«Я живу в пустеющей Сибири
И люблю Марию из Москвы…»
М. Тарковский
Признаюсь, после «Аномалии Камлаева» я взяла на себя добровольное обязательство читать хотя бы одну русскую книгу в месяц – просто так, из любопытства, и в целях более пристального знакомства с современной отечественной литературой. Это – вторая, и снова в точку! У меня в руках оказалась самая что ни на есть глубинная, сибирская проза, правда, конечно, бывшего москвича, племянника одного и внука другого знаменитого Тарковского. Вместе с трансмиссией таланта изначально и в ней, и в авторской биографии просвечивало что-то самовольное, истовое, осознанно маргинальное. А мне по душе и такие люди, и такие тексты. Так что, звезды, вроде как, сошлись.
Сам автор, сумевший согнуть иначе, по своему хотению, линию уготованной ему судьбы, меня, безусловно, привлек. Его фотографии и интервью в Интернете – нет: я не чувствовала в них внутреннего счастья, только сильную упертость и изнуренность, как если бы он что-то доказывал всей жизнью себе и другим. Восхищенное предисловие, написанное другом, показалось убедительным и честным. Маскулинный, злой, русским духом пахнущий характер прозы – нет. Что-то бунинское, рефлексивно-нежное, мерцающее сквозь лирические фрагменты романа, вдохновило и заставило не бросить книгу, когда с первых же страниц на меня посыпались «спаськи», «воровайки», «хомяки», «зубатки», «чифири» и «кубики» - весь этот man's, man's, man's world. Почти хулиганский язык (и образ мысли) мужских территорий - гаражей, автомобилей, красноярских и иркутских трасс – нет. Глубинная, исконная, почти религиозная (или тотемная?) слитность героя с первозданной природой Сибири и Дальнего Востока в буквальном смысле слова заворожила. Простота, прямота, избыточная диалектальная диалогичность сюжета – нет. И пока я читала, я переживала внутри себя это маятниковое двоение, так и не прибив свои впечатления к какому-то одному полюсу.
Но если вынести за скобки мои эмоции и склонность к критическому анализу, книга действительно хорошая, и, пожалуй, мне все в ней понравилось (есть, есть гении в русских деревнях!). Но все же это не моя литература, не мой жанр, не моя стилистика. И не моя реальность. Я понимаю, что взгляд из Москвы на великую, но находящуюся где-то там далеко, за горизонтом, и потому почти незнакомую Россию и из России на рафинированную и отчужденную от всего, кроме себя самой, Москву не могут совпасть и сойтись. И допускаю, что это способно стать источником писательского интереса и вдохновить автора поставить задачу поистине просветительского, если не миссионерского, плана: высветить, пусть даже в олдскульной манере, то, чем живет, дышит и спасается большая страна, показать, какие люди любят, верят, ждут (или наоборот, не ждут?) перемен, работают в ней, о чем думают, на что надеются, чего хотят, как чувствуют изнутри все то, что происходит там, «где родился и пригодился».
М. Тарковскому, хотя и с некоторой долей романтизации и ностальгии, удалось показать такой глубинный срез российской ментальности, который ни за что не отыщешь в социологических и демографических исследованиях. Своей аутентичностью роман напомнил мне драму К. Шагаловой «Однажды в провинции» - может быть, той же смесью печали и радости, безысходности и надежды, финальности и, как ни странно, свободы (или просто отвязанности?). Книга очень зрелищная, атмосферная: и хотя обычно на трассах любоваться, кроме природных просторов, нечем, она эмоционально захватывает и не отпускает: кажется, что это ты гонишь сквозь тайгу, зиму и время рядом с главным героем – Женей, одним из трех братьев-сибиряков. С ее страниц на меня веяло чем-то отживающим, уходящим, handmade’ным, но остающимся ценностью и радостью, частью души тех, кто живет так далеко – чем-то от Ермака или от «Угрюм-реки».
В этом актуальном ретро хотелось ненадолго остаться и… погреться, подышать, поглазеть, съесть красно-черный от икры бутерброд с японским маслом, глотнуть «владивостоцкой» водки или, может, выбрать себе вяленого омуля покрупнее. В то же время книга абсолютно контекстна, местечкова – какой там поворот на Братск по трассе Р-419, сколько осталось до Тулуна, какая погода встретила главного героя в Иркутске, какие фокусы-покусы с дверью автомобиля он проделал, чтобы познакомиться с женщиной-перегоном, и какие кафешки чем славятся, все же ближе тем, кто знаком с реалиями и способен пережить их романтику – это все равно как увидеть себя по телевизору и в этот миг почувствовать себя крупнее и значимее. Тому же, кто чаще сворачивает на Сан-Франциско с Пасифик Кост Хайвея или на Переделкино с Минского, практически нечего делать на страницах «Тойоты-Кресты», и тогда в книгу заходишь, как турист на экскурсию.
Когда-то давно мне, как М. Тарковскому, хотелось сбежать от московской суеты в какую-нибудь «маленькую хижину на берегу очень дикой реки» и окунуться в повседневность, как в первозданность. Тогда то, что приснилось-пригрезилось, конечно, не сбылось, да и не могло сбыться, но сейчас вместе с этой книгой мне удалось совершить свой виртуальный побег, свой сентиментальный трип и лишний раз убедиться, что все в жизни свершается правильно, и чему не бывать, тому не бывать. «Тойота…» останется для меня очень русской и очень мужской книгой, полной одновременно бртуальности и романтичности, страсти и терпения, верности и порыва, милосердия и юмора. Сибирские мачо точно не плачут. И мне показалось, что метафора «жизнь-дорога» удалась М. Тарковскому лучше, чем заявленная метафора двухглавого орла (хотя правой голове определенно было о чем поведать левой), а вот экзотическая «философия праворульности» так и осталась любопытной декларацией о намерениях.
Хорошие книги могут научить нас многому в жизни, и эта смогла дать мне пару уроков. Но у нас с ней все же очень разные дороги, «у нее судьба иная – не моя». И мне, видимо, никогда уже не привыкнуть к правому рулю.