если мы действительно увидели безобразие того или другого греха, который нас держал в плену, если мы действительно содрогнулись до самой глубины души от того уродства, которое этот грех наложил на нашу душу, то мы можем прийти к такому состоянию, когда действительно его оплакиваем: не слезами глаз, а плачем сердца, потрясением всего нашего естества; и нам делается ясным, что больше мы к этому вернуться никогда не можем. И он говорит, что только тогда мы можем считать свои грехи прощенными.