Maurene Goo

The Way You Make Me Feel

© 2017 by Maurene Goo

© О. Медведь, перевод на русский язык

© ООО «Издательство АСТ», 2019

* * *

Моим родителям с любовью и благодарностью

 
Когда пальмы склонят верхушки,
Ты не посмотришь, каким я был жестоким,
Лос-Анджелес, и примешь меня обратно.
 

Rilo Kiley «Let Me Back In»

Глава 1

Бумажный самолетик был почти идеальным.

Ровные края, острый нос и правильный вес. Я подняла его и прикрыла левый глаз, чтобы нацелиться на сцену. Роуз Карвер – идеальная цель – и ее черная шляпка с короткими полями находились сегодня в прекрасной форме, лицо блаженно освещалось софитами. Она рассказывала про школьный бал, а я сосредоточенно слушала.

– Клэра, целься в лицо.

Мой взгляд переместился на сидящего рядом Патрика Кина. Он так сгорбился на сиденье, что касался подбородком груди, сложив в немыслимой позе длинные бледные конечности.

– Дурак, это не в моем стиле, – сказала я.

– Да, мы здесь ради смеха, а не слез, – прошептал с другой стороны Феликс Бенавидес. Затем, выгнув брови, посмотрел на меня, выжидая одобрения.

Эти двое знали, как убить шутку. Я окинула взглядом зал, проверяя, не смотрит ли кто из учителей, подняла самолетик и…

– Клэра Шин!

Я вздрогнула, бумажный самолетик со стуком упал к ногам. Голос доносился из колонок. Почему Роуз назвала мое имя?

Я поднесла руки ко рту и прокричала:

– ЧТО?

Мой вопрос отразился от обшитых деревянными панелями стен и высоких потолков.

Роуз закатила глаза и выдохнула в микрофон, отчего тот захрипел:

– Я только что сказала, что тебя номинировали на королеву бала среди одиннадцатиклассниц.

Она подняла листок и уставилась на него, не веря своим глазам.

Патрик и Феликс расхохотались и, вытянув руки через меня, дали друг другу «пять». О ГОСПОДИ.

– Я вас прибью, – прошипела я. Когда все начали на меня оборачиваться, в голове созрел план.

Роуз прокашлялась прямо в микрофон.

– Так, другими номинантами стали…

Я встала, и мягкое откидное сиденье с грохотом вернулось на место.

– Спасибо, Роуз! – закричала я. Она нахмурилась, затем прищурилась, чтобы рассмотреть меня. Я театрально вскинула руки. – И спасибо вам, учащиеся, за такую честь.

Я проговорила это громко и четко, а затем осмотрелась. Кто-то из учителей начал подниматься. Надо сделать все быстро.

– Спасибо, что впускаете в свои сердца. Теперь я обещаю: если проголосуете за меня, в Элизиан Хай будут предприняты все необходимые меры…

Меня перебил голос Роуз.

– Ты ничего не должна делать, если станешь королевой бала. Это же не выборы президента класса! – фыркнула она в микрофон. Будучи президентом одиннадцатого класса, она знала это как никто.

– Тем не менее, – грохотал мой голос, – я обещаю вам кое-что, когда стану королевой Кларой.

От такой импровизации меня охватило возбуждение, и тут в голову пришла мысль. Я жестом попросила Патрика передать мне рюкзак. Поймав его, я засунула руку в передний карман на молнии.

– Обещаю, что мы, девушки, не будем заложницами наших тел! У нас будут равные права!

Кто-то из девчонок зааплодировал.

Роуз снова заговорила:

– У нас и так равные…

– Поэтому, руководствуясь принципом феминизма… я обещаю, что У НАС ПОЯВЯТСЯ БЕСПЛАТНЫЕ ТАМПОНЫ! – прокричала я, выкинув в толпу зажатые в руке тампоны. Хорошо, что утром я купила новую упаковку, с желтым рисунком, для умеренных выделений. Они взлетели в воздух и приземлились на головы и колени сидящих вокруг нас. Пронеслась волна смеха, и девчонки вскочили с мест, чтобы собрать их с пола, преследуя укатившиеся по проходам. Парни начали кидаться ими друг в друга. Для наведения порядка поднялись и другие учителя. Роуз Карвер слетела со сцены.

Эта суматоха стала для меня как бальзам на душу, и я с триумфом окинула взглядом зал.

– Ты разве не рада, что мы тебя номинировали? – с улыбкой спросил Феликс, засунув в рот зубочистку. Он считал, что с зубочисткой во рту смахивал на Джеймса Дина.

Я пожала плечами.

– Стало интереснее.

– Клэра.

Я повернулась на голос нашего классного руководителя, мистера Синклера, и широко улыбнулась ему.

– Здравствуйте, мистер Эс.

– И тебе привет. Идем, я отведу тебя к директору.

Мистер Синклер был молодым симпатичным светлокожим преподавателем с мужественным подбородком и густыми светлыми волосами; он отвечал за порядок, потому что такого рода собрания всегда проводились во время классного часа. Повезло ему.

Патрик тихо присвистнул.

– Я пойду с вами, мистер Эс. – С этими словами он подмигнул учителю.

Мистер Синклер закатил глаза.

– Не в этот раз. Клэра. Идем.

Он поправил очки в светло-коричневой оправе – от такого незначительного занудного жеста на его уроках все впадали в экстаз.

Я схватила рюкзак и не спеша подошла к нему. Когда мы с мистером Синклером направились к дверям, учащиеся уже начали расходиться.

– Отличная выходка, – отметил мистер Синклер, пока мы петляли между выходящими из зала потоками учащихся.

– Я живу, чтобы угождать.

Он покачал головой.

– Ты еще не устала от наказаний?

– Нет, мне их всегда мало.

– Почему бы тебе не направить свое остроумие на учебу?

Как только мы вышли из здания, меня ослепило майское солнце Лос-Анджелеса, и я надела зеркальные очки-авиаторы.

– Вы хотите сказать, что я умная?

Не успел он ответить, как за нашими спинами послышалось мое имя. Я обернулась и скривилась. Роуз Карвер. Высокая, грациозная, с отработанными движениями, она быстро шла в мою сторону. Блузка с цветочным орнаментом была заправлена в джинсы, обтягивающие ее тонкие ноги, а выглядывавшая из-под шляпки стрижка пикси в выгодном свете демонстрировала утонченные черты лица. Роуз была похожа на некогда потерявшуюся дочь Обамы.

Когда она поравнялась со мной, пришлось задрать голову, чтобы посмотреть на нее, и это меня разозлило.

– Что? – спросила я.

Она была сосредоточена и настроена решительно. От нее исходила надменность.

Я ненавидела Роуз Карвер.

Она ткнула меня пальцем в плечо.

– Ты должна это прекратить.

– Прекратить что?

– Всю эту ерунду с королевой бала. Ты повеселилась. Тампоны, ха-ха-ха, – произнесла она, закинув голову назад. Затем снова пронзила меня своим взглядом. – А теперь сними свою кандидатуру и позволь победить тому, для кого это действительно важно.

От ее снисходительного тона мне показалось, что боги спустились на землю, дабы со мной заговорить. Я прищурившись посмотрела на нее.

– Ты имеешь в виду себя?

Она закатила глаза.

– Да. Ну, или кого-то другого.

– Ты такая великодушная, всегда думаешь о высшем благе, – произнесла я с улыбкой.

Она на секунду закрыла глаза, словно задействовала весь самоконтроль, который успешные балерины вроде нее, видимо, доводили до совершенства.

– Не для того я несколько месяцев являлась главой комитета по организации бала, чтобы ты превратила все это в фарс.

При мысли о нескольких месяцах, проведенных в заботах о бале, я начала задыхаться.

И встала на цыпочки, чтобы заглянуть ей в глаза.

– Я не стану извиняться за то, что ты впустую потратила часть своей жизни. – Ее глаза сверкнули, и я продолжила: – Знаешь, я думала отказаться. Но ты только что заставила меня передумать.

– Клэра, Роуз. Довольно, – сказал мистер Синклер. – Идем.

Перед уходом я похлопала Роуз по руке.

– Увидимся на балу.

– Ты ведешь себя как ребенок! – крикнула она мне вслед.

Не оглядываясь, я направилась по знакомой дорожке в сторону кабинета директора.

Глава 2

Всех хот-догов и острых читос в мире не хватило бы, чтобы насытить Патрика и Феликса. После неизбежного наказания я встретилась с ними в одном из супермаркетов «Севен-Элевен», который находился в районе Бульвара Сансет, в нескольких кварталах от Элизиан Хай.

Бульвар Сансет, несмотря на свою широкую известность в массовой культуре, не является гламурной улицей, по которой на кабриолетах разъезжают кинозвезды, хотя бы потому, что протягивается с самого пляжа. А это двадцать две мили. Он начинается у Пасифик-Кост-Хайуэй, проходит мимо коттеджей у Калифорнийского университета, ужасных клубов и комедийных баров в Западном Голливуде, туристических ловушек в центре, стрип-моллов с тайской едой и прачечными в Восточном Голливуде, фреш-баров и дорогих богемных бутиков в Сильвер-Лэйк и тянется до Эхо-парка – быстро отстраивающегося района с кофейнями и закусочными.

Когда я добралась до «Севен-Элевен» и вошла внутрь, меня встретил ледяной воздух кондиционера и электронный звон колокола. Патрик и Феликс вытряхивали из кошельков мелочь, чтобы расплатиться за хот-доги; с ними была девушка Феликса, Синтия Вартанян. Она сидела перед стеллажом для журналов, скрестив худые ноги в тонких черных колготках. Густые темные волосы были спрятаны под вязаную шапочку; она листала последний выпуск «Роллинг Стоун». Эта девушка – невыносимый сноб, считающий себя индивидуальностью из-за знания малоизвестных музыкальных фактов.

Мы с ней не ладили. Во-первых, мы с Феликсом встречались в девятом классе, и она до сих пор не могла с этим смириться. Во-вторых, мне всегда нравилось спрашивать ее про какую-нибудь группу, игравшую по радио. От нее требовалось много терпения, чтобы не начать разглагольствовать о популярной музыке.

– Привет, ребята.

Я бросила рюкзак рядом с Синтией, и она с натянутой улыбкой посмотрела на меня.

– Пожалуйста, не надо раскидывать свои вещи! – рявкнул Уоррен, неотесанный продавец с вечно жирными волосами.

Я открыла упаковку с кукурузными чипсами и закинула один в рот.

– Только если вежливо попросишь, сладкий.

Он покраснел, но промолчал. На самом деле Уоррену нравилось, что мы здесь тусовались. Однажды мы прогнали возможного грабителя, бросаясь в него конфетами и крича, пока парень не избавился от складного ножа и не убежал. С того дня появилось негласное правило, что нам позволено слоняться здесь, сколько захотим. И мы в буквальном смысле этим занимались – слонялись по «Севен-Элевен». Моя юность в итоге запомнится мне продуктами питания «Фрито-Лэй».

– Как дела, будущая королева бала? – спросил меня Патрик и откусил от хот-дога огромный кусок. Он, наверное, потреблял за день больше калорий, чем Майкл Фелпс^[1], но при этом выглядел, как готическое пугало.

Я кинула в его голову чипс.

– Спасибо за это.

Феликс сверкнул ровными белыми и слегка напоминающими вампирские зубами.

– Это был гениальный ход, придуманный в последнюю минуту.

Он, как и я, жил различными выходками и нарушением порядка. Невысокий и привлекательный, он практически представлял собой мужскую американо-мексиканскую версию меня, но с гораздо лучшей привычкой безукоризненно выглядеть. Именно это и погубило наши отношения – оказывается, когда оба в паре упрямы и легко начинают изнывать от скуки, все быстро становится утомительным.

Если что и связывало нас троих, так это легкость нашей дружбы. Никакой драмы или конфликтов. Мы существовали в тщательно сбалансированной экосистеме расслабленности, одновременно следя за тем, чтобы жизнь всегда была интересной.

И в обычной ситуации мы бы посчитали, что придется вложить слишком много сил, чтобы сделать меня королевой бала. Я посмотрела на Патрика и Феликса, которые втянули нас в это.

– Знаете, вам это вышло боком, ребята. Я собиралась отказаться, но после собрания на меня накинулась проклятая Роуз Карвер, – сказала я, усаживаясь на стойку возле кофемашины.

– Клэра!

Я отправила Уоррену воздушный поцелуй.

– Просто не даю ей остынуть.

Он фыркнул, но продолжил раскладывать сигареты.

Патрик нахмурился.

– И что сказала Госпожа Карвер?

– Что я должна отказаться от номинации, потому что мне плевать на победу.

Феликс плюхнулся рядом с Синтией и приобнял ее за плечи.

– А кому не плевать?

Синтия фыркнула и прижалась к Феликсу.

– Дуракам.

Феликс и Патрик засмеялись, а я издала короткий смешок. Шутки Синтии никогда мне не нравились, но я знала, что позже выслушаю от Феликса, если не сделаю вид, что мне смешно. Он всегда просил быть с ней милой, словно мы должны дружить хотя бы потому, что одного пола. Ну, или потому, что его язык побывал в наших ртах.

– Так что, мы это сделаем? Серьезно? – спросил Феликс.

Я кивнула.

– Ага. Отличная работа, придурки. Будем разгребать вместе.

– Хорошо. Значит, нам нужно разработать свою кампанию, – сказал Патрик, бросив в мусорку обертку от хот-дога. – Значки, слоган, все по полной мере.

Я почувствовала, как задергался глаз.

– По полной программе.

Он пожал плечами. Точность – не самая сильная сторона Патрика. Но он был веселым: смешил нас, издеваясь над собственным тощим телом, и потрясающе пародировал, да так, что однажды я описалась на школьном спектакле из-за того, что он сымитировал назальный голос актера, который на каждой гласной вибрировал из-за мокроты. С Патриком мне никогда не было скучно.

Я прислонилась к стене.

– А я могу просто быть милым лицом кампании?

– Считай нас своими менеджерами, – сказал Феликс, подкармливая Синтию кислыми мармеладками.

Пока Патрик и Феликс обсуждали, как выиграть корону, я листала таблоид про знаменитостей, заставляя Уоррена оценивать каждый наряд.

Только я вошла в нашу квартиру, как в нос ударил запах жареной рыбы. И хотя я всего несколько минут назад съела целую упаковку чипсов (вместе с лакричными конфетами), в животе заурчало от голода.

Играл хип-хоп девяностых; папа обмахивал полотенцем датчик дыма на кухне. Наша кошка Фло спряталась под диван, распушив, как енот, свой полосатый хвост и выставив его на всеобщее обозрение.

– Пап, пахнет так, будто здесь вылили все масло мира, – сказала я, распахивая окна, чтобы проветрить квартиру.

– Да ты прям поэт, малявка, – парировал он, засунул полотенце в задний карман и проверил сковородки, затем повернулся и растрепал мои волосы – длинные, непослушные и с потускневшей светло-лиловой краской на концах.

– Что на ужин? – спросила я и заглянула за его плечо.

– Жареный сом. Нашел крутой рецепт, для которого требуется кляр в духе KFC, – ответил он, накрыв одну из сковородок крышкой-сеткой.

Я взяла со стойки бутылку с рутбиром и сделала глоток.

– Эм, KFC^[2] – типа «Жареный цыпленок из Кентукки»?

– Нет, это «Жареная кукуруза в кляре».

Когда я засмеялась, в носу запузырился рутбир. Я закашлялась, и папа сильно ударил меня по спине.

Мой отец, Эдриан, всегда экспериментировал с рецептами. Он владел фургоном с едой, где по совместительству был поваром. Он работал в ресторанах еще до моего рождения, начав с должности мойщика посуды, когда эмигрировал сюда из Бразилии (кстати, «Эдриан» – это «Адриано» на американский манер). Самыми яркими воспоминаниями моего детства были вечера, когда он после поздней смены забирал меня у няни и нес спящую на плечах домой. Наконец, два года спустя, он накопил достаточно денег, чтобы открыть собственный фургон «КоБра» – слияние Кореи и Бразилии в прямом и переносном смысле. Мои бабушка с дедушкой преодолели путь из Сеула в Сан-Паулу – город, хорошо известный корейскими иммигрантами, где и родился папа. За несколько месяцев до моего рождения родители переехали в Лос-Анджелес. Еда была отражением папиного воспитания. Папино корейское лицо и английский с португальским акцентом всегда сбивали людей с толку. Но с женщинами – какая мерзость – это, наоборот, играло на руку.

И хотя фургон не завоевал дикий успех, у него имелись преданные поклонники. Но папа мечтал открыть ресторан. Он надеялся, что «КоБра» станет трамплином.

Я запрыгнула на стойку и теперь, размахивая ногами, наблюдала за его готовкой.

– Угадай, что?

– Что? – Он сбрызнул выложенные на чугунную сковородку зеленые бобы оливковым маслом.

– Меня номинировали на звание королевы бала.

Он озадаченно посмотрел на меня и неуверенно улыбнулся.

– Ты серьезно?

– Да, мою кандидатуру выставили Патрик и Феликс, так что теперь я среди номинантов. А значит, ребята могут решать, голосовать за меня или нет.

Папа рассмеялся, открыл духовку и засунул в нее сковородку с бобами.

– Ты? Королева бала? Я бы заплатил хорошие деньги, чтобы на это посмотреть.

– Да-да, знаю. И я не собиралась воспринимать все всерьез, пока эта чопорная гадина не потребовала отказаться. Поэтому я остаюсь в игре.

Он закрыл духовку, улыбаясь, выпрямился и вытер руки о полотенце.

– Ах, моя Клара вечно мутит воду.

Папа произносил мое имя иначе: Клара, а не Клэра.

– Конечно, – кивнула я.

– Когда бал?

Я пожала плечами.

– Не знаю. Вероятно, скоро, ведь учебный год почти закончился.

– Время пролетает незаметно, малявка. Поверить не могу, что в следующем году ты оканчиваешь школу. Ощущаю себя стариком.

Я фыркнула.

– Ты на двадцать лет моложе других отцов.

Папе всего тридцать четыре; я родилась, когда ему было восемнадцать – всего на пару лет больше, чем мне сейчас. Патрик называл нас «Девочками Гилмор».

– Ты каждый день прибавляешь мне годков, – сказал он, шлепнув меня полотенцем по ноге. – Накрой на стол.

Я взяла тарелки и направилась к круглому обеденному столу, устроившемуся в небольшом закутке нашей квартиры. Фло наконец покинула свое убежище и теперь терлась о мои ноги.

– А с тобой сегодня произошло что-нибудь настолько же грандиозное? – поинтересовалась я.

– Нет. – Он сделал паузу. – Вроде как.

Я отодвинула в сторону стопку счетов и конвертов.

– Уверен?

– Вивьен этим летом не может работать в «КоБре» – ей предложили стажировку на киностудии.

– Кошмар, – сказала я, отодвигая еще одну стопку конвертов.

– Теперь надо найти ей замену. Интересно, кого? – Он начал говорить нараспев.

– Прекрати.

Папа вздохнул.

– Попробовать стоило.

Отец пытался уговорить меня работать в «КоБре», как только открыл фургон. Но мне хотелось умереть от одной только мысли о нескольких часах, проведенных в жарком тесном месте. Хоть папа и превратился из неопытного юнца в мужчину с мечтой, я была рада и дальше в это не вмешиваться.

– Все будет хорошо, – утешила я его. И тут на глаза попалась яркая открытка.

Я сразу поняла, от кого она. На лицевой стороне был изображен оживленный рынок с красивыми корзинками и пестрыми тканями. При виде знакомого почерка на обратной стороне я не смогла сдержать улыбку. Большими округлыми буквами было написано:

Моя дорогая Клэррррра,

В следующую мою поездку в Марракеш ты просто ОБЯЗАНА поехать со мной. Это было невероятно. В отеле, где мы остановились… уф! В НОМЕРЕ фонтаны. Плитка чумовая. Я купила тебе несколько ШИКАРНЫХ побрякушек. А мужчины здесь не простаки.

Скучаю по тебе, дочка. Но СКООООООРО увидимся! Нас ждет Тулум!

X x x X x x x x X

Мэй