пицца съедена, кофе выпит. А впереди еще целый день.

Звонит телефон. В трубке Ксения – она уже здесь. Нина не заметила, как серебристый джип причалил к тротуару.

Оделись, вышли на улицу. И тут же все рассыпалось – аквариум опрокинулся на них настоящей сыростью, всамделишным холодом, уличным шумом…

* * *

Центральная гостиница, куда их вечером привезла Ксения, представляла собой неряшливое строение с фасадом на вокзал.

Покормив испанцев ужином в гостиничном буфете, Нина взяла на рецепции ключ и поднялась в небольшой, пропахший куревом номер. Узкая кровать, стол, телевизор. Трубы отсырели и покрылись потеками ржавчины, в унитазе журчала вода, как в комнатном фонтанчике из тех, что продаются в цветочных магазинах, а в бачке что-то хрипло свистело. Под окнами тускло светили фонари. Улица выглядела уютной. Она была похожа на театральную декорацию. Казалось, где-то жгут костры, и от этих невидимых костров разливается мягкое оранжевое сияние. Над деревянными домами отвесно поднимался печной дым, сливаясь с небом, и казалось, небо стоит на столбиках. Нина открыла форточку, в которую ворвался ночной воздух. До нее донеслись звуки окраины, звон капель, падающих с крыш, шелест снега. Откуда-то прилетел собачий лай – издалека он казался почти нежным. Нина легла на кровать, привалилась спиной к твердой, как кирпич, гостиничной подушке и прислушалась.

День был долгим, пустым. Но он кончался. Его последние часы медленно ползли сквозь гостиничный номер, как огромный прохладный слизень – такие появляются летом после дождя на городских тротуарах.

Что же особенного в нем было, откуда взялась в Нине смутная непроходящая тревога?

Только много времени спустя она поняла, что это был за день. Оглядываясь в прошлое, она видела его как маленький стеклянный шар с домиками и снегом – снег лежит неподвижно, укрывая игрушечный город худым муравьиным одеялом, но стоит взять шар в руки – и взбаламученные снежинки взлетают и кружатся! Внутри шара скрывалось все Нинино будущее. Тысячи километром дорог, туго смотанные колесиком серпантина. Миллионы непривычных слов, которые ей предстояло произнести. Люди и события томились в его стеклянном толще, как спящие рыбины, закованные в лед.

И где-то в самом сердце шара крошечным иероглифом темнела смерть…

В тот вечер Нина еще не могла знать, что подходящий к концу зимний день был точкой невозврата.

Ни о чем таком она не догадывалась – ни о стеклянном шаре, ни об иероглифе.

Просто мерзла и тревожилась, привалившись к твердой гостиничной подушке.

Чтобы отвлечься и заглушить беспокойство, надела очки, вытащила из рюкзака вещи. Кипятильник, чашка, печенье в шуршащем пакете. Полотенце, зубная щетка. А вот и глянцевый журнал, который днем дала почитать Ксения, – увесистая скользкая книжища разъезжалась в руках, когда Нина торопливо пыталась свернуть ее цилиндром, чтобы запихнуть в рюкзак. Обычно такие журналы она не читала даже от скуки. В кровати перед сном, в метро, в универе в перерывах между занятиями – на любой случай жизни у нее было заготовлено серьезное, нужное чтение. Большой рюкзак – большая полноценная книжка, маленькая сумочка – Нина наскоро прихватывала какую-нибудь монографию с кафедры. Но в Ксенином журнале она еще днем обнаружила статью про Сальвадора Дали, о которой вспомнила только сейчас.

На развороте – репродукции известных картин: «Сон, вызванный полетом пчелы вокруг граната за секунду до пробуждения», «Предчувствие гражданской войны». Все это Нина помнила наизусть. Пробежала глазами текст. «…Гала, – рассказывалось в статье, – произнесла незабываемую фразу: “Мой маленький мальчик, мы никогда не покинем друг друга”. В быту они оказались почти идеальной парой, как часто случается с совершенно разными людьми. Из парижанки, находившей удовольствие в развлечениях богемы, Гала превратилась в няньку, секретаря, менеджера гения-художника, а затем и в хозяйку огромной империи, имя которой – Дали. Гала транжирила деньги направо и налево и делала это очень весело…» И дальше в том же духе. Любое повествование о Дали казалось Нине поверхностным, едва ли не бульварным: его дневники были темой ее неоконченной диссертации, и она без подготовки могла рассказать больше, чем любой глянцевый автор. За несколько лет материалов накопилось так много, что тема расплывалась, казалась необъятной и к тому же все время норовила дать побеги самостоятельных сюжетов. Нина уже с трудом понимала, какое отношение к ней лично имеет это громоздкое сооружение, выстроенное по чужим правилам, и постепенно, втайне ото всех, начинала им тяготиться.

«Нормальные люди пишут диссертацию быстро, – внушала ей мать. – Застрянешь, и растянется на годы».

На годы… Возможно, это как раз Нинин случай – ей уже скоро тридцать.

Она вздохнула и перевернула страницу. Знакомые черно-белые фотографии. Растиражированный Дали-символ, Король Мустафа с вытаращенными глазами. А вот ранняя фотография – Кадакес, море, застенчивый юноша отдыхает в кресле на берегу. У юноши усталые руки и тонкий профиль. Ножки плетеного кресла слегка вдавлены в сырой песок, и море тянется, стараясь лизнуть ботинки. Еще один известный снимок: берег, обнаженный Дали обнимает Галу – мечтательное, немного отстраненное лицо, как будто он не догадывается, что их фотографируют. Видно, как под мышками растут волосы. Интересно, подумала Нина: все фотографии черно-белые! Как будто Дали так и остался в первой, черно-белой половине своей жизни вместе с поплывшими часами, облачными слонами, с муравьями, вылезающими из хлеба. И еще – на берегах Ампурдана, в полоске скалистого берега, в дымке на горизонте. В небесной тверди – густо-синей, как масляная краска в ведерке. В темном облаке-бумеранге над морем.

Отложив журнал и закрыв глаза, Нина думала о диссертации, Дали, Ампурдане, а зимняя ночь, втекавшая в форточку, пахла камнями и солью Средиземноморья.

Снег кружился внутри стеклянного шара.

С вокзала донесся тоскливый вой электрички.

Нина спала.

* * *

Внезапно в номер постучали, кто-то осторожно повернул ручку.

Из-за двери показались Ксенины очки.

– Эй, не спишь? – зашептала Ксения. – Ничего, что я зашла? Ты дверь-то на ключ закрывай. Перепутает кто-нибудь спьяну и уляжется тебе под бок. Или деньги стырят.

– Я не знала, что нужно на ключ… Давно в гостинице не жила.

Ксения сняла кроссовки, мягкие и неслышные, как волчьи лапы, и плюхнулась на Нинину кровать, прямо на одеяло. Как была с улицы – распустив на шее вязаный шарф и не снимая куртки.

На этой странице вы можете прочитать онлайн книгу «Рыбы молчат по-испански», автора Надежды Беленькой. Данная книга имеет возрастное ограничение 16+, относится к жанру «Современная русская литература». Произведение затрагивает такие темы, как «проза жизни», «жизненные ценности». Книга «Рыбы молчат по-испански» была написана в 2013 и издана в 2013 году. Приятного чтения!