На переезд от с. Мереджи до перевала мы употребили всего три часа. Погода не на шутку изменялась к худшему, и вскоре вся окрестность потонула в густых массах облаков. Бывшие на нас легкие костюмы под напорами холодного северо-западного ветра заставляли уже нас пожиматься; пришлось обратиться к услугам увязанных в торока бурок.

Находясь на рубеже бассейна р. Фортанги, будет уместным сделать беглый очерк пройденной местности.

Верховья Фортанги составляются из двух главных истоков – западного, берущего начало у юго-западных свесов г. Муйты-кер близ с. Хай, и восточного – р. Мереджи, вытекающей из-под горы Борзанты. Горная область этой части бассейна слагается хребтами Кори-лам и Морд-лам и только что названными вершинами и их отрогами. Западная сторона течения р. Фортанги на всем протяжении обрамляется водоразделом между нею и системой р. Ассы.

Прорезав толщи твердых известняков, Фортанга у хутора Верхний Датых вступает в систему мягких глинистых сланцев, кое-где пробуравленных выходами рыхлого песчаника, заметно начинает уклоняться к северо-востоку и стремится в узком ложе в том же направлении до выхода на плоскость, в долину Ассы и Сунжи.

Наблюдая как главное ущелье Фортанги, так и боковые – ее притоков, мы заметим, что весь этот район не имеет более или менее резких повышений, возвышенных и открытых плато, а выполняющие бассейн хребты и их отроги расположены так, что дают возможность солнечным лучам обильно освещать местность и в то же время защищают верхние речные долины от холодных воздушных течений. Такой рельеф, по моему мнению, способствует более широкому горизонтальному распространению древесной растительности в этом бассейне по сравнению с соседним – р. Гехи: в то время как в последнем представители чернолесья (пород хвойных по ущельям р. Фортанги и ее притоков мне не случалось наблюдать даже единичными экземплярами) не переходят в общей массе параллели 42⁰ 56», по Фортанге они достигают 42⁰ 54».

Лесные богатства описываемой местности резко распадаются на две полосы: северную – до хребта Кори-лам, с господством тенелюбивого бука, и южную – с господством ценных пород, т. е. ясеня, дуба, карагача и липы, среди которых, как уже замечалось выше, бук и сопутствующий ему граб занимают второстепенное место. Нижняя (северная) часть доставляет лесные материалы на надобности плоскостных аулов и станиц, лежащих по нижнему течению рр. Фортанги, Ассы и Сунжи, в большинстве уже успевших снести свои общественные леса. Впрочем, рубка не заходит здесь слишком высоко по ущелью и далеко не достигает Нижнего Датыхского хутора, сосредотачиваясь, конечно, по самым доступным для вывозки местам как в главном, так и в боковом ущельях. Что же касается эксплуатации изобильно раскинутых природой лесных богатств выше названного хутора, то, можно сказать, она здесь совершенно отсутствует: попытки вызова отсюда ценных пород вниз по главному ущелью производились несколько лет тому назад и привели к отрицательным результатам: некоторые места ущелья р. Фортанги положительно непригодны для транспортирования тяжелых грузов, даже и в том случае, если их, как лес, тянуть волоком. Понятно, нет ничего невозможного, и недостатки естественные можно устранить теми или иными искусственными приспособлениями; но дело в том, что при проложении дороги здесь могут встретиться довольно серьезные затруднения, созданные природой: заключаются они в горных породах, из коих сложены хребты, обрамляющие ущелье. Я попутно уже указывал на оползни, сдвиги и т. п., какие встречаются по дороге от лесной караулки до солеварен. К этому, в подтверждение высказанного предположения, позволю себе привести еще некоторые мои наблюдения: верхний слой (почву) склонов составляет преимущественно суглинок и глина с примесью лесного перегноя и т. п., подпочву же этой части ущелья составляют мягкие глинистые сланцы и кое-где песчаники. После обильного дождя (а недостатка в них никогда не бывает) вода, просочившись через почву, смачивает ближайшие слои подпочвы, но проникнуть в них, уйти вглубь не может; в местах наклонных получается, таким образом, если сложно так выразиться, каток, по которому, вследствие тяжести своей, верхний слой – почва начинает скользить со всеми находящимся на ней предметами. Раз такое движение началось, оно уже не может остановиться и захватывает все большие пространства. При таких условиях полотно дороги не может просуществовать долго, если для закрепления его не принять соответствующих мер: оно будет сброшено или засыпано завалами. Поэтому я полагаю, что дорогу от караулки до датыхских соляных источников по ущелью Фортанги возможно проложить при обеспечении капитальных на нее затрат доходностью от эксплуатации леса – при наличности крупных предпринимателей-лесопромышленников и подходящих требованиях рынка.

На пути от перевала к сел. Ялхарой обращает внимание масса бугров из чистой извести (алебастра), местами сероватой, местами же совершенно белой; бугры эти нечто иное, как осовы, происшедшие от выветривания скалистых гребней; они начинаются недалеко от перевала и идут к ущелью р. Гехи, а часть их окаймляет с севера и ялхаройскую котловину. Верстах в двух за перевалом тропа дает разветвление вправо, в долинку безымянной речки – притока р. Акки-хи; в этой долинке приютилось маленькое тоже безымянное озерцо (ни на одноверстной, ни на пятиверстной картах оно не показано. Мне говорили, что по близости еще есть такое же озерцо (другой глаз!), но лично я его не видел), один из глаз озера-быка, что было у селения Амки (легенду о бывшем у с. Амки озере я привел в статье «Верховья р. Гехи» (см. «Известия» Кавк. Отдела Импер. Русск. Географ. Общ., т. XV, 1902 г., стр. 282), как говорят туземцы. Ближе к Ялхорою, вправо от дороги, в скалах заметны ряды пещер.

На переезд от перевала до селения было потрачено полтора часа при хорошей дороге. Не успели мы расположиться в доме старшины, как пошел дождь, мелкий, чисто осенний; температура сильно пала, и даже в комнате становилось прохладно не в меру. Мы выглянули на двор: все тонуло в непроглядной серой мгле. Наступили сумерки, хотя было только пять часов. При таких неблагоприятных условиях двигаться дальше не было возможности, – пришлось заночевать.

В Ялхорое я предполагал отпустить сопровождавших меня от начала пути объездчиков, рассчитывая, что сюда выедут навстречу другие, но мои предположения не оправдались. К печальной обстановке по случаю изменившейся погоды присоединилось еще и известие, сообщенное нам ялхоройцами, что дорога по ущелью р. Кей-чу очень испорчена дождями. Ялхоройцы советовали даже отправиться лучше на Евдокимовское через Галанчочское старшинство; но мне не хотелось отступать от заранее намеченного пути, и я решил идти в Кийское старшинство.

Утром 14-го августа я проснулся рано. Солнце еще не встало. Толкнув притворенные ставни, я, к немалому удовольствию, увидел, что погода за ночь вполне прояснилась, и безоблачное ярко-голубое небо не омрачалось ни одной тучкой. Хотя вся окружающая аул местность еще была погружена в предрассветный полумрак, я принялся будить своих спутников. Запасенными с вечера дворами скоро развели в очаге огонь, нагрели чайник и принялись за чаепитие. Пришел хозяин, которому был также предложен нами чай, и мы попросили его поторопить назначенного нам еще накануне проводника и привести с ночной пастьбы наших лошадей. Проводник нам был необходим: с хребта Юкъ-еръ-лам в Кийское ущелье ни я, ни мои спутники дороги не знали. Однако, как мы ни торопились, а тронулись в путь только около семи часов.

Я не стану описывать местность от Ялхороя и далее по Аккинскому ущелью: здесь мы шли знакомым путем, которым я следовал в свою поездку по котловине р. Гехи. Скажу только, что от башни Дисхи-воу мы свернули влево, перебрались через речку Акки-хи и стали подниматься на возвышенности, обрамляющие ее правый берег. Здесь, на одном из пологих бугров, у тропинки, обращает на себя внимание каменная плита-памятник с высеченным на ней крестом; в твердом песчанике совершенно ясно сохранилось его изображение: две пересекающихся под прямым углом линии, а на концах их четыре правильных круга. Плита имеет 1 арш. 10 вершков высоты над землею, 12 вершков ширины и 3 вершка толщины. Кроме креста никаких фигур не имеется. На мои расспросы как у проводника, так и у встреченных далее на сенокосе аккинцев я не получил никакого определенного ответа: все говорили, что ничего не знают о происхождении этого памятника.

Поднявшись на два небольших увала от речки, тропа выходит на небольшое покатое плоскогорье. Густая сочная трава длинными рядами ложилась под дружными взмахами косцов, которые, когда мы показались из-за пригорка, оставили работу и с любопытством осматривали наш караван, хотя, кажется, никто из его участников не представлял из себя чего-либо занимательного. Наш проводник, молодой парень, сомневаясь в исправности дороги по южным свесам Юкъ-еръ-лама, счел не лишним собрать у них некоторые сведения, и мы на минуту приостановились. Ответы косарей-аккинцев подтверждали опасения, слышанные нами от ялхоройцев, но добиться определенных ответов и указаний было нельзя.

Бросив тропу, мы пошли прямо по мягкому отлогому склону к гребню хребта. Пышный ковер суб-альпийских лугов покрывал все видимое пространство и, несмотря на сравнительно позднее время, еще ярко пестрел самыми разнообразными цветами. На этом же склоне нам встретилась небольшая мочажинная площадка, на которой во множестве торчали высокие стебли давно отцветших, полу-увядших желтых лилий. Освобожденные от удил и седоков, наши лошади с большим аппетитом уплетали на ходу сочную траву, и мы совершенно незаметно очутились на широкой седловине, а немного погодя перед нами раскинулась панорама глубокого Кийского ущелья. От перевала тропа пролегает вначале по пологим, как и только что пройденный по северному свесу, скатам на порядочное расстояние (около 2 ½ верст приблизительно). Довольно верным будет определение этой части южного склона хребта Юкъ-еръ-лам, что он представляет, начиная от гребня, широкие, но не высокие расположенные одна над другою террасы. Куда ни кинешь взгляд, нигде ни кустика: сплошная зеленая скатерть лугов, между которыми там и сям желтеют полоски созревших нив. Кое-где на нашем пути ячмень и пшеница были уже сжаты и лежали в снопах и копнах; здесь же шла уборка травы. У первой встречной партии косарей-кийцев мы приостановились и распытали о состоянии дороги, да, кстати, спросили, как нам отыскать старшину. Один из них, немножко говоривший по-русски, мешая свою родную речь с русскими словами, начал очень бойко объяснить, какого направления нам следовало держаться. Впрочем, из его пространной речи я только и понял, что «дорога очень яман, лоша нога парпал; желез нада!»…

По мере движения вниз склоны становятся круче. Кое-где нам начали попадаться признаки бушевавших здесь стихий: встречались свежие осовы почвы, намытые по скатам валики из мелко исколотого шиферного сланца, и, чем ниже, тем все в больших и больших размерах. Версты за полторы до сел. Нижний Кий нам пришлось пройти по едва заметной тропе, вновь набитой по тому-же обнаженному сланцу, с которого верхний слой почвы вместе с растительностью был сорван и сброшен вниз, к речке. Каждая ложбинка в своем устье была буквально заполнена продуктами разрушенной атмосферными осадками горной породы. Занятый окружающей картиной, я и не заметил, как перед нами выросло несколько башен и мы очутились на узенькой, с сильным уклоном, улице селения Нижний Кий. Когда наши лошади застучали копытами по уличным плитам, из-за углов и всевозможных извилин повысыпало немало ребят: все, выпучив глаза, безмолвно созерцали наше шествие. Не желая бродить наугад, я велел Ханиеву передать проводнику, чтобы он при всяком случае расспрашивал, куда нам лучше пройти, тем более, что наш чичероне, как это выяснилось, бывал в этих местах очень мало, не особенно твердо знал дороги, а после происшедших здесь пертурбаций мог и окончательно запутаться. Спустившись к самой речке Кий-хи и расспросив о дороге, мы отправились вниз, Маштарой (Маштархой), где имел место пребывание местный старшина. На всем пути по дну ущелья приходилось наталкиваться на картины разрушения. Дорога, действительно оказалась сорванной, и мы карабкались по крутым узким тропинкам, по осовам, перескакивали через трещины в почве, сдвинутой и навороченной в какой-то невозможный хаос. В лежавшем на пути селении Гимри, вследствие глубокого подмыва почвы, опрокинуло старинную высокую башню и разрушило дом из плитнякового камня. В этом селении мы повстречали родственника старшины, который и вызвался проводить нас до Маштароя. Идти берегом с лошадьми оказалось невозможным, и нам пришлось несколько раз перебираться вброд через речку; она мчится в узком каменистом ложе с высокими обрывистыми берегами; русло ее загромождено обломками плотного сланца, имеет не более 10—15 шагов ширины, сильно наклонено и, несмотря на обыкновенный уровень воды, местами очень затруднительна для переправы. Кое-где по не обсохшим берегам были видны следы полой воды: она поднималась на два с лишком аршина. Ущелье речки Кий-хи обрамляется с юга высокими крутыми склонами хребта Басты-лам, а с севера нижними уступами ЮКЪЕР-ЛАМА; дно его очень тесное и представляет собою каменный лоток, по которому и несется речка, вбирающая по пути массу притоков, спадающих с обеих сторон по боковым ущельицам.

К шести часам вечера мы добрались до Маштароя, состоящего всего из четырех дворов. Старшина, уже пожилой, но еще вполне бодрый старик, пригласил нас к себе. Через вымощенный каменными плитами тесный двор проследовали мы в дом. Убранство комнаты не представляло каких-либо особенностей, если не считать нескольких плетеных кресел, да разноцветных обоев, украшавших стены.

Как обыкновенно водится в горах, вскоре после нашего приезда комната начала наполняться посетителями: их, конечно, привлекало любопытство и вместе с тем обычай – посетить заезжих гостей, разделить время и заодно откушать в общей компании. Наш хозяин и один из пришедших довольно хорошо владели русским языком, и из их рассказов я узнал подробности катастрофы, имевшей место в Кийском ущелье под 21-е и 25-е числа июля 1902-го года. 20-го числа после полудня разразился страшный ливень, сопровождавшийся грозой и градом, который достигал величины мелкого куриного яйца и в короткое время укрыл землю сплошь толстым слоем. Ливень прекратился только к вечеру 21-го. Переполненная устремившимися в нее с крутых склонов дождевыми водами р. Кий-хи выступила из берегов и с ужасающею силою несла огромные камни. Шум от бушевавшей реки, ливня и града, беспрерывные удары грома и сверкание молнии должны были поистине представлять ужасную канонаду, повлекшую за собою много бедствий: забитый градом и напуганный гулом и грохотом скот метался, попадал в реку и погибал; таким образом унесло много овец, телят и коров. Из конского табуна, пасшегося на свободе по северным склонам Басты-лама, бросились с высокого обрыва в реку 32 самых лучших лошади, и ни одной из них не было возможности спасти. Много нив, частью сжатых, частью стоявших на корне, сено, луга, – все это с пластами почвы смывалось и или погребалось под насосами, или уносилось в речку. Со скатов в дома неслись целые ручьи, и многие из построек сильно пострадали. Таких грозных явлений не могут припомнить местные старики, насчитывающие себе далеко за полвека. Ливень повторился под 25-е июля, но с гораздо меньшей силой и продолжительностью, почему особенных бедствий не причинил. Интересно, что только Кийское и часть Аргунского ущелья служили театром для разбушевавшихся стихий, и они совершенно не коснулись как соседнего с Кийским Бастинского ушелья (по южную сторону хребта Басты-лам), так и котловины речки Гехи. Из рассказов Кийцев я, наконец подробно узнал, что по ущелью Кий-хи к речке Чанты-Аргуну, а также и по последнему до укрепления Евдокимовского дорога совсем уничтожена. Пройти этим путем не только с лошадьми, но и пешеходам невозможно, почему мне предстояло окончательно отказаться от заранее предначертанного плана.