Эта книга о правителе, который прислуживает. О наставнике, который учит не слушаться. О дружбе, верности и любви, прежде всего – к самому себе.

В ней нет «жили-были», нет злодеев и героев, нет чародеев и волшебных палочек. Но есть жизнь со всеми ее трудностями и радостями, а также надеждой на счастливый конец.

Моей родной, самой близкой подруге.

Я столько раз прибегала к Арине за поддержкой,

что ей эта книга далась не легче, чем мне

Особая благодарность Дарье Муравьёвой,

художнице, которая нарисовала для этой книги обложку.

Она привела моих героев в реальный мир

Простонала деревянная задвижка, ударились о стены ставни. Гектор успел увидеть, как над его головой в квадрате набирающего тепло света проскользнула тень.

Нонна перевернулась, вернее, перекатилась на другой бок в той же позе эмбриона, в которой спала всегда. Гек задержал на ней взгляд, привстал на локте, прислушался к обстановке в доме. Ни шум, ни горький запах полыни, ни свет ранней зори сон дочерей не потревожил.

Он встал на четвереньки. Подождал, когда темнота накроет его глаза ладонями и бросит обратно, но мелкий цветочный орнамент на пахнущей мылом наволочке перед его глазами никуда не исчез. Тогда он сел на колени, настороженно повернулся к окну, но и яркий свет не брызнул ему в глаза горячим маслом. Гек прищурился и ясно увидел неподвижные листья яблони перед домом, твердые и гладкие, будто натертые воском.

Он поднялся с постели, придержав тяжелый вздох при себе. Гек верил, что тело к стонам и кряхтениям прислушивается, стареет ему в такт. Напоминал об этом и супруге, но она продолжала выдыхать с натугой всякий раз, когда поднималась или садилась. Нонна старости была рада, высматривала в зеркале, будто в окно выглядывала – не семенит ли она к ней, не пора ли им слечь вдвоем, крепко обняться и забыться.

Гек немного постоял на месте. Он еще чувствовал яд слабости в мышцах, но постепенно тело набирало силу. Мужчина выздоровел. Больше не нужно будет унижаться подачками от этих, снаружи. Он и сам прокормил бы семью, если бы только его, отказывающегося от лекарств, всякий раз не отпихивали обратно в дом и не придавливали к постели двумя одеялами.

Гек медленно поворачивал голову вправо и влево, наклонял вперед и назад, пока ум окончательно не прояснился. Подобрал кончиками пальцев пылинки с пола раз, подобрал другой. Попробовал причесать бороду узловатыми пальцами, но только вырвал несколько курчавых волосков. И пусть. Едва ли того, перед кем он был должен показаться, возмутил бы его растрепанный вид в такой час.

Он перешагнул выставленные носками к выходу лапти, потянул дверь за ручку на себя, чтобы затвор выскочил бесшумно, и проскользнул в передний двор. Трава еще оплакивала ночь. Горевать ей осталось недолго: старая звезда уже любовалась своим отражением в баке с водой, у которого Гектор остановился. Он зачерпнул полные ладони воды и разбил об лицо.

Гек агрессивно тер щеки, чтобы поскорее вернуть здоровый румянец на место, и посмотрел на Стража меж пальцев. Он стоял к нему спиной, невозмутимый и неподвижный, у запертой калитки, где начинались его, Гека, владения. Но короткая белая шерсть на толстой шее Стража стояла торчком – надо думать, с того момента, как его уши тронул скрип дверных петель.

Гек был готов поклясться, что Страж ни разу на него не взглянул, но каким-то образом понял, что глава семьи в этом доме в полном или относительном здравии.

Страж потянулся к левому уху рукой и слегка наклонил голову, будто прислушивался к свисту кружащих высоко над их головами ласточек.

Хрена с два ты наслаждаешься природой.

Подобное он видел уже много раз. Гектор понятия не имел, что означает этот жест, но знал, что о его выздоровлении уже оповещены все Стражи в округе. И что сегодня его заберут на охоту вместе с другими мужчинами, как и всегда.

Не доставай мне с неба звезд.

Пусть остаются там

И светят нам.

Ат-Гир, фрагмент перевода древней песни

Часть первая

1

У подножья холма Помона отделилась от стайки односельчанок и двинулась вдоль берега, поискать спокойное место для рыбалки. Она отошла на приличное расстояние, но даже со своего места слышала женщин, которые перехватывали зубами нить рассказа одна у другой.

Помона уселась на облюбованный валун, широко расставила ноги под юбкой и повернулась на голоса и смех. Отсюда женщины были похожи на глиняные шарнирные куклы, которые часто-часто взмахивали ручками в хорошо смазанных суставах. Отметила она это про себя к спеху, потому что повернулась взглянуть отнюдь не на них. Помона следила за существом, которое последовало за ней.

Страж семенил по той же траектории, что и она минуту назад, но держался ближе к подножью холма. Он остановился в двадцати футах от ее стоянки, сложил руки за спиной и замер.

На рыбалку женщин сопровождало почти столько же Стражей, сколько сопровождало мужчин на охоту. Ведра с добытым они им не таскали, ловить рыбу не помогали, но пресекали громкие разговоры до тех пор, пока у каждой не появится в ведре достаточно рыбы.

По тому, как натянулась леска, она уже понимала, сколько будет весить улов. И осталась недовольна. Стражи никого не пропускали в поселение с мальками в ведрах, поэтому Помона не стала напрягаться зря. Она дала рыбешке сорвать приманку и подняла над водой уже голый крючок. Помона не оборачивалась, но была уверена, что Страж за ее спиной следит за тем, чтобы она не спрятала непозволительных размеров добычу в складках юбки.

Она подняла с земли одного из множества извивающихся червей и насадила на крючок. Он еще пытался завязаться в узел, прежде чем исчезнуть под толщей воды.

Вдалеке снова послышался набирающий силу смех, но мгновение спустя умолк так же резко, как в прошлый раз. Помона диву дивилась, сколь смелыми женщины чувствовали себя в компании друг друга здесь, на берегу водоема, раз не боялись снова и снова навлекать на себя внимание Стражей. Обычно они избегали такой радости при любой удобной возможности и по улицам ходили с опущенными головами. Они страшились не когтистых конечностей, не семи или семи с половиной футов роста, и даже не бивней, для которых Стражи были вынуждены проделывать в намордниках прорези. Дело было в мелко дрожащих глазах, еще более отталкивающих, чем весь их остальной облик. Волчий, закаленный янтарем, немигающий под прозрачным веком взгляд не хотел поймать на себе ни один житель Пэчра.

Страж повернулся – день кошмаром обернулся. Так говорил еще дедушка Помоны.

По шее женщины скатился оползень мурашек; она содрогнулась. Если какая-нибудь рыба и успела заинтересоваться трюками, которые проделывал со своим телом червь, то теперь наверняка бросилась наутек.

– Проклятье.

Помона подобрала еще одного червя, самого энергичного из оставшихся.

Леска натянулась.

Помона рванула извивающийся улов на себя. Сначала над водой показался широко открытый рот со сливу диаметром, а затем и темно-зеленая, в черных крапинках, голова рыбы. В длину она была с предплечье Помоны, никак не меньше, но женщина все равно подобрала ее с земли и подцепила за жабры. Так она показывала рыбу Стражу, чтобы он не подзывал ее на досмотр. Даже издали он должен был убедиться, что Помона играет по правилам.

Рыба сиротливо ударилась носом о дно ведра. Она била хвостом, как будто хотела помахать Стражу, мимо которого прошла Помона. Она шагала вверх по холму, в сторону поселения. Больше одного подношения лесу ей ловить не требовалось: в семье охотился только отец. С рыбалки она всегда возвращалась первой.

Страж не подал виду, что вообще заметил низко опустившую голову Помону. Только когда уже почти удалось уйти из поля зрения бдящего, ей показалось, что Страж слегка поворачивается в ее сторону. Но это всего-навсего ветер подбирал полы вишневой мантии и наматывал на его широко расставленные ноги.

Страж продолжал наблюдать за поверхностью воды.