Michelle Zauner

Crying in H Mart: A Memoir

Copyright © 2021 by Michelle Zauner

© Богданов С.М., перевод на русский язык, 2024

© Оформление. ООО «Издательство „Эксмо“», 2024

Посвящается 엄마 (маме)

Глава 1. Плач в H Mart

С тех пор как мама умерла, я всегда плачу в H Mart

HMart – сеть супермаркетов, специализирующихся на азиатской кухне. H означает han ah reum, корейскую фразу, которая примерно переводится как «одна рука, полная продуктов». В H Mart стекаются стайки детей-парашютистов^[1], чтобы найти марку лапши быстрого приготовления, напоминающую им о доме. Здесь корейские семьи покупают рисовые клецки, чтобы приготовить ттоккук (суп из говядины и рисовых клецек) – обязательное новогоднее блюдо. Это единственное место, где можно найти гигантский чан с очищенным чесноком, поскольку только здесь действительно понимают, сколько чеснока нужно для приготовления блюд, которые едят ваши соотечественники. H Mart – это свобода от узкого коридора «этнического» отдела в обычных продуктовых магазинах. Здесь бобы Goya не поставят рядом с бутылками соуса шрирача. В H Mart я чаще всего плачу у холодильников с банчанами^[2], вспоминая вкус маминых маринованных в соевом соусе яиц и холодного бульона из редьки. Или в отделе замороженных продуктов, держа в руках упаковку с тестом для пельменей, думая обо всех тех часах, которые мы с мамой провели за кухонным столом, заворачивая в тонкие кружки начинку из свиного фарша с зеленым луком. Рыдаю в отделе бакалеи, задаваясь вопросом, неужели я до сих пор кореянка, если мне некому позвонить и спросить, какую марку кима^[3] мы раньше покупали?

Выросшая в Америке с белым отцом и кореянкой-матерью, я всегда полагалась на маму в том, что касается нашего корейского наследия. И хотя на самом деле она никогда не учила меня готовить (корейцы, как правило, отказываются от точного указания пропорций продуктов в рецепте и дают лишь загадочные инструкции вроде: «добавляй кунжутное масло, пока блюдо не станет на вкус как у мамы»), она однозначно воспитала у меня корейский аппетит. Это означало благоговение перед хорошей едой и предрасположенность к «заеданию» стресса. Мы были требовательны ко всему: капуста кимчи должна быть идеально кислой; самгепсаль^[4] – идеально хрустящим; супы обязаны быть обжигающе горячими, иначе их просто невозможно есть. У нас не принято готовить еду на неделю – это просто немыслимо. Мы анализируем свои желания ежедневно. Если нам хотелось есть кимчи тиге^[5] три недели подряд, мы наслаждались блюдом до тех пор, пока не возникало новое желание. Мы питались в соответствии с сезонами и праздниками.

Когда наступала весна и погода менялась, мы выносили походную печь на улицу и жарили полоски свежей свиной грудинки. В мой день рождения ели миёккук – сытный суп из морских водорослей, богатый питательными веществами, который рекомендован есть женщинам после родов, а корейцы традиционно едят его в дни рождения, чтобы почтить своих матерей.

Именно с помощью еды мать выражала свою любовь. Какой бы критиканшей или жестокой она ни казалась, постоянно подталкивая меня оправдывать ее ожидания, – я всегда чувствовала ее привязанность, излучаемую упакованными завтраками и блюдами, которые она готовила именно так, как я любила. Я с трудом говорю по-корейски, но в H Mart мне всегда кажется, что я говорю свободно. Я глажу продукты руками и произношу вслух – дыня чамуэ, дайкон танмуджи. Набиваю свою корзину всеми возможными снеками, глянцевая упаковка которых украшена героями знакомого мультфильма. Вспоминаю то время, когда мама впервые мне показала, как складывать маленькую пластиковую карточку из пакетов Jolly Pong и использовать ее как ложку, чтобы отправлять в рот воздушный карамельный рис. Он неизбежно падал мне на рубашку и разлетался по всей машине. Я помню закуски, которые, по словам мамы, она ела в детстве, и как я пыталась представить ее в моем возрасте. Я стремилась любить все, что она делала, стать ее полным воплощением.

Горе накатывает волнами и обычно накрывает случайно. Я могу с невозмутимым видом рассказывать о том, каково было смотреть на осыпающиеся в ванну мамины волосы или о пяти неделях, проведенных в больницах, но застаньте меня в H Mart, когда мимо пробегает какой-нибудь мальчишка, сжимая в обеих руках пластиковые пакеты с пвонгтвиги^[6], и я совершенно раскисаю. Эти маленькие рисовые фрисби были моим детством, счастливым временем, когда мама была рядом. Мы хрустели этими похожими на пенопласт дисками после школы, а они растворялись на наших языках как сахар.

Я заплачу, если увижу, как на фуд-корте корейская бабушка ест лапшу с морепродуктами, складывая головы креветок и раковины мидий на крышку жестяной миски с рисом своей дочери. Ее седые волосы вьются, скулы выступают, как выпуклости персиков, татуированные брови рыжеют, поскольку краска выцветает. Интересно, как бы в свои семьдесят выглядела моя мама, с такой же завивкой, как у каждой корейской бабушки, как будто это часть эволюции нашей расы. Я представляю, как переплетены наши руки, ее маленькое тело льнет к моему, пока мы поднимаемся по эскалатору к ресторанному дворику. Мы обе во всем черном, «в нью-йоркском стиле», – говорит она. Ее образ Нью-Йорка все еще уходит корнями в эпоху «Завтрака у Тиффани». В руке у нее стеганая кожаная сумочка Chanel, о которой она всю свою жизнь мечтала, вместо фальшивых, купленных на задворках Итхэвона^[7]. Ее руки и лицо слегка липкие от антивозрастных кремов, купленных в телемагазине QVC. На ней странные высокие кроссовки на танкетке, которые мне совсем не нравятся. «Мишель, в Корее такие носит каждая знаменитость». Она стряхивает ворсинки с моего пальто и неустанно меня критикует – плечи ужасно сутулятся, мне пора купить себе новые туфли, я обязательно должна начать пользоваться аргановым маслом, которое она подарила, – но мы вместе.

Если честно, я страшно зла. Я злюсь на эту старую кореянку за то, что она живет, а моя мать нет. Будто выживание этой незнакомки каким-то образом связано с моей потерей. Почему она сидит и ест острую лапшу тямпон, а моя мама – нет? Должно быть, другие люди чувствуют то же самое. Жизнь несправедлива, и иногда полезно в этом кого-то иррационально обвинить.

Порой я ощущаю свое горе как человек, оставшийся один в комнате без дверей. Каждый раз, когда вспоминаю, что мать умерла, мне кажется, что я сталкиваюсь со стеной, которую не сдвинуть с места. Выхода нет, есть только твердая поверхность, в которую я снова и снова врезаюсь, вспоминая о неизменной реальности – я никогда ее больше не увижу.

Супермаркеты H Mart обычно расположены на окраинах города и примыкают к торговым центрам с азиатскими магазинами и ресторанами, которые всегда лучше, чем те, что находятся ближе к центру. А мы ведем речь о настоящих корейских ресторанах, столы которых настолько ломятся от закусок банчан, что приходится играть в бесконечную горизонтальную дженгу^[8] с двенадцатью крошечными тарелками жареных анчоусов, острых огурцов и маринованных закусок. Это совершенно не похоже на унылую забегаловку азиатской кухни рядом с вашей работой, где подают болгарский перец в пибимпабе^[9] и окатывают ледяным презрением, если вы просите лишнюю порцию увядших ростков фасоли. Здесь все по-взрослому.

Вы сразу поймете, что идете в правильном направлении. Приближаясь к азиатским кварталам надписи на вывесках постепенно начнут превращаться в символы, которые вы либо можете прочесть, либо нет. Вот когда мои элементарные знания корейского языка подвергаются испытанию – как быстро я смогу прочесть буквы на ходу? Более шести лет каждую пятницу я посещала занятия центра изучения корейского языка «Хангыль Хаккё», и это все, чему я научилась: могу читать вывески церквей, офтальмологической клиники, банка. Еще пара кварталов, и мы у цели. Внезапно попадаешь в другую страну. Вокруг одни азиаты, разнообразные диалекты клубятся и переплетаются, как невидимые телефонные провода, единственные английские слова – это HOT POT и LIQUORS, да и те скрыты под иероглифами и графемами, а рядом с ними танцует анимешный тигр или хот-дог.

Внутри комплекса H Mart обязательно есть фуд-корт, магазин бытовой техники и аптека. Обычно встречается салон красоты, где можно купить корейскую косметику и средства по уходу за кожей с муцином улитки или маслом икры, или маску для лица, на которой написано «плацента». (Чья плацента? Непонятно…) Также там можно встретить псевдофранцузскую пекарню с некрепким кофе и множеством светящихся в темноте пирожных, на вид всегда намного лучше, чем на вкус.

Сейчас мой ближайший H Mart находится в Элкинс-Парке, городке на северо-востоке Филадельфии. По выходным я приезжаю туда пообедать, запасаюсь продуктами на неделю и, возвращаясь домой, готовлю что-нибудь на ужин из любых свежих продуктов, которые меня вдохновляют. В H Mart, что в Элкинс-Парке, два этажа. Продуктовый магазин расположен на первом этаже, а над ним – ресторанный дворик. Наверху множество ресторанчиков с большим разнообразием блюд. Один посвящен суши, другой – строго китайский. В третьем готовят корейские тиге (густые супы, которые подают в традиционных глиняных горшках тукпэги). Так ваш суп все еще будет кипеть в течение добрых десяти минут после прибытия на стол. Есть прилавок с корейской уличной едой, где подают корейский рамён (лапшу в стаканчике Шин с разбитым яйцом). Еще там есть приготовленные на пару гигантские пельмени со свининой и стеклянной лапшой, завернутые в густое, как для пирога, тесто. А еще – ттокпокки – жесткие цилиндрические рисовые клецки на один укус. Клецки варят в бульоне с рыбными палочками омук, красным перцем и кочудяном – сладко-пряным соусом, одним из трех основных соусов, используемых почти во всех корейских блюдах. И, наконец, мой личный фаворит: корейско-китайский фьюжн, где предлагают тансуюк (блестящую кисло-сладкую оранжевую свинину), суп с лапшой из морепродуктов тямпон, жареный рис и лапшу из черной фасоли чачжанмён.

Ресторанный дворик – идеальное место, где можно наблюдать за людьми, неторопливо уплетая соленый чачжанмён с толстой жареной лапшой. Я думаю о наших родственниках, которые жили в Корее, пока большинство из них не умерли, и о том, что блюда корейско-китайской кухни всегда были первым, что мы с мамой ели в Сеуле после четырнадцатичасового перелета из Америки. Через двадцать минут после того как моя тетя передавала по телефону наш заказ, звонок в квартире начинал гудеть «К Элизе»^[10] в формате MIDI, и к нам заходил человек в шлеме, только что сошедший с мотоцикла, с гигантским стальным ящиком. Он открывал металлическую дверцу и доставал тарелки с лапшой и жаренной во фритюре свининой с густым соусом. Полиэтиленовая пленка сверху была вогнутой и запотевшей. Мы снимали ее, распределяли по лапше крупные черные кусочки и поливали свинину блестящим, липким, полупрозрачным оранжевым соусом. Мы сидели, скрестив ноги, на прохладном мраморном полу, причмокивая и переговариваясь друг с другом. Мои тети, мама и бабушка болтали на корейском, а я ела и слушала, не в силах их понять, время от времени отрывая маму и прося ее перевести.

Интересно, сколько людей в H Mart скучают по своим семьям. Думают о них, возвращая свои подносы из разных кафешек. Находятся здесь, чтобы чувствовать связь и почтить эту связь с помощью пищи. Кто из них не смог вернуться домой в этом году или в течение последних десяти лет? Кто, как и я, скучает по тем, кто навсегда ушел из жизни?

За одним столом я вижу группу молодых китайских студентов. Они собрались вместе, сорок пять минут тряслись в автобусе и приехали сюда, в пригород чужого города в чужой стране, чтобы съесть суп с пельменями. За другим столом три поколения корейских женщин едят три разных вида супов тиге: дочь, мать и бабушка окунают ложки в тарелки друг друга, тянутся через подносы друг к другу, касаются лица друг друга, щиплют свои банчаны палочками для еды. И ни одна из них не задумывается о концепции личного пространства.

А вот молодой белый мужчина со своей семьей. Родители хихикают, пытаясь произнести название блюд из меню. Сын объясняет, какие блюда они заказали. Может быть, он находился в Сеуле на военной службе или преподавал там английский язык. Или он – единственный в семье с заграничным паспортом. Возможно, именно в этот момент его семья решит, что пришло время путешествовать и самим открывать для себя этот мир.

Азиатский парень обольщает свою девушку, знакомя ее с новым миром вкусов и текстур. Он показывает ей, как есть муль нэнмён, холодный суп с лапшой, который становится вкуснее, если сначала добавить уксус и острую горчицу. Он рассказывает, как его родители перебрались в эту страну, и он наблюдал, как мама готовит это блюдо дома. Она не добавляет кабачки, а заменяет их редькой. К соседнему столику ковыляет старик и заказывает самгетан, суп из тушки цыпленка, фаршированный рисом и женьшенем, который, вероятно, ест здесь каждый день. Звенят колокольчики, призывая людей забрать свои заказы. За прилавками женщины в защитных масках работают не покладая рук.

Это красивое, святое место. Кафетерий, полный людей со всего мира, оказавшихся в чужой стране, каждый со своей историей. Откуда они пришли и как долго путешествовали? Почему они все здесь? Чтобы найти калган^[11] в американском супермаркете и приготовить индонезийское карри, которое любит отец? Купить рисовые лепешки для церемонии чеса^[12], чтобы отметить годовщину смерти любимого человека? В дождливый день утолить жажду по ттокпокки, навеянную воспоминаниями о пьяном ночном перекусе в палатке с уличной едой в Мёндоне^[13]?

Мы не заговариваем об этом. Лишь обмениваемся понимающими взглядами. Сидим здесь в тишине, обедаем. Но я знаю, что все мы здесь по одной причине. Мы все ищем частичку дома или частичку себя. Мы ищем этот вкус в еде, которую заказываем, и тех ингредиентах, что покупаем. Потом расходимся. Мы приносим добычу в комнаты общежитий или на кухни в спальных районах и воссоздаем блюдо, которое невозможно было бы приготовить без нашего путешествия. То, что мы ищем, не встречается в Trader Joe's^[14]. H Mart – это место, где ваши люди собираются под одной благоухающей крышей, полные веры в то, что обретут здесь то, чего больше нигде не найдут.

В ресторанном дворике H Mart