Чаепитие немного затянулось, и, взглянув на часы, я поняла, что опаздываю. Ещё немного, и мне не успеть на последний трамвай, а следующий будет только дежурный, через сорок пять минут. Если вообще будет.

– Елена Ивановна, мне пора, а то не успею на трамвай, –  виновато улыбнулась я, – встречаемся послезавтра?

Елена Ивановна, заохав, подскочила на месте, засуетилась, собирая меня в дорогу, как она всегда это называла.

– Мариночка, забери пироги, на работе завтра доешь. И яблочки. Бери, бери, не стесняйся, – руки Елены Ивановны слегка дрожали, да оно и неудивительно, в её семьдесят девять лет. Она торопливо затолкала мне в пакет оставшиеся пироги, конфеты, и, несмотря на мои возражения, пристроила сверху пару огромных краснощёких яблок. Попрощавшись со своей любимой пациенткой, я выскочила за дверь и, не  дожидаясь лифта, побежала вниз, неловко прижимая пакет к груди и стараясь не выронить яблоки.

На улице было темно и прохладно. Накрапывал мелкий дождь, и я боялась, что мои совсем лёгкие мокасины намокнут. Конец сентября, как можно бегать в летней обуви? Вдруг заболею, а это недопустимо, ругала я себя. У меня много обязанностей в больнице, где я работаю медсестрой. Ночные дежурства, подработки, пациенты, которых я навещаю на дому. Конечно, я устаю. Так много работать мне приходится потому, что я одна-одинёшенька на белом свете. Я выросла в детском доме и никогда не знала семьи. Об этом понятии я много читала и ещё больше мечтала.  Не сложилось… Хватит, тут же одёрнула я себя. Жаловаться и раскисать я себе не очень позволяла. Завтра у меня суточное дежурство в больнице, а сразу после него… Я не успела додумать мысль до конца – где-то вдалеке послышался звон приближавшегося трамвая.

Я прибавила ходу, невзирая на усиливающийся дождь и большие лужи, грязные брызги из которых несколько раз безжалостно окатили мои джинсы. Достать зонтик и спокойно идти к остановке сегодня не получилось, я слишком задержалась у Елены Ивановны. Подбегая к большому проспекту, я увидела, что трамвай ещё далеко,  и торопиться было уже не нужно. А вот и "зебра". Взвизгнули тормоза, и меня ослепили фары – большие глаза страшного чудовища. Джип был огромен и нёсся на какой-то немыслимой скорости. Он появился неожиданно, когда я уже ступила на "зебру". Удар был очень сильный, меня просто подкинуло высоко в небо, и я увидела, как яблоки падают и разлетаются в разные стороны. Небо, земля и страшные фары смешались воедино, и наступила тьма.

Придя в себя, я постаралась понять, насколько всё плохо. К моему удивлению, плохо мне не было. Ничего не болело, и я, приподнявшись, осмотрелась, а затем встала.

– Рентген показал перелом черепа, сотрясение мозга, переломы обеих ног и множественные рваные раны, – я  повернулась на голос и оторопела. На операционном столе лежала я! Точнее, это было моё тело, над которым колдовала бригада медиков. Подойдя поближе, я  ужаснулась. Мерзавец, мысленно обратилась я к водителю "крутого" джипа, ты убил меня. За что? В чём я виновата? Ты даже не остановился, когда сбил меня на пешеходном переходе. Ты просто поехал дальше, уверенный в своей безнаказанности.

То, что происходило со мной сейчас, было понятным, хотя и очень странным. Такие случаи часто показывали в фильмах, о чём-то подобном рассказывали люди, побывавшие в коме. И всё же мне не верилось, что это происходит со мной, вот прямо сейчас, в эту минуту. Я посмотрела на медиков. Операционная бригада мне понравилась. Хирург, анестизиолог, хирург-ординатор, две операционные сестры и ещё одна медсестра – все знали своё дело и работали качественно, спасая мне жизнь. Высоко в углу мониторы показывали число ударов моего сердца, ЭКГ и кровяное давление. Всё, что делали медики сейчас, было понятно. Год назад я закончила медицинский колледж с красным дипломом.

В операционной раздавались знакомые команды:

– Тампон…

– Пинцет…

– Отсосите кровь…

– Зажим…

– Очень много крови, – произнёс тревожно ординатор. Хирург кивнул и стал прижигать места кровотечений. Операция продолжалась. Я с интересом наблюдала за происходящим и почему-то совсем не боялась. Главный хирург – так я назвала симпатичного молодого человека, которого все звали Игорь Алексеевич, был великолепен в своей работе. Я любовалась им искренне и даже немного позавидовала медсёстрам, которые стояли совсем близко от него.

Рассматривая всё происходящее, я не сразу заметила, как приоткрылась дверь. В операционную вошёл кто-то ещё, встал рядом со мной, и я поняла – это Он. Сразу так поняла, потому что дела мои ухудшились. Медики отчаянно боролись за мою жизнь.

– Давление падает!

– Адреналин!

Хирург отдавал команды быстро, чётко и делал всё исключительно правильно. Я неплохо разбиралась в хирургии, так как страстно мечтала учиться в медицинском институте, мечтала помогать людям, спасать им жизни. С самого раннего детства. Но мне была не судьба стать хирургом. Приходилось много работать, чтобы хоть как-то себя обеспечить, а подрабатывать санитаркой я начала ещё на первом курсе мед.колледжа. Тут уж не до серьёзной учёбы в медицинском институте. И спасать доводилось бездомных собак и кошек, и то, чтобы они не умерли с голоду зимой.

– Ты хочешь вернуться? – услышала я, – думай быстрее, счёт пошёл на секунды.

Счёт действительно пошёл на секунды.

– Дефибриллятор!

Моё тело подпрыгнуло на столе, но прямая линия и противный писк монитора означали остановку сердца, и ситуация не менялась.

– Увеличить разряд!

Я посмотрела на Него.

– У тебя есть возможность вернуться к жизни, твой путь ещё не окончен. Но ты можешь остаться здесь и быть помощником. Выбирать тебе.

Говорят, что в особенные минуты вся жизнь человека проносится у него перед глазами. Быстро, за несколько секунд. Мне вспомнились моменты раннего детства – как мальчишки отнимали сладости, которыми изредка нас угощали в детдоме. Как мой белый бантик исписали фломастерами, и я ревела весь вечер, а пришедшая на работу ночной воспитатель вместо того, чтобы пожалеть меня и успокоить, оттяпала ножницами мою косичку. Правда, потом она долго оправдывалась и утверждала, что только так можно было прекратить истерику, иначе дело могло дойти до психиатра. В знак примирения она принесла мне большой пакет, полный шоколадных конфет. Это было целое богатство! Я могла жить, как королева, несколько дней – конфеты были нашей твёрдой валютой, которая никогда не дешевела. Как сигареты и спиртное в старших классах. Но я отнесла конфеты мальчикам. Тем самым, что постоянно отнимали у меня сладости.

Они сначала ничего не поняли, но я повторила:

– Возьмите. Мне не нужно.

Главным среди них был рыжий веснушчатый Колян, по прозвищу "Дым" – наверное, потому, что курить он начал с семи лет, был отчаянным драчуном и забиякой, но всегда горой стоял за справедливость в серьёзных вопросах.

– Чего тебе, малявка? Иди отсюда, пока не получила по шее. А косичка твоя где?

Впервые со слезами на глазах я коротко рассказала, где моя косичка.

– Вот сволочь, – монотонно произнёс Колян, подразумевая воспитательницу, так безжалостно расправившуюся с моими волосами, – ты иди к себе. И успокойся, не плачь. Нам конфет не надо, мы же мужики.

– Нам бы водочки или коньячку, сигарет, шампанского, – кривляние мальчишек сейчас не было издевательским, и я, не зная, что делать, продолжала стоять.

– Иди, – повторил Колян, – пацаны, а давайте…

Воспитательницу долго травили и изводили, пока она не догадалась уволиться от греха подальше. С тех пор Колян немного опекал меня, делая это незаметно, потому что такие вещи у нас нисколько не приветствовались. Каждый должен был доказать сам, чего он стоит на самом деле.

Всё, что проносилось сейчас у меня перед глазами, было постоянной битвой, в которой помощи практически не было. Я – никому не нужная детдомовка. Мало кто помогал мне, лишь в старших классах, когда к нам в детдом пришла Антонина Петровна, всё понемногу стало улучшаться. И уже никто не обзывал меня и ни разу не ударил из-за моей хорошей учёбы. Антонине Петровне было тяжело бороться с непрекращающейся бюрократией и ненужной демагогией чиновников. Боролась она, не опуская рук, и я всегда брала с неё пример. Но сейчас брать пример мне не хотелось ни с кого. То, что произошло недавно, заставило меня взглянуть на жизнь по-другому.

"Ты никому не нужна, поняла? И мне тоже! Дура девственная, корчит из себя недотрогу. Двадцать один год скоро, а у тебя мужика не было. Знаешь, почему? Потому что ты никому не нужна. Таких, как ты, отстреливать надо. Прямо в детдоме!"

Я нанесла ему сильный удар по лицу и еле успела увернуться от ответного. Спасаясь бегством, я впервые подумала, что не хочу жить. Почему он так со мной, рыдала я весь вечер и ещё несколько дней. Наверное, я сама была виновата во многом. Нельзя было доверять мало знакомому мужчине. Но он так ухаживал… Он просто вскружил мне голову. Мои немногочисленные подружки, жёстко битые жизнью, как и я, жутко мне завидовали. Ещё бы, встретить принца на белом коне! Я была счастлива и потихоньку готовилась к свадьбе. Ну, это я одна, конечно, готовилась, разглядывая подвенечные наряды и, особенно, фату. Она символ чистоты и невинности. Я мечтала, как её снимет с меня муж в первую брачную ночь…

Подружки называли меня наивной дурой, иногда ещё похуже, убеждая, что принцев нет,  а современным мужчинам начхать на символ невинности и вообще на невинность.

– Ладно, –  согласилась я, – допустим. Но я всё равно не хочу становиться женщиной просто так. С кем попало.

Девчонок это раздражало, и, наконец, одна подружка сказала, что мне надо подороже продать свою девственность, а на вырученные деньги пригласить их всех в хороший ресторан или ночной клуб. Я шутку оценила.

Отношения с Андреем развивались стремительно, домой в мою крохотную хибарку он не напрашивался, но предложил поехать отдохнуть, а потом всё решать с нашими отношениями.

– Ты тогда познакомишь меня с родителями? – наивно спросила я, с трепетом ожидая ответ.

– Конечно, – уверенно ответил Андрей, нежно целуя и страстно прижимая меня к себе, – я просто с ума схожу по тебе. А эта твоя родинка…так и целовал бы её. Хочу, чтобы ты была рядом со мной всю жизнь!

Смущаясь, я дала согласие поехать с ним на турбазу в ближайшие выходные. Ведь только что он сделал мне предложение! Гроза разразилась в пятницу вечером, накануне поездки. Мои подружки принесли доказательства, что Андрей женат, а его супруга ждёт второго ребёнка. Беременность проходит тяжело, она лежит в отделении патологии не первый раз, интимные отношения с мужем  категорически запрещены.

– Вот он и гуляет направо и налево, понимаешь? С женой нельзя, а он молодой, да и кобель, как все мужики, – вынесли вердикт  девчонки, – да и плевать на него! Давайте вечером соберёмся, пива попьём.

Им было меня не понять. У меня только что разбилась жизнь, я столкнулась с ужасным предательством, и оно оказалось больнее всякой физической боли.

Я вспомнила, как в детстве мне не раз разбивали нос, как три девчонки в старших классах избили меня за то, что я сдала вовремя сочинение по литературе и наотрез отказалась делать это за них. Антонина Петровна долго пытала меня, кто сотворил такое, но я твёрдо стояла на своём – упала с лестницы. Я просто упала с лестницы! Любая боль теперь казалась мне легче, чем предательство любимого человека. Но с ним оставался ещё один разговор, последний. Я хотела всё ему высказать! Назначив встречу в многолюдном месте – так было безопаснее, я обвинила его в обмане и предательстве. Андрей попытался было оправдаться, но, почувствовав, что это бесполезно, произнёс слова, которые просто убили меня. Рыдая в этот вечер, я остро, до физической боли, ощущала, как мне не хватает мамы. Мамочка, где ты? Мне так плохо сейчас. О маме я мечтала всю свою жизнь. Я так хотела, чтобы она нашлась! Я не держала на неё зла. Я просто хотела, чтобы она была. Я любила её, несмотря ни на что. Она могла быть больна, и тогда я ухаживала бы за ней. Я делала бы для неё всё! Пролетающие мгновениями воспоминания были очень тяжёлыми, и я всё время думала, что мне не хватает именно мамы. Она никогда бы не позволила распускать руки молодому учителю физкультуры, который однажды чуть не изнасиловал меня. Я сопротивлялась, как злобный маленький волчонок, а в отместку учитель подбросил мне свой кошелёк, который немедленно нашли две девочки – его любимицы. За крысятничество  в любом обществе карают очень жестоко, и я, потрясённая несправедливостью, не знала, как быть. Как мне оправдаться? Впереди грозно маячило большое собрание, или расширенный педсовет, и я понимала, что мне готовят публичную казнь.

Физруку верили почти все и призывали меня покаяться и признаться. Тогда ещё меня смогут простить, а если нет, то придётся вызывать товарища капитана из ПДН – подразделения по делам несовершеннолетних. Они обязаны пресекать детскую преступность. Накануне собрания я попала в больницу. У меня поднялась температура, а всё тело покрылось ужасными красными пятнами. Казнь была отложена на неопределённое время. Я очень боялась и почти всё время плакала. Но всё закончилось благополучно. Меня навестил Колян с приятелями.

– Мы верим тебе, – заявили мальчишки, – не бойся.

Когда я вышла из больницы, то узнала, что учитель физкультуры заболел, и его пока не будет. Состоявшееся собрание оказалось вовсе не страшным. Новый директор детского дома сразу заявила, что верит мне и считает инцидент исчерпанным. Она лично занималась этим вопросом, провела собственное расследование и уверена, что кошелёк был подброшен. Антонина Петровна поверила мне, а не учителю. Я понимала, что немалую роль в моём спасении сыграл Колян, но он убеждал меня в обратном.

– Это называется справедливость, – ухмыльнулся Колян, – она всегда торжествует, запомни.

Я запомнила, но, к сожалению, чаще всего сталкивалась с обратным явлением. Нет, ничего хорошего в моей жизни не было. Я и правда никому не нужна. А моя помощь людям слишком ничтожна, таких медсестёр сколько угодно. Вспоминать больше ничего не хотелось. Я повернулась к Нему:

– Не хочу возвращаться обратно.

Операция почти закончилась.

– Всё прошло хорошо, – заметил ординатор, – она выкарабкается.

В это время моё тело на столе судорожно задёргалось. Я хорошо знала, что будет дальше.

– Давление падает, – закричал анестизиолог.

– Переливайте кровь!

Я смотрела на монитор вместе со всеми. Несколько быстрых ударов сердца, и затем частые беспорядочные сокращения.

– Отсутствие сердцебиения.

– Асистолия. Ритма совсем нет!

Старания медиков закончились неудачно, что было неудивительно. Ведь жить я не захотела.

– Подожди меня, пожалуйста, – сказал Он, – я скоро вернусь. Можешь пока попрощаться…

Я не знала, хочу ли прощаться, да и странно как-то это выглядело. Но увидеть ещё раз хирурга по имени Игорь хотелось. Жаль только, что он никогда не узнает, что сумел спасти тяжёлого пациента. Я нашла Игоря на втором этаже. В конце коридора был выход на небольшой балкончик. Там Игорь курил сигарету за сигаретой и задумчиво смотрел вдаль. Симпатичная медсестра в коротком полупрозрачном халатике несколько раз выглядывала в приоткрытую дверь, но Игорь её не замечал. Я подошла к нему.

– Спасибо, Игорь, – тихо сказала я, – ты сделал всё, что мог. Это я виновата.

Мне захотелось обнять хирурга, в знак благодарности, но я не решилась. Я слишком мало знала о том мире, в котором находилась.

– Игорь, ты здесь? – мужской голос был хорошо мне знаком, и какую радость могла бы доставить эта встреча, будь я живой. Старший сын Антонины Петровны работал в первой городской больнице, и я поняла, где меня пытались спасти.

– Ничего не понимаю, – в голосе Игоря мне послышалась боль, – она не должна была уйти. Милая такая девушка. Наверное, счастливой могла быть, а я не сумел спасти. Лучше бы ты, Антон, оперировал.

– Ты же знаешь, у меня плановая была назначена, а затем консультации. Успокойся, пожалуйста. Ты всё делал правильно.

– Не понимаю, – повторил Игорь.

– Да что ты так убиваешься!  – воскликнул Антон, – у всех умирают пациенты, это бывает в нашей работе. И не первая она у тебя. У каждого врача есть своё маленькое кладбище.

– Не первая, – согласился Игорь, – но чувство, как будто близкого человека потерял, понимаешь?

– Твою мать! – выругался Антон, – и у тебя тоже…

– Тоже, – отозвался грустно Игорь, – я слышал о таком и не верил, конечно. Мужики рассказывали, а я считал это ерундой. Как абсолютно незнакомый человек враз становится самым близким, самым нужным в жизни? Ты и голоса не слышал ни разу, не знаешь ничего о ней, а только вдруг чувствуешь предвкушение счастья. Всё шло хорошо, я цветы уже надумал, какие ей купить… да что цветы, честно, о кольце даже подумал.

– Ты неисправимый романтик, – присвистнул Антон, а я, замерев от неожиданности, всматривалась в лицо Игоря.

– Как я недоглядел? В чём ошибся? – повторил Игорь и отвернулся.

Молчание длилось целую вечность.

– Не знаю, что сказать тебе, – тихо произнёс Антон, – я тоже прошёл через это, правда, у меня не девушка была. Держись, брат. Держись.

– Так и стоит перед глазами её лицо. Милое, светлое, и эта родинка на левой щеке…

– Что? – вскрикнул Антон, – а как фамилия, имя девушки?

– Неизвестно. В сумочке не было никаких документов.

– Я должен её увидеть, срочно! – воскликнул Антон, – боюсь, что я её знаю. Вернее, знал…