Она рассказала ему, что Соломона забрали и что он пел, когда его уводили.
Он молчал, опустив голову почти в самую тарелку, а с его подбородка свисала слишком длинная лапша из супа. Он не снял форму, а сразу сел обедать. Ему хотелось, чтобы она полюбовалась им, таким аккуратным и подтянутым, но если бы он вовремя вспомнил, что длина ее лапши всегда создает одну и ту же проблему, то форму бы, ей-богу, снял. А теперь он весь забрызгается, насажает пятен, а ведь форму он только-только получил. Пока он при полном параде шагал от железнодорожного вокзала до дома, все уступали ему дорогу. Скрипели его новые сапоги, постукивали подковками по асфальту, и никто его не узнавал.