© Иларион (Алфеев), митр., 2018

© Издательский дом «Познание», 2018

© ООО «РК Галерия», оформление, 2018

Предисловие

В Своей речи Иисус Христос часто прибегал к образам, сравнениям, заимствованным из повседневной жизни или из мира природы. Эти образы Он облекал в форму притч – иносказательных историй, в которых каждый слушатель мог открыть новый, более глубокий смысл.

В истории человечества не было другого учителя, который использовал бы жанр притчи столь же широко и последовательно, как это делал Иисус Христос. Унаследовав этот жанр от Ветхого Завета, Он расширил его возможности до такой степени, довел искусство притчи до такого совершенства, что никто из Его последователей – ни в первом, ни в других поколениях христиан – уже не обращался к жанру притчи. Мы не находим притч ни в книге Деяний, ни в соборных посланиях, ни в посланиях апостола Павла, ни в творениях мужей апостольских, ни в сочинениях Отцов Церкви, за редкими исключениями, которые скорее напоминают развернутые сравнения, нежели полноценные «сюжетные» притчи Евангелий.

Чем же так уникальны притчи Иисуса Христа? Небольшая книга, которую читатель держит в руках, призвана сжато ответить на этот вопрос на примере семи притч, которые апостол Матфей приводит в 13-й главе своего Евангелия, а также одной притчи из 4-й главы Евангелия от Марка. Все эти притчи посвящены одной и той же теме – Царству Небесному. В основу книги легла глава из нашего исследования «Притчи Иисуса», входящего в шеститомную серию «Иисус Христос. Жизнь и учение».

Глава 1
Поучение в притчах

Речь Иисуса Христа, помещенная в 13-й главе Евангелия от Матфея, получила у исследователей специальное название: «Поучение в притчах». Это поучение у Матфея включает четыре притчи, произнесенные Иисусом Христом из лодки: о сеятеле, о плевелах, о горчичном зерне и о закваске в тесте. За ними следуют три притчи, произнесенные в доме в тот же день: о сокровище, скрытом на поле; о купце, нашедшем жемчужину; и о неводе.

Притчи о сеятеле и о горчичном зерне содержатся также у Марка и Луки (Мк. 4:1–9 и 30–34; Лк. 8:4–8 и 13: 18–19), а притча о закваске – у Луки (Лк. 13:20–21). Из семи притч, вошедших в «поучение в притчах» у Матфея, три – о сеятеле, о плевелах и о неводе – снабжены толкованием, полученным учениками от Иисуса.

Ап. Матфей. Деисус со свв. Евангелистами (фрагмент). Миниатюра. Византия. XII в. (Монастырь св. Екатерины, Синай)

Все семь притч 13-й главы Матфея выстраиваются в единую цепь: каждая из них, имея самостоятельную ценность, одновременно является звеном этой смысловой цепи. К этой цепи следует прибавить притчу о семени в земле, которую Марк включил в поучение из лодки (Мк. 4:26–29). В итоге мы имеем собрание из восьми притч, произнесенных в один день.

Почему у Матфея и Марка поучение из лодки отличается по составу вошедших в него притч? Ответом на этот вопрос могут послужить слова, которыми в Евангелии от Марка завершается это поучение: «И таковыми многими притчами проповедовал им слово, сколько они могли слышать. Без притчи же не говорил им, а ученикам наедине изъяснял всё» (Мк. 4: 33–34). Эти слова указывают на то, что притч, произнесенных Спасителем в описываемом случае, было больше, чем тех, которые Марк поместил в свое Евангелие. У него их три, у Матфея четыре, при этом только две совпадают; в совокупности мы имеем пять притч, произнесенных из лодки. В реальности их могло быть намного больше, коль скоро Марк говорит о «многих» притчах. Выражение «сколько они могли слышать» указывает на продолжительное поучение, из которого в оба Евангелия вошли, очевидно, только выборки.

В Евангелии Марка поучение из лодки предваряется красочным зачином, позволяющим увидеть происходившее как на картине:

И опять начал учить при море; и собралось к Нему множество народа, так что Он вошел в лодку и сидел на море, а весь народ был на земле, у моря. И учил их притчами много, и в учении Своем говорил им: слушайте… (Мк. 1:1–3).

Гавань с проповедующим Христом. XVII в. Ян Брей гель Старший (Старая пинакотека, Мюнхен)

В Евангелии от Матфея мы видим аналогичную картину: выйдя из дома, Иисус сел у моря; к Нему собралось множество народа, так что Он должен был войти в лодку (Мф. 13:1–2). О том, что Иисус учил людей из лодки, упоминают только Матфей и Марк; Лука ничего не говорит ни о лодке, ни о море (Лк. 8:4). При этом у Матфея слушателями Иисуса являются ὄχλοι πολλοί («большие толпы»), у Луки ὄχλος πολής («большая толпа»), у Марка же ὄχλος πλε‹στος («еще бо́льшая толпа», чем та, о которой упоминалось прежде). У Матфея Христос «поучал людей много притчами», у Марка «учил их притчами много», а у Луки «начал говорить притчею». Употребление множественного числа в первом и втором случаях указывает на то, что читателю будет предложена серия притч, в третьем же случае приводится только одна притча и другие не следуют за ней без перерыва.

Указание Марка на «еще бо́льшую толпу» связывает поучение из лодки с двумя предшествующими эпизодами. В одном из них множество народа следует за Христом из Галилеи, Иудеи, Иерусалима, Идумеи и из-за Иордана, а также из окрестностей Тира и Сидона. Христос же говорит ученикам, «чтобы готова была для Него лодка по причине многолюдства, дабы не теснили Его». Марк далее поясняет, что «имевшие язвы бросались к Нему, чтобы коснуться его», а бесноватые падали перед Ним и кричали: «Ты Сын Божий» (Мк. 3:7–11). В другом эпизоде Спаситель представлен учащим внутри дома, где было так тесно, что ученикам «невозможно было и хлеба есть» (Мк. 3:20). Картина огромной толпы, окружавшей Христа повсюду, неотступно следовавшей за Ним по пятам, образы бросавшихся к Нему людей, вопли бесноватых – всё это резко контрастирует с той обстановкой, в которой начинается поучение из лодки.

Глава 2
Сеятель

Текст притчи

Притча о сеятеле является первой притчей Иисуса Христа, изложенной в Евангелии от Марка. Она также является первой самостоятельной притчей в Евангелиях от Матфея и от Луки, если не считать притчи о доме на камне и доме на песке, вправленной в Нагорную проповедь (у Луки – в «Проповедь на равнине»), и притчи о детях на улице, вкрапленной в поучение об Иоанне Крестителе. Наличие притчи о сеятеле у всех трех синоптиков и то положение, которое она занимает в каждом из трех синоптических Евангелий, заставляют нас начать анализ притч Иисуса именно с нее.

Притча о сеятеле. Фреска кафоликона монастыря на горе Фавор. XXI в.

Версия Матфея (Мф. 13:3–9) практически идентична версии Марка (Мк. 4:3–9). Вариант притчи, приводимый Лукой (Лк. 8:5–8), несколько короче. Приведем притчу в изложении Марка:

Вот, вышел сеятель сеять; и, когда сеял, случилось, что иное упало при дороге, и налетели птицы и поклевали то. Иное упало на каменистое место, где немного было земли, и скоро взошло, потому что земля была неглубока; когда же взошло солнце, увяло и, как не имело корня, засохло. Иное упало в терние, и терние выросло, и заглушило семя, и оно не дало плода. И иное упало на добрую землю и дало плод, который взошел и вырос, и принесло иное тридцать, иное шестьдесят, и иное сто. И сказал им: кто имеет уши слышать, да слышит! (Мк. 4:3–9).

Незначительные отличия между Евангелистами в изложении притчи касаются семени, упавшего при дороге: у Матфея и Марка его поклевали птицы, а у Луки оно «было потоптано, и птицы небесные поклевали его». Семя, упавшее на каменистую почву, по версии Матфея и Марка, быстро взошло, потому что земля не имела глубины, когда же поднялось солнце, увяло; засохло оно из-за того, что «не имело корня». У Луки семя, «взойдя, засохло, потому что не имело влаги». Упавшее на плодородную почву у Матфея и Марка приносит тридцати-, шестидесяти- и стократный плод; у Луки – «плод сторичный».

Для понимания контекста, в котором разворачивается действие притчи, необходимо помнить о том значении, которое имели для слушателей Иисуса такие основополагающие понятия, как земля, семя и терние. Это значение для современного человека совсем не всегда очевидно, в результате чего притча воспринимается как отвлеченное повествование, в котором рассказчик оперирует абстрактными, далекими от жизни понятиями. Мало кто из жителей современных городов хотя бы раз в жизни видел, как реальный сеятель разбрасывает семена на реальном поле. Сеяние и жатва давно уже стали механизированным процессом, да и с ним знакомы только люди, непосредственно занимающиеся сельскохозяйственными работами. Городские жители если и знают что-нибудь о труде сеятеля, то либо по литературным произведениям, либо по картинам Ван Гога.

Слово «земля» (эрец) для израильтянина было священным. Несмотря на сложную политическую ситуацию, евреи времен Иисуса продолжали жить в своей земле – той, которую Бог обещал Аврааму и его потомкам (Быт. 12:1–7). Эту землю евреи некогда с трудом отвоевывали у других народов; в нее они вернулись после долгого пребывания в Египте и сорокалетнего странствия в пустыне; затем они вторично вернулись в нее после вавилонского плена. Это была «земля отцов» и «родина» (Быт. 31:3; 48:21), к которой евреи были привязаны. Они знали, что хозяином их земли является Сам Бог; они – только пришельцы и поселенцы на ней (Лев. 25:23). Они помнили, что возделывание земли было изначальным призванием человека (Быт. 2:5, 15). Они также знали о прямой взаимосвязи между послушанием Богу и тем, как земля будет реагировать на человеческий труд:

Исполняйте постановления Мои, и храните законы Мои и исполняйте их, и будете жить спокойно на земле; и будет земля давать плод свой, и будете есть досыта, и будете жить спокойно на ней… Если же не послушаете Меня и не будете исполнять всех заповедей сих… то Я… сломлю гордое упорство ваше, и небо ваше сделаю, как железо, и землю вашу, как медь; и напрасно будет истощаться сила ваша, и земля ваша не даст произрастений своих, и дерева земли [вашей] не дадут плодов своих… Хлеб, подкрепляющий человека, истреблю у вас; десять женщин будут печь хлеб ваш в одной печи и будут отдавать хлеб ваш весом; вы будете есть и не будете сыты (Лев. 25:18–19; 26:14, 18–20, 26).

Слово «семя» присутствует только в версии Луки; в версиях Матфея и Марка семя не упоминается, однако подразумевается. Понятие семени (евр. зера‘ греч. σπέρμα) также имело богатую смысловую нагрузку. С одной стороны, семя – это то, посредством чего осуществляется процесс воспроизводства и размножения в растительном мире (Быт. 1:12). С другой стороны, термин «семя» применяется по отношению к конкретному потомку человека (Быт. 4:23; 21:12–13) и его потомству в целом (Быт. 22:17–18). Народ Израильский – это «семя святое», которое не должно смешиваться с семенем иноплеменников (1 Езд. 9:2). В иудаизме времен Второго храма образ семени иногда обозначал «остаток», который вернется в свою землю по окончании плена. Это возвращение в Псалтири представлено в образах сеяния и жатвы: «Возврати, Господи, пленников наших, как потоки на полдень. Сеявшие со слезами будут пожинать с радостью. С плачем несущий семена возвратится с радостью, неся снопы свои» (Пс. 125:4–6). Таким образом, семя – символ одновременно жизни, потомства и всего народа Израильского.