Но два года – достаточный срок, чтобы поблекли воспоминания, и Людовик, уверенный, что своим нравственным очищением искупил все, бегал за кожаным мячом без малейших угрызений совести, и как раз на том самом месте, где они с отцом два года с месяцем назад слушали проклятия, изрыгаемые устами, к которым уже подбирался огонь…