Глава 1. Звон колокольчика

Аглая прислушивалась к гнетущей тишине. Ночью беззвучие пугало. Она опасалась не услышать ровного дыхания сына. Тишина давила на неё, словно тяжёлый пресс. Безмолвие порождало страх и неуверенность в будущем. В голове всплывали трудные вопросы, которые мучили уже давно. Не зря ли она сражается? А может всё оставить как есть и не омрачать последние дни сына изнурительной борьбой?

Всё началось с нестерпимых болей в костях и суставах. К вечеру обычно поднималась высокая температура. Часто шла кровь из носа. Андрюшка сделался вялым. Он страдал от апатии, прежние увлечения перестали интересовать мальчика. На улице реже раздавался озорной смех Андрюшеньки. Мальчишка не играл в футбол и никого не приглашал в гости. Сон его испортился. Диагноз, который определила доктор Лидия Савельева, звучал неутешительно. Острый лейкоз. Зарождаясь, клетки неправильно развивались. Вместо здоровых лейкоцитов появлялись атипичные патогены. Лечение очень дорогое. Денег у Аглаи не нашлось. Из-за регулярных больничных ей пришлось уволиться из кондитерской. Для постоянных заказчиков Глаша пекла торты дома. Живущий в Америке, бывший муж Георгий Смирнов выслал необходимую сумму. Аглая приобрела лекарство, от которого зависело выздоровление сына. С неугасающей надеждой Аглая давала таблетки Андрюшке. Однако дни проходили, но болезнь не отступала. Лекарство заканчивалось, а вместе с ним и время. По ослабшему организму мальчика стремительно распространялись метастазы. Лейкемия накатывала волнами. Иногда становилось хуже, иногда лучше.

– Ты выздоровеешь, – шептала она, чутко наблюдая за его сном. Когда Андрей был младенцем, мать любила смотреть, как он спит. По детскому личику было понятно, какие грёзы посетили малыша.

В темноте, царившей в палате, Аглая рассмотрела, как ритмично вздымается грудь мальчика. Глаза шевелились под тонкими веками. Что снится Андрюшеньке? Она осторожно гладила его белоснежную кожу, лишённую волос. Аглая сбилась со счёта, сколько бессонных ночей провела у постели сына. В индивидуальном аду Смирновых круги лучевой терапии, перемежались с кругами таблеток. Мама уже была готова поехать в Сибирь к шаману, если медикаментозное лечение не даст результатов.

В безоблачный день, перед тем как лечь в больницу для проведения химиотерапии, семья Смирновых ненадолго вышла в парк на прогулку. Андрей обрадовался, когда ощутил весенний ветерок. Уже несколько дней лихорадка не беспокоила его. На бледные щёки вернулся румянец. Теперь удовольствие Андрюшке доставляли простые вещи. Первая радуга после майской грозы вызвала у сына искреннее восхищение. Мальчик любовался небесами и, кажется, забыл о недуге. Аглая купила мыльный раствор. В пять лет Андрюша обожал следить за путешествием волшебных пузыриков и нетерпеливо подгонял их.

– Мама, я уже взрослый! – с усмешкой напомнил Андрей. – Мне десять.

– Чей больше! – бросила она вызов и взболтала смесь.

Шар получился огромным. Хрупкая поверхность переливалась разными цветами, будто радуга. Задержав дыхание, Андрей внимательно следил за полётом пузыря. Тёплый ветер уносил его к небосводу. Но мыльный шарик Аглаи оказался легче и летел быстрее. Андреев пузырь, не добравшись до решёток забора, отделявшего территорию парка от автострады, лопнул. Андрей нахмурился. Задорная улыбка, напоминавшая, что он ребёнок, сошла с его лица. За миг мальчишка превратился в старика.

– И жизнь моя кончается, – пробормотал он и рухнул, как подкошенный на лужайку.

Аглая подбежала к нему и встревоженно осмотрела. Нет ли ушибов. Когда ребёнок болен лейкемией, любое падение для него опасно.

– Ты в порядке? – спросила она, пряча малодушие за неуверенной улыбкой. Глаша не хотела показывать сыну, что боится.

– Всё отлично, мама, – прошептал он и стиснул её похолодевшие пальцы. – Не беспокойся за меня. Скоро всё закончится.

В мальчишеском голосе слышалась безнадёжность. Андрей перевернулся на спину и устремил лукавые глаза в небо, словно там пытался разглядеть грядущее. Он мечтал однажды построить большой особняк, где будут жить мама, папа и кот Феликс. И хотя родители развелись, он верил, что они снова воссоединятся. Андрей так скучал по отцу, что даже держал при себе папин подарок – старинные карманные часы с золочёной цепочкой. И в моменты особенного волнения, радости или печали он крепко сжимал вещицу и чувствовал незримое присутствие отца.

– Да, всё кончится. Мы будем счастливы, – обещала Аглая и легла рядом с ним на молодую траву. Они вдыхали запахи свежести и влажной земли. Аглая легонько дотронулась до руки сына, и он светло улыбнулся. Вдруг она почувствовала удивительное единение с Андреем, будто вновь носила его под сердцем.

Всё окрасилось зелёным. Природа возрождалась. На деревьях распускались листья, поблескивавшие на сияющем солнце. Птицы возвращались с зимовки. Звонкий оживлённый щебет ласкал слух. Погожий день рождал в душе сладостное предвкушение перемен.

– Вот бы очутиться на море, – нарушив тишину, мечтательно произнёс Андрюша.

– Мы обязательно съездим в Крым. Попробуем розовое варенье, пахлаву и токмач, – говорила мама. – Закрой глазки и представь, что ты слышишь шум моря, далёкий гудок теплохода. Солнышко приятно касается твоей кожи.

Сын зажмурился, воображая отдалённый рокот прибоя. Над бурунами кричат чайки. Шесть лет назад на похоронах бабушки мальчик побывал в Отрадном, что раскинулось недалеко от Ялты. Мать оттуда родом. Южные края славятся галечными пляжами и туманной перспективой гор, покрытых буйной зеленью. Вспоминались мамины рассказы о детстве.

***

Внезапно Андрей разлепил веки и стал задыхаться. Бледно-зелёные стены палаты давили на него. Из чёрных широко распахнутых глаз потекли слёзы. Такие приступы случались часто, и Аглая почти привыкла к ним. Настолько, насколько можно привыкнуть к тому, что долгожданный ребёнок, вероятно, умрёт. Но этот припадок не заканчивался, напротив, боль становилась нестерпимой. Андрей согнулся пополам. Испуганная Аглая нажала на тревожную кнопку.

А дальше бег по коридору в палату реанимации. Мать держала его влажную, холодную ладошку.

– Мам, оставь меня, – прошептал Андрей побелевшими губами. Он боялся смотреть в глаза матери, боялся заметить в них слёзы. Ведь это он причина её страданий.

– Не смей так говорить! – воскликнула Аглая, запыхаясь, от быстрой ходьбы. – Мы приехали вместе и уедем вместе.

Он слабо улыбнулся и потерял сознание. Аглая повторяла его имя, которое так много значило для неё. Её ребёнок сейчас на грани жизни. И мать намерена отдать всё, чем владеет, лишь бы мальчик пришёл в себя, и его лицо озарила улыбка.

– Живее, – крикнула доктор Савельева. Взволнованный голос эхом разнёсся по больничному коридору, знававшему немало трагедий.

– Пожалуйста, очнись, – шептала Аглая и плакала.

Наконец, их разделили. Андрею предстояла ожесточённая борьба, в которой он стойко переносил все тяготы. Судьба испытывала Аглаю мучительным ожиданием. Ей оставалось нервно мерить торопливыми шагами холл поликлиники. Оглушающая тишина придавила непереносимой тяжестью. Было страшно и тоскливо. Аглая осталась наедине с размышлениями.

– Андрей Смирнов, десять лет, остановка сердца, – чётко отрапортовала Савельева и с тревогой посмотрела на реаниматолога Самойлову.

Выпив две чашки вечернего кофе, Евгения Самойлова чувствовала себя бодрой. Голова соображала ясно. Доктор приступила к искусственному дыханию и непрямому массажу сердца. Сигнал на экране отсутствовал. Воцарилась мертвенная тишина. Евгения не позволит пациенту уйти. В её смену никто не умрёт. Она взялась за электроды дефибриллятора и плотно прижала к худой, бледной груди мальчика.

– Разряд! – скомандовала Евгения.

Электрические импульсы прошлись по тоненькому телу. Андрей дёрнулся, но линия на мониторе прямая. Как же пугало отсутствие сигнала. Евгении хотелось оживить мальчишку. Он ровесник дочери. Любая человеческая жизнь – священный дар. Жизнь ребёнка бесценна, в ней заключено будущее.

– Я не отпущу тебя, – прорычала доктор Самойлова и вновь попросила разряда. – Вернись!

Она дождалась, пока коллеги отойдут от каталки, и приложила электроды дефибриллятора к телу мальчика. Медсестра готовила шприц с адреналином.

– Эй, приди в себя, – беззвучно проронила Евгения. Это не первая клиническая смерть в её практике, но обычно доктор Самойлова всегда выходила победителем из схватки с крылатым ящером. Женя представляла смерть именно такой – ящерицей, покрытой гнилостной чешуёй.

Короткие высоковольтные импульсы пробежались по нейронам и дали мощный толчок сердцу. Оно должно биться! На мониторе возникла желанная кривая изолиния. Синусовый ритм восстановился. Пульс сделался увереннее, мальчик дышал.

– Ты молодец, малыш! – обрадовалась Евгения и положила электроды к дефибриллятору.

Мальчик открыл глаза и созерцал, как медицинская сестра соединяла силиконовую трубку капельницы с катетером на его тонкой руке. По пластиковым сосудам в кровь поступали витамины и лекарства, которые поддерживали жизнь. Евгения Самойлова, понаблюдав за пациентом ещё полчаса, убедилась, что его состояние стабилизировалось. Она вышла в холл, где на скамеечке дожидалась мама Андрея Смирнова. Увидев доктора, Аглая встрепенулась и присмотрелась к лицу Евгении Степановны. Резкие черты придавали облику твёрдости. С какими вестями явилась доктор Самойлова? Упредив её вопрос, Евгения произнесла:

– Андрей стабилен. Мы ещё будем следить за ним. Поспите, вам пойдёт на пользу отдых.

Евгения села рядом. Обыкновенно она не задерживалась около родственников маленьких пациентов. И общалась с ними краткими фразами. Но одинокую и хрупкую женщину хотелось поддержать.

– Смерть приходит на рассвете, – промолвила Аглая, посмотрев на часы. Она прислонилась к спинке скамейки и устремила взгляд к лампам. Яркий свет жёг сухие глаза.

В этот час начинался восход, по земле плясали солнечные зайчики, за которыми, бывало, охотился Андрюшка, когда ещё не заболел. Он поднимался рано и будил родителей.

Евгения не знала, что сказать, как утешить мать и уменьшить горе. Любые слова кажутся незначительными. Ведь Женя остро переживала даже банальную простуду своей дочери. А здесь опасный диагноз – рак крови.

– Мне жаль, – тихо пробормотала она. И вдруг, поглядев на маму юного пациента, которого только что выдернула из цепких лап смерти, проговорила: – Но ведь надежда ещё есть.

И Аглая схватилась за ускользавший хвост удачи, будто утопающий за спасательный круг. Она была готова пробовать запрещённые методы, только бы сын прожил долгую жизнь. Когда онколог завершала осмотр, Смирнова задала вопрос, который не оставлял в покое.

– Есть ли ещё какие-то лекарства? Возможно, самые дорогие. Я готова даже почку продать, – произнесла Аглая и с горечью взглянула на доктора.

Самое тяжёлое в медицинской практике заключалось в общении с родственниками тяжелобольных детей. Иногда родные пациентов думают, что врачи всемогущи. В сильных руках ангелов в белых халатах заключена особая власть. Но, к сожалению, врачи не боги и существуют вещи им неподвластные.

Андрей сидел на кушетке и с грустью глядел в окно. Он уже привык к таким беседам и научился отгораживаться от неприятных размышлений о витавшей в воздухе смерти. Обычно Андрей вспоминал сложные термины из иллюстрированного справочника архитектора, подаренного мамой по случаю восьмого дня рождения. На ум пришла сооружённая полукругом, перекрытая своеобразным куполом ниша с затейливым названием – экседра. Мальчик украсит ею дом, о котором так грезит. Андрей загнул палец, вспомнив наименование. Определений должно быть десять.

– Пересадка костного мозга. В подобных случаях рекомендуют аллогенную трансплантацию от подходящего донора. Но его ещё нужно отыскать.

Сквозь Андреевы раздумья прорывались голоса реального мира. Мыслями он возвратился к архитектуре. Балюстрада – ограждение балкона или террасы.

– Большая очередь на донорские клетки, – говорила доктор Савельева, устремив светло-голубые глаза на пациента. – Анализы показали – вы не подходите для донорства.

Балясина – столбик на балюстраде. В Андреевых проектах балясины будут похожи на головы храбрых львов.

– Могут помочь родные, – с участием продолжала Лидия Валерьевна. Свет из окошка по-особенному падал не её нежное лицо, обрамлённое русым каре.

А на чердаке по замыслу расположится люкарна – оконный проём, украшенный лепниной.

– Нужно спешить, – мягко сказала Савельева. – Буду откровенна, шансов немного.

Аглая опустила голову. Она осознавала тяжесть положения, но часть души ещё не смирилась и не позволяла сдаться.

– Мой бывший муж скоро прибудет в Россию, и мы сделаем операцию, – с надеждой промолвила Аглая и скрестила тонкие пальцы.

– Будем ждать, – согласилась врач-онколог.

Андрей вспомнил только четыре названия из десяти… Значит, разговор закончился быстрее, а надежда уменьшилась.

В груди Андрюши тлел огонёк жизни. И Аглая всеми доступными средствами поддерживала его. Нужно дождаться приезда Георгия. Отчего-то она верила, что Смирнов спасёт сына. Это единственный шанс для исцеления Андрюшки. На прогулке, в столовой, палате Аглая часто смотрела на часы. Стрелки двигались медленно, будто нехотя. Ещё никогда ожидание не причиняло такой боли.

Стоял погожий день. Деревья, казавшиеся зелёными великанами, отбрасывали длинные тени на тротуары. В ажуре листвы озорно мелькало ласковое солнце. Но Андрей не мог выйти из больницы в сквер. Лидия Валерьевна объяснила, почему нельзя покидать стерильное отделение. Любая инфекция опасна для ослабшего организма. Андрюша на миг представил, что гуляет босиком по высокой мокрой траве в парке. И разум его наполнился спокойствием. Иногда Смирновы выходили из палаты, посидеть на скамейке в холле. Беседовали, ели сладости, читали фантастические рассказы и рисовали будущий дом, который сын построит, когда вырастет. В суровых больничных буднях находилось место для маленьких радостей.

– Вот вы где! Я, наконец-то, приехал! – раздался приглушённый маской, но такой знакомый голос со странным акцентом.

Аглая обернулась, увидела Георгия в медицинском халате и шапочке, и на мгновение удивлённо застыла. Она слишком ждала этой встречи.

– Папа! – встрепенулся Андрей, и, подскочив, бросился в объятия отца.

Пряча слёзы за непринуждённой улыбкой, Аглая наблюдала за ними. Георгий обрадовался не меньше сына. Они сели на скамью и не разлучались ни на минуту. Много разговаривали. К Андрею вернулась утраченная энергия, словно одним своим присутствием отец придавал ему сил. Мальчик понял, что папа не бросил их в момент отчаяния.

– Где твой чемодан? – поинтересовался Андрей. Он боялся, что Георгий обратится в мираж и растворится.

– Я остановился в гостинице, – отвечал отец и с гордостью дотронулся до лысой головы сына. – Умница! Стойко держишься.

Андрей зарделся от смущения, но потом улыбнулся и хлопнул себя по лбу.

– Я притворяюсь яйцом, – проговорил он, посмотрев на родителей.

Они рассмеялись и встретились взглядами, но быстро отвели глаза, чем походили на взволнованных подростков.

– Пойдём, я познакомлю тебя с лечащим врачом. Это замечательная женщина, – вставая, сказала Аглая.

Андрей соединил руки отца и матери, восстанавливая правильный ход событий. Мальчик считал, что это чудесно, когда мама и папа вместе. Зная, как для Андрея важен отец, Аглая не стала отнимать ладонь у бывшего супруга.

В кабинете онколога, всё так же держась за руки, они выслушали доктора Савельеву. Лидия объяснила, как будет происходить процедура. Врач говорила с ними аккуратно. С неиссякаемым оптимизмом она сказала, что шансы на выздоровление велики, если Георгий подойдёт в качестве донора костного мозга. Предстояло сделать лабораторные исследования, которые определят совместимость HLA-генотипов отца и сына. Георгий дал согласие пройти необходимые тесты и подписал документы.

Аглая и Георгий вышли из кабинета в холл. Молчание заполнилось невысказанными вопросами, которые порождали напряжение. Будто вот-вот разразится гроза. Бывшие супруги ожидали развязки истории.

– Ты не женился? – осторожно осведомилась Аглая, скромно пряча глаза.

Прошло больше шести лет с их последней встречи. Они расстались на минорной ноте. Но чувства ещё теплились в самом уголке души. Аглая пробовала жить дальше, как советовали друзья. Даже сходила на несколько свиданий. Но… Существование сосредоточилось вокруг Андрея. Она совершенно забыла о себе. А когда сын заболел, Аглая перестала улыбаться.

Глаша мрачно рассматривала мужа и будто не узнавала его. Георгий изрядно похудел и вытянулся. В волосах появилась седина, придававшая солидности. Ему недавно исполнилось сорок. Он старше Аглаи на два года. Умные карие глаза внимательно следили за женщиной, которую он любит. Она подарила ему прекрасного сына и десять лет совместной жизни.

– Нет, второй тебя не существует, – пристально посмотрев на жену, отвечал он.

Аглая рассмеялась, но в глазах блестели слёзы. В былые времена она ждала таких нежных слов, наполненных теплотой. Теперь первостепенно здоровье и судьба сына. Потеряло значение прошлое, не имело смысла грядущее. Важно только сегодня. Именно сейчас, когда её сын жив.

– Не нашлось такой же глупой женщины? – с натянутой улыбкой поинтересовалась она. В чёрных глазах, похожих на остывшие угли, замерла печаль. Аглая не утратила утончённого изящества. Фигура статная, как прежде. А на лице ни одной морщинки, словно время щадило её и не оставляло следов на мягкой коже.

В памяти Самойловых плёнка бытия отматывалась назад. Когда Георгия пригласили на стажировку в крупную IT-корпорацию Брукс Энтерпрайз, он переехал в Соединённые Штаты Америки. Талантливый программист Георгий Смирнов не стал упускать предоставленную возможность и получил вид на жительство. Аглая и Андрей поехали с ним, и год пытались укорениться на родине фастфуда и прогрессивных компьютерных технологий. Здесь всё было другим: воздух, небо, города и люди. Мужчины лучше адаптируются к сложным изменениям. Георгий превратился в Джорджа. Он быстро привыкал к новым обстоятельствам. Маленький Андрей-Эндрю учил английский язык и к четырём свободно разговаривал с другими детьми. Американцы не справлялись с загадочным русским именем Аглаи, поэтому она представлялась Эли. Немного освоившись на чужбине, она открыла в себе талант кондитера и устроилась в пекарню.

После отъезда Аглаи тяжело заболела её мать – Светлана Фёдоровна Кузнецова. Аглая немедля вернулась в Крым, родные края, по которым тосковала в Америке. Супруги Смирновы виделись часто. Георгий старался приезжать раз в неделю, потом раз в месяц. Через полгода его визиты стали редкими, а отношения с женой – прохладными. Аглая искала сладкой нежности, но объятия мужа сделались скорее официальными, чем интимными. И однажды, набравшись смелости, Аглая высказала, сакраментальную фразу, что уже давно витала в напряжённой атмосфере.

– Давай разведёмся! – произнесла она, после завтрака на террасе летнего дома Светланы Фёдоровны.

Георгий аккуратно поставил белую фарфоровую кружечку на блюдце. Его тоже посещали подобные тягостные мысли, но он был не в силах шагнуть навстречу переменам. Терпеливо вздохнув, муж промолчал, однако Аглая без слов поняла, каков его ответ.

– Сына буду воспитывать я, – твёрдо заявила Глаша. Он не увидел в её взгляде сомнений, лишь непреклонность.

С тяжёлым сердцем Георгий согласился. Уладив юридические формальности, он уехал в Нью-Йорк. Аглая и Андрей остались в Крыму до смерти Светланы Фёдоровны. После продажи дачи, они перебрались в Москву, где Аглая нашла вакансию в кондитерской. Узнав о страшном диагнозе сына, Георгий подумывал о возвращении в Россию.

– Ты не желаешь попробовать сначала? – с затаённой надеждой спросил Смирнов.

От удивления Аглая оцепенела и не проронила ни звука. Она не знала, сможет ли опять жить с ним, ведь их чувства уже не такие пылкие, как в самом начале. Можно ли восстановить утраченное доверие? Не то, что бы сердце Аглаи разбилось вдребезги после развода. Нет, расставание произошло мирно. И кажется, она не испытывала боли, только острое сожаление.