© Н.А. Дорендорфф, 2022
ISBN 978-5-0056-8732-6
Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero
«86 год по календарю де Индра1,
Местность за пределами Тенебриса2»
Холодный хирургический стол. Мне очень больно и некомфортно, хочется разреветься от злобы и обиды, но я держусь. Мне кажется, что люди, похитившие меня, недостойны моих слез. Я изо всех сил стараюсь выглядеть сильным, но с каждой секундой мне все сложнее и сложнее. Надо мной склоняется человек, седые волосы собраны в косичку, глаза стеклянные, его рот шевелится, но я не могу разобрать слов. Он берет мою голову, и я ощущаю резкий взрыв боли. Перед тем как окончательно отключиться, в сознании ясно отпечатываются слова: «Иногда сладкое забытье намного лучше горькой правды. Приятных грез».
Я влетел в жизнь с мыслью, что скоро умру и меня стошнило. Я безумно устал от этих снов. Нужно перестать запивать розовый лед3 алкоголем, иначе у меня окончательно съедет крыша. Я осмотрел все тело, убедился в присутствии необходимых для передвижения членов (когда я сказал про необходимые для передвижения члены одному своему товарищу, тот хохотал минут пять и назвал меня придурком, люди странные), попытался нашарить на тумбе пачку сигарет, но сознание пронзила грустная мысль: «Я же бросаю!». Зачем я снова решил бросить? Здоровье? Скорее я боюсь смерти и всего, что может к ней досрочно привести. Настырное, слишком яркое для глаз хронического алкоголика, солнце проникало в комнату даже сквозь закрытые шторы и словно специально подсвечивало остатки крабового салата в «Великом рвотном море». Нужно смотреть на вещи с должной нотой позитива. Я стараюсь придумывать названия неприятным вещам, чтобы смягчить их влияние на мое настроение.
Встал на ноги, потемнело в глазах и закружилась голова, я уже решил, что сейчас потеряю сознание, но, как только темнота немного прояснилась, прошло и головокружение. «По-медвежьи аккуратно» обошел то место, где мой желудок пару минут назад проиграл очередную битву (конечно же, я наступил в собственную блевоту, аллилуйя!) и направился в туалет, ясно осознавая, что потерпевший поражение в битве еще не проиграл войну. Белый кафель в ярком свете лампы неприятно резанул по глазам и заставил зажмуриться, я тряхнул головой и попытался умыться, смотря на мир одной третью глазных яблок из-под опухших, обидевшихся на туалетное освещение, век. Облился ледяной водой, чтобы хоть немного прийти в себя. Мои длинные волосы разметались в разные стороны и прилипли к телу (жуть как неприятно). Следом намочил высохшие глаза и хорошенько прополоскал рот. Чистить зубы лень, как, в общем-то, и бриться. Отвратительный привкус горечи во рту решил не покидать меня так быстро и продолжил вызывать новые спазмы в желудке. Я наклонился к крану и стал пить (вода не приносила никакого удовольствия и облегчения), снова намочил глаза, посмотрел на свое бледное лицо в зеркало и пошатываясь двинул к комоду: нужно одеться, мне холодно.
Деревянные полы лениво поскрипывали, сочиняя свою музыку в такт моим босым шагам, голые ноги противно ныли и умоляли поскорее укутать их в теплые носки. Я с удовольствием удовлетворил их просьбу, в процессе обнаружив дырки на больших пальцах (все как у людей). Черные джинсы в обтяжку, теплый серый свитер с горлом и старые замшевые кроссовки – мой выбор сегодня. Стало тепло и уютно. Теперь музыка скрипучих полов находила в моем сердце отклик, а не раздражение.
Моя квартира (если я имею право называть ее своей) большая и просторная, в ней четыре уютных комнаты, они обставлены антикварной мебелью (слишком антикварной, предметы интерьера буквально рассыпаются при прикосновении: все тут напоминает о том, что жизнь всего сущего на Земле конечна и безрадостна). В доме, само собой, имеются и более удачные квартиры, но я выбрал эту, потому что тут есть ванна и работает водопровод. На четвертом этаже, например, рабочий водопровод сохранился только в одной квартире, из-за чего возникает много забавных ситуаций. И еще у меня целых четыре комнаты, многие тут ютятся в одной/двух.
В моем «антикварном» (гниющем) комоде помимо старости и насекомых, имеются элегантные костюмы и дорогие туфли, оставленные тут предыдущими владельцами столетия назад. Туфли переливаются словно бриллианты своими лакированными пузатыми боками, а костюмы выглядят до ужаса стильно и необычно. Жаль только, что я не люблю такую одежду, ухаживать за подобными вещами и носить их, как по мне, неудобно, намного проще надеть футболку и джинсы. И все же для некоторых реликвий старого мира я иногда делаю исключение. В большом (и тоже слишком «антикварном») шкафу у двери висят платья и шубы. Периодически я надеваю их и не потому, что ассоциирую себя с женщиной… нет, просто ношение вещей противоположного пола не противоречит моей философии… Я вообще против разделения гардероба на мужское и женское. Такое разграничение кажется мне странным. Ну и несмотря на то что я не особо забочусь о своем внешнем виде, мне иногда хочется выглядеть необычно или даже… скорее вызывающе. Мне абсолютно непонятно, откуда во мне появилась такая потребность, но я даю ей себя проявлять, а она взамен не превращается в невроз. В этот раз я надел на свой теплый свитер короткую черную шубку с меховым воротником.
Пыльное зеркало в коридоре отражало бледного, худощавого, парня в несуразной шубке поверх грязного свитера: все так, как я и привык. Мне нравится разглядывать свое отражение, и я не вижу ничего предосудительного в этой любви: часто изучаю свои глаза, скулы, иногда подолгу оцениваю образы в одежде, реже просто рассматриваю себя без особой цели. Последнее обычно бывает, когда мне становится грустно, тогда я смотрю в зеркало и говорю сам с собой, воображая, что пыльное изображение – кто-то из моих друзей или знакомых. В одиночестве очень сложно победить тоску и грусть. Они только сильнее будут въедаться в сознание. Человек существо социальное, как ни безотрадно мне это признавать.
Нужно быстрее спускаться в бар, иначе есть риск соприкоснуться с лениво витающей по квартире грустью. Она как маленькая птичка. Птичка эта очень любит садиться на плечо в самый неподходящий момент и нашептывать всякие гадости: грусть-колибри… или может грусть-попугай? Колибри ведь боятся людей и не умеют говорить? А попугаи, наоборот, так ведь? Я совсем не мрачный человек, как может показаться из моих рассуждений, даже, напротив, часто бываю очень веселым, нужно только растормошить меня. Сейчас бы я с удовольствием чего-нибудь выпил и почесал языком о какой-нибудь заумной ерунде, чтобы немного отвлечься от реальности. Может нарушить правило и глотнуть пива в баре? У меня есть такое правило: три дня после пьянки не употреблять алкоголь. Может? А?
Я читал одну книгу… или повесть? Не помню. На протяжении всего сюжета главный герой пил, боролся с тошнотой и обещал себе, что больше никогда не будет брать в рот спиртное. Я тогда еще подумал, что со мной такого точно не случится. Не случилось? К чему шел, то и получил. А книга все равно интересная, правда, я совсем не помню кто ее автор. Все-таки в семнадцать я был намного более сообразительным.
Теперь точно пора спускаться: чем больше мыслей, тем объемнее грусть. Я поймал себя на том, что бесцельно смотрю в зеркало, разглядываю свою усталую бледную морду. Точно пора… Я живу на третьем этаже, пятиэтажного особняка. Четыре этажа заселены людьми, а пятый давно превратился в чердак, там мы храним всякое барахло. Дом этот очень старый, большая достопримечательность в прошлом. Во время Первой войны4 здание почти полностью разрушили. Некоторое время тут жили бездомные. Потом его приобрела семья Марселя, моего хорошего друга. Особняк отстроили и несколько десятилетий он был родовым гнездом, но со смертью деда Марселя поместье забросили. Марсель выкупил дом с торгов лет десять назад, но лутума5 на реставрацию ему не хватило, а, возможно, он не захотел его реставрировать. Однажды я нашел на чердаке бюст мужчины и унес его к себе в комнату. Марсель зашел ко мне после обеда и попросил помочь в баре. Когда он входил, на его лице играла ленная улыбка, но стоило Марселю увидеть бюст, как он сорвался, схватил его и с силой бросил на пол, после неловко извинился и вышел. Вечером того же дня я пытался выпытать у Марселя причину его поступка, но он лишь сказал, что на бюсте изображен его дед, и он не хочет больше об этом говорить.
Всего в поместье живет человек двадцать, некоторых из них я не знаю лично, почти как в настоящих многоэтажных домах. Например, в комнате «29» живет кто-то, но этот кто-то никогда не выходит наружу и лишь иногда стонет или громко кричит. В «15» комнате живет семья: муж, жена и двое детей, но они презирают всех нас и не общаются ни с кем, кроме Марселя. Мне кажется, что эта семейная пара не понимает людей вроде нас, мы для них слишком странные и вычурные, что-то вроде оживших музейных экспонатов. Для них привычные собеседники – такие же скучные прагматики как они. В этом нет ничего плохого, миру нужны скучные прагматики. Обычно они хорошие родители и порядочные граждане. Мы даже к лутуму относимся по-разному: скучные прагматики копят на счастливое будущее, а люди вроде нас тратят на невыносимое настоящее. На самом деле, я людей вроде себя боюсь: мы в любой момент можем умереть или убить, мы нестабильные и странные, сами себе не можем объяснить, кто мы такие и для чего живем. Размазанные ценности, возможность в любой день оказаться голодным на улице, траты на ненужные вещи… и, наоборот, полное пренебрежение всем тем, что люди считают полезным… Я был бы ужасным родителем, по крайней мере, мне так кажется. Я думаю, что в конце концов все вещи оказались бы в ломбарде, а мы с детьми и женой на улице… Я не хочу трудиться и чего-то добиваться, я не двигаюсь, я стагнирую и подолгу размышляю вместо того, чтобы делать… а прагматики творят историю уже сейчас, поэтому я преклоняюсь перед ними и без тени зависти уступаю возможность заселить планету себе подобными.
Я быстро сбежал вниз по лестнице (хотя предприятие это рискованное, легко можно провалиться). На втором этаже меня встретил Дохлый. Тощий парень с безумными серыми глазами, в кожаных штанах и белой майке, другой одежды за все годы я на нем так и не увидел. Он вдруг в тринадцать лет решил, что болен синдромом Коттара6. До этого Дохлый был абсолютно нормальным ребенком, можно сказать, что даже слишком нормальным: делал все как другие дети, практически под копирку, никогда не плакал, не капризничал. И вот, однажды утром этот обычный ребенок проснулся и заявил, что болен, стал избегать других детей и постоянно говорить о смерти. Его родители потратили последний лутум на врачей и таблетки, но это не помогло. Дохлый твердо стоял на своем: «Я трупак, дохляк, вы че не понимаете? От меня ж несет!» – говорил он всем. В конечном счете отец ушел из семьи, а мать постепенно смирилась и приняла парня таким, какой он есть.
– Привет, хрен моржовый, – Дохлый подошел и протянул мне руку. Как только я вытянул свою в ответ, парень показал мне средний палец и глупо захихикал.
– Ну здравствуй, засранец! – крикнул я ему в лицо и схватил его тощую, длинную лапу.
– Ты че? – он резко дернулся и попятился назад. – Ты весь в дохлятине теперь, в трупном яде! Я… я… не хочу причинить тебе вред! Ты совсем с ума сошел?! – закричал Дохлый и забился в угол.
– Ты вполне себе живой человек, идиот. Я бы посоветовал тебе обратиться к психиатру, но это уже явно не поможет.
– Это ты идиот, раз не видишь очевидных вещей. Вот… а еще ты выглядишь, как моя мама… зачем ты напялил на себя шубу? – Дохлый лихорадочно чесал свою лысую голову и тупо пялился на меня.
– Ну пусть я буду идиотом, уговорил. Да и с мамой твоей мы прям на одно лицо. Внимательный ты, однако.
– Одна шубка на двоих, – прошептал Дохлый в сторону и улыбнулся.
– Как скажешь, – я сел на перила и покатился вниз.
– Аккуратнее, нам еще один трупак тут не нужен, – донеслось мне напутствие Дохлого напоследок.
Стоя у двери на первом этаже, инстинктивно потянулся за сигаретой, но вспомнил, что все их выкинул. Дверь ведет в бар. Ну, мы так зовем это место. Скорее это банкетный (бальный?) зал в далеком прошлом. Большая комната с высокими потолками, Марсель обустроил тут все в стиле нуар, который полностью соответствует его внутреннему духу и настрою: темнота вокруг, лишь одна длинная барная стойка, подсвеченная парой тусклых ламп, выделяется из общего мрака. В зале, параллельно барной стойке, в шахматном порядке, располагаются шесть столиков. На каждом из них стоит светильник, и человек сам решает, хочет ли он выделить себя из тьмы или нет. Помимо светильника, на каждом столике лежат столовые приборы, пара журнальчиков (обычно о рыболовстве и охоте) и всегда стоит бутылка газированной воды. Также Марсель практически собственноручно сделал тут кухню, отгородив часть помещения. Дверка в нее находится за барной стойкой. На кухне обычно готовят только простые блюда: яичница с беконом, овсяная каша и т. д. Лишь изредка самые искусные кулинары среди нас берутся приготовить что-нибудь вкусное и более сложное на всех. Но если и берутся, то еды потом хватает надолго. В последний раз нам приготовили целый чан карри.
На этой странице вы можете прочитать онлайн книгу «Рефлексия», автора Н.А. Дорендорффа. Данная книга имеет возрастное ограничение 18+, относится к жанрам: «Триллеры», «Современная русская литература».. Книга «Рефлексия» была издана в 2022 году. Приятного чтения!
О проекте
О подписке