Посвящается моей матери, Мэри. Спасибо за то, что ты всегда была самой лучшей матерью, о которой только может мечтать дочь.

Глава 1

Дэй Джеймс был известен как человек, у которого есть все, что душе угодно. Да и природа не обделила его: он был по-мужски красив и атлетически сложен. Он ездил на дорогих машинах, наслаждался обществом роскошных женщин и владел элитной недвижимостью по всему земному шару.

Джеймс начал свой бизнес с нуля, но благодаря упорному труду и твердости характера добился всего, о чем мог мечтать.

Дэй только что закончил деловой разговор по телефону, когда в кабинет вошла его мать. Прошлым вечером она прилетела из Северной Каролины в Лондон и остановилась у него, собираясь затем отправиться в Саутгемптон навестить старинную подругу.

Дэй улыбнулся.

– Что ты здесь делаешь в такую рань, мам? Я думал, ты еще спишь.

Его мать вошла в кабинет и уселась на один из диванов.

– Я должна поговорить с тобой перед отъездом. Дэй взглянул на часы.

Бизнес был для него на первом месте, за исключением случаев, когда речь шла о его матери.

– Конечно. Что случилось?

– Месяц назад я получила письмо от своего отца.

Дэй нахмурился, решив, что ослышался.

– От твоего отца?

– Я и сама очень удивилась.

– И чего он хочет?

– Увидеть меня.

Его дед выгнал дочь из дома за то, что она вышла замуж за мужчину, который ему не нравился, а спустя тридцать три года пожелал ее увидеть. Дэй отлично понимал, что это неспроста.

– Какая неожиданность, – пробормотал он.

– Он пригласил меня к себе на ланч.

Дом Ротмейеров, огромный каменный особняк, располагался в поместье площадью пятьдесят гектаров, в живописной сельской местности.

Дэй презрительно хмыкнул.

– Надеюсь, ты не собираешься принять его приглашение. Этот человек ничего для тебя не сделал, а теперь вдруг захотел увидеть. Одно из двух: или ему нужны деньги, или он умирает.

– Дэй! – воскликнула его мать. – Я не знала, что вырастила такого циника.

– Я не циник, мам, я – реалист. Сомневаюсь, что твой отец внезапно пожалел о том, что вычеркнул тебя из своей жизни. И если он не умирает, значит, хочет как-то использовать тебя в своих целях, помяни мое слово.

– Дэй, он – мой отец, – мягко произнесла мать. – И он первым сделал шаг к примирению. Я не знаю, как тебе это объяснить, но чувствую, что должна поехать к нему.

Дэй был человеком, который привык опираться на факты, а не на чувства, и считал, что его дед, Бенсон Грэйнджер, барон Ротмейер, слишком поздно спохватился для того, чтобы ждать поддержки и сочувствия.

Дочь нуждалась в его помощи много лет назад. Теперь он ей не нужен.

– Он сказал, что давно пытался найти меня, – сказала она.

– Но, судя по всему, искал не слишком усердно. Ты ведь не пряталась.

– Да. Но мне кажется, что в этом замешан твой отец.

Дэй прищурился.

– Почему ты так думаешь?

– Когда ты был еще совсем маленьким, и я верила в своего мужа, он как-то обмолвился, что мой отец всегда будет жалеть о том, что потерял. Я тогда не придала значения его словам, но теперь хочу выяснить, что он имел в виду. Мой отец узнал о твоем рождении только сейчас, и это я ему рассказала.

– Вот что: если ты решишь поехать, то поедешь не одна.

– Значит, ты считаешь, что мне следует поехать?

– Черт, нет! Я считаю, что тебе следует удалить письмо и сделать вид, что ты никогда его не получала.

Его мать вздохнула.

– Ты ведь один из его наследников, Дэй.

Дэй нахмурился.

– Мне на это наплевать. Я не хочу наследовать груду старых камней, которые потребуют кучу денег на свое содержание.

– Ну, дом Ротмейеров очень красив, но дело не в этом. Я думаю, что не должна была лишать тебя общения с дедом. Из родственников с моей стороны у тебя остались только дед, дядя и кузен Бекетт.

Дэй обошел стол и положил руку на нервно сжатые ладони матери.

– Посмотри на меня, мам. – Он дождался, когда она поднимет свои ясные голубые глаза. – Ты поступила правильно. Он мне не нужен. И никогда не был нужен.

– Он сильно изменился после смерти моей матери. Он никогда не отличался общительностью, но с тех пор стал настоящим затворником.

Дэй поднял бровь.

– Да он просто какой-то редкий самородок.

При этих словах на лице его матери вспыхнула улыбка. В свои пятьдесят четыре года Рэйчел все еще была ослепительно красива. Сумев избавиться от тягостных воспоминаний прошлого, долгое время омрачавших ее существование, она обрела радость жизни.

Именно поэтому Дэю так не хотелось, чтобы мать восстановила отношения со своим отцом, который долгие годы не вспоминал о ней.

– К тому же в нашей размолвке с ним есть и моя вина, – продолжала Рэйчел. – Я тогда была упрямой и вспыльчивой. Ведь он оказался прав насчет твоего отца, но я была слишком гордой, чтобы это признать.

– Ты не можешь во всем винить себя. – Дэй нахмурился.

– Я и не виню, но… – Она снова взглянула на него. – Знаешь, это очень странно, но незадолго до получения его письма я стала видеть сны, в которых возвращалась домой. Это словно предчувствие, тебе так не кажется?

Дэй верил в предчувствия не больше, чем в сказки.

– Мне кажется, тебе надо успокоиться. Я сделаю все, что от меня зависит. И даже поеду с тобой, если ты этого захочешь.

Она радостно улыбнулась в ответ.

– Я надеялась, что ты согласишься, потому что, когда я рассказала ему о тебе, он ответил, что хотел бы познакомиться с тобой.

«Вот только воссоединения семьи мне и не хватало», – подумал Дэй.

– И когда состоится этот ланч? – поинтересовался он.

– Завтра.

– Завтра!

– Прости, милый, я должна была предупредить тебя раньше, но до сегодняшнего дня не знала, смогу ли вообще рассказать тебе обо всем.

– Кто еще там будет?

– Я не знаю.

– Он снова женился? У тебя, случайно, нет мачехи?

– Нет, но он сказал, что у него будет гость.

– Женщина?

Его мать пожала плечами.

– Он не сказал. Мы не обсуждали этот вопрос.

– Это и не имеет значения, – отмахнулся Дэй. – Я попрошу Нину пересмотреть мой график. – Он нахмурился. – Мы выезжаем в…

Его мать покачала головой.

– Я обещала Тэмми, что приеду к ней сегодня в Саутгемптон, и уже не могу отменить встречу. Почему бы нам не встретиться в особняке Ротмейеров завтра около полудня?

– Ну, если ты этого хочешь. – Он сел за стол. – Я попрошу Марка отвезти тебя в Саутгемптон. Он останется там на ночь и завтра отвезет тебя в поместье Ротмейеров.

– Спасибо, Дэй. О таком сыне, как ты, можно только мечтать.

Она поднялась и обняла Дэя.

– Помни, что я на все готов ради тебя.

– Да, я знаю.

Почувствовав грусть в ее голосе, Дэй решил, что она думала о его отце. О той безумной жизни, которую они вели, пока он не умер. Дэю тогда было всего пятнадцать.

Конечно, его отца можно было бы назвать легкомысленным фантазером, который всю жизнь провел в погоне за мечтами, но Дэй склонялся к мысли о том, что отец был всего лишь мошенником, слабым и никчемным человеком. Единственное, чему отец научил Дэя, – это безошибочно отличать проходимца от порядочного человека.

Это умение пригодилось ему в будущем и помогло заработать такие деньги, о которых он раньше не мог и мечтать. А он о многом мечтал, живя в бедном квартале захолустного американского городка.

Дэй не привык подчиняться чьим-то правилам, жил своим умом и мало кому доверял. В восемнадцать лет он узнал об аристократическом происхождении своей матери и еще сильнее возненавидел семью, которая отвергла ее, вынудив надрываться на трех работах, чтобы свести концы с концами. Он не хотел встречаться с этими людьми и до сих пор не изменил своего решения.

Но он непременно встретится с ними, и не завтра, когда его мать приедет на ланч, а сегодня днем.

Если Бенсон Грэйнджер решил, что может хитростью втереться в доверие его матери, ему не поздоровится.

Не беда, что в его планы не входила поездка в Корнуолл, зато у него появилась возможность испробовать на дороге свою новую игрушку.

Жители деревни Ротмейер утверждали, что это лето – лучшее за последние тридцать лет. Приятные, теплые дни и светлые ночи с легким прохладным ветерком.

А в это время в особняке Ротмейеров, расположившемся в центре огромного поместья граничившего с деревней, Карли Эванс с трудом выбралась из бассейна.

– Тот, кто утверждал, что физические упражнения вызывают прилив радости и удовольствия, либо лгал, либо уже умер, – пробормотала она, обращаясь к пекинесу барона, который, словно грязный коврик, лежал в тени террасы и клацал зубами, пытаясь поймать пролетающих над ним насекомых.

Карли приехала в поместье Ротмейеров три недели назад. В свободное время она плавала в бассейне и выходила на пробежки, но по-прежнему чувствовала себя усталой и разбитой.

Работа личным врачом у пожилого барона Ротмейера стала для нее настоящей удачей. Через две недели барону предстоит серьезная операция, а пока Карли должна жить в его роскошном доме, наблюдая за состоянием своего пациента. А дом и поместье поражали своим великолепием.

Но скоро ей придется переехать. Впрочем, Карли не видела в этом ничего ужасного, потому что последний год, к великому ужасу своих родителей, вела образ жизни цыганки, переезжая с места на место.

При мысли об этом она скорчила гримасу и, перекинув через плечо свои длинные рыжие волосы, принялась выжимать из них воду. Еще совсем недавно Карли вела обычный образ жизни, работая в одной из лучших больниц Ливерпуля. Так было, пока однажды ее привычный мир не перевернулся с ног на голову.

Карли хорошенько вытерлась пушистым полотенцем, взяла телефон и устроилась в шезлонге у бассейна.

«Если ты не взглянешь смело в лицо своей проблеме, – сказал ей отец, – то постепенно начнешь делать из мухи слона». Проблема действительно была огромной, как слон, и, лишь когда она превратится в муху, Карли сможет подумать о возвращении домой. Карли обожала родной дом и родителей. И сестру. К горлу подкатил ком, ее снова захлестнули воспоминания о прошлом.

Карли проверила почту, в ней было два письма: одно от родителей, другое от старинной подруги из колледжа и из агентства «Странствующие ангелы», где она временно работала.

Открыв письмо из агентства, она прочитала, что они готовы предложить ей новую работу, когда она закончит дела в поместье.

Затем она перешла к письму от родителей. Они спрашивали, когда увидят ее и что она думает делать в будущем. Карли тяжело вздохнула.

Год назад ее красивая, добрая и общительная сестра умерла от редкой и агрессивной формы лейкемии. И как раз в это время Карли узнала, что ее невероятно успешный бойфренд изменял ей, вместо того чтобы поддержать в трудный момент.

Правда, она не просила Даниэла о помощи. Он был известным кардиологом и почти все свое время посвящал работе. Кроме того, Карли понимала, что в их отношениях не было настоящей теплоты и близости.

Он начал настойчиво ухаживать за ней, уважая ее как отличного специалиста, а она приняла эти ухаживания, потому что была польщена его вниманием. Потом заболела Лив, и все рухнуло. Дэниел не верил, что она так много времени проводит с сестрой, донимал ее подозрениями, обвинял в изменах.

И вдруг Карли узнала, что он сам ей изменял. Выяснилось, что все в больнице об этом знали, но никто ей ничего не сказал. Карли была раздавлена.

Почувствовав, что солнце начинает обжигать кожу, Карли подхватила с шезлонга шорты и обнаружила под ними изящный бархатный футляр, который, судя по всему, доставили сюда еще утром.

Девушка открыла футляр и замерла при виде роскошного рубинового колье, сверкавшего на голубой шелковой подкладке.

«В тон к твоим волосам», – было написано на карточке. Витиеватая подпись принадлежала внуку Бенсона, Бекетту Грэйнджеру.

Карли покачала головой, доставая колье из футляра. Ее волосы были огненно-рыжими, а не багряно-красными, как эти рубины.

Если он решил удивить ее дорогим украшением, то ему это не удалось. Карли была слишком практична, чтобы сходить с ума по роскошным драгоценностям, и все еще носила серьги-гвоздики с крохотными бриллиантами, которые родители подарили ей десять лет назад, к великому неудовольствию Лив.

Это колье явилось самым дорогим подарком из тех, что ей преподносили мужчины, а претендентов на ее руку и сердце было достаточно: пациенты, родственники пациентов, ее коллеги, теперь вот высокомерный внук Бенсона.

Однако, даже если бы ей не пришлось переживать трудный период после расставания с врачом, страдавшим комплексом Бога, Карли никогда бы не стала встречаться с Бекеттом. В этом мужчине было что-то неприятное. К тому же самомнение его было безграничным, когда Карли отказалась поужинать с ним, он едва не затопал ногами от злости.

Бенсон не хотел, чтобы кто-нибудь знал о его болезни, и Бекетт решил, что Карли – дочь одного из высокопоставленных друзей его деда. Однако это не помешало ему как-то вечером зажать ее в углу после нескольких рюмок спиртного, выпитых за ужином.

То, что Бенсон сообщил о своей болезни обслуживающему персоналу, а не Бекетту, скорее всего, говорило о том, что дед внуку не доверяет.

Да и, строго говоря, сейчас она вообще не желала видеть мужчину в своей и без того сложной жизни.

Отец убеждал ее, что необходимо принять решение, которое помогло бы ей вернуться к нормальной жизни, возможно, закончить учебу, ведь она собиралась стать хирургом, но Карли уже не знала, хочет ли она и дальше заниматься медициной.

Рубиновое колье она должна как можно скорее вернуть Бекетту.

В тот момент, когда Карли собиралась надеть рубашку, Грегори принялся яростно тявкать. Карли мрачно взглянула на нахальную собачонку. Девушка любила животных, но породистый пекинес Бенсона ужасно раздражал ее. Хозяин души не чаял в песике и вконец его избаловал.

– Что тебя так взволновало, мальчик? – строго спросила девушка.

Песик смотрел в сторону леса. Карли устремила взгляд туда же, отвлекшись лишь на мгновение. Этого было достаточно, пес тут же совершил свой излюбленный маневр, о котором ее предупреждали, – изловчившись, выскользнул из ошейника.

– Грегори, нет! – в замешательстве крикнула ему вслед Карли. – Ко мне. Черт, – выругалась она, глядя, как пес стремительно несется к изумрудной лужайке, его густая шерсть коричнево-черного цвета развевалась на ветру. – Немедленно вернись!

Ругая вздорного пса на чем свет стоит, она нацепила шлепанцы и бросилась за ним в погоню.