Сентябрь вступил в свои права неделю назад. Еще зеленые листочки колыхались под легким ветром, еще солнышко нагревало землю, еще можно было загорать – при условии, что есть возможность поехать на пляж, или развалиться в пентхаусе, или, на худой конец, на залитой гудроном крыше; еще птички щебетали и, наевшись червячков, купались в лужах; еще люди продолжали улыбаться друг другу несколько чаще, чем в смурные зимние дни… – мало кому хотелось расставаться с прекрасным летом, но жизнь шла вперед.

Начинался сезон. Люди возвращались с дач в город и, проходя мимо лотков, скупали книги, кассеты, красиво иллюстрированные журналы, парфюмерию и сосиски.

Шоу-бизнес готовился преподнести публике последние наработки. Продюсеры потирали руки, предвкушая увеличение собственных состояний…

– Попку! Попку назад, Леночка! Катенька, носочек тянем. Молодцы, девочки! Работаем! Раз, два, три! Раз, два, три! – Пожилой, но не потерявший прыти Артур Никанорович Куркин готовил «фон» для восходящей звезды российской эстрады Вики Апрель. Денежки, которые вкладывались в Вику, помогли пригласить на работу с группой девочек, отобранных неизвестно кем и когда, самого Куркина!

Хореографу было пятьдесят пять. За его плечами – постановка четырех балетов и более двух десятков шоу разного калибра. Артур Никанорович брался за все, что ему предлагали, лишь бы платили побольше. Он был одним из немногих, кто мог в короткие сроки сделать из рыбы мясо. Получая коллектив, нередко наполовину состоящий из девочек, которые, может быть, танцевали в глубоком детстве (а на самом деле просто «дали» тем, кто дает на все это деньги), он мог за пару месяцев слепить нечто похожее на слаженный коллектив.

Его терпению и умению разговаривать могли бы позавидовать многие учителя. Проработав всю свою жизнь с людьми, он не стал неврастеником, срывающимся по каждому поводу, не стал тираном, не переродился в мудака, орущего на всех и каждого лишь из-за того, что кто-то махнул ногой не в ту сторону. Именно за это его ценили. Бескорыстие было единственным качеством, каким не мог похвастаться Куркин. Он постоянно требовал, чтобы ему платили в срок и как можно больше. И ему платили, потому что видели, что дело движется, потому что знали, что к сроку все будет готово.

На данный момент у хореографа была всего лишь одна проблема: он не мог добиться того, чтобы сама Вика проводила на сцене вместе с балетом более одного часа в день.

Сейчас восемь девочек и два парня отрабатывали все номера один за другим без солистки, и Куркину это не нравилось. До первого концерта еще неделя – казалось бы, время есть, но на самом деле его уже нет.

Закончив репетицию, хореограф пошел звонить хозяину. Запершись в комнатушке, отведенной лично для него, Артур Никанорович сделал несколько глубоких вдохов-выдохов, успокаивая тем самым себя после трехчасового марафона, состоящего из постоянных прерываний, объяснений, повторений не до конца отработанных движений.

– Как у вас дела? – Голос Иволгина, генерального продюсера шоу, выражал легкую обеспокоенность.

– Движемся, Дмитрий Игоревич, – нарочито мрачно пробурчал Куркин.

– Что-то вы не в духе!

– Виктория приходит только на час, а затем уходит в студию. Никакой красоты не получится, если наша звездочка не будет работать на сцене.

– Дело в том, что у нас возникла проблема с фонограммой. Надо срочно переписать одну песню, иначе выйдет куда более серьезный конфуз.

– Но мне надо хотя бы два дня поработать с ней от и до! – взмолился Куркин, уже представляя себе, как Вика сбивается с ритма прямо перед многотысячной аудиторией.

– Не волнуйтесь так, Артур. Мы ведь все равно начинаем не со столицы.

– Да, я помню. Для начала едем в Тверь, но заканчивать все равно придется в Москве.

– Так и быть, я прощу вам некоторые оплошности, если они будут связаны с Викой.

– Мне уже легче. – Куркин выражал удовлетворение. Разве не приятно узнать, что ты имеешь право на ошибку!

Попрощавшись с «денежным мешком», хореограф налил себе в стакан минералки. Холодная вода обожгла рот и горло. Ему понравилось. Тысячи маленьких иголочек прогнали жажду и освежили мозг. Теперь можно и домой.

Он уже закинул на плечо сумку и собрался уходить, когда к нему постучали. Не собираясь задерживаться на работе, он решил для себя, что не останется здесь ни под каким соусом.

Как оказалось, к нему стучала лично Она.

– Проходи, Вика, – пригласил он, отходя в сторону и пропуская средненькую по всем параметрам девочку к себе в каморку.

Она была одной из немногих, кому удалось ценой интриг и правильно заведенных знакомств пробиться к подножию высоченной горы, на вершине которой, как известно, находится Сама Алла…

Вика не была спортсменкой, что создавало немало трудностей при постановке концертных номеров. Килограммов восемь Куркин с нее содрал бы голыми руками, остальное подчистил бы ежедневными пробежками по утрам, но ему не давали к ней приблизиться. Новая находка Иволгина, может, и была талантлива как певица, но фигура, а уж тем более мордашка, по субъективному мнению Куркина, никуда не годились. Сколько такую физиономию не малюй – красивее не станет, только косметику изведешь. Глаза врастопырку. Нос картошкой. Короткие толстенные губенки плотно сжаты. Узкий лоб и выщипанные брови. Слабые волосы из-за постоянного перекрашивания то в белый, то в малиновый или голубой. На данный момент будущая поп-звезда и жоп-модель коротко постриглась, а остаток атавизма выкрасила банальной хной.

– Я не смогу завтра прийти на репетицию, – заявила певица, поворачиваясь на сто восемьдесят.

Куркин попытался подойти ко всему философски:

– Ну, что же. Такова жизнь. Я просто позвоню Иволгину и скажу ему, что балет будет создавать на сцене некий фон, а вам придется просто держать перед ртом микрофон и вяло вилять то ручкой, то ножкой.

– Иволгин в курсе.

Столь смелое заявление нисколько не озадачило Артура, он на своем веку всяких-разных повидал.

Достав сотовый телефон, хореограф вновь связался с продюсером и выложил всю правду-матку. Он говорил спокойно. Что ему эта певичка? Кто она такая? Ноль, пустое место!

Выслушав Куркина, продюсер пообещал приехать через полчаса и разобраться на месте в сложившейся ситуации.

– Он не велел вам никуда уходить, – остановил Артур Никанорович Вику, когда та собралась выйти.

– Я всего-навсего в туалет. Неужели боитесь, что сбегу?

– От денег не бегут, – вздохнул Куркин и вернулся к пасьянсу, разложенному на столе.

– Нечего тогда меня дергать! – Она вышла вон, хлопнув дверью.

– Ох уж эти новые звезды-п…ы, – промурлыкал ветеран постановочного жанра.

Иволгин приехал, как и обещал. Поздоровавшись, этот высокий, бородатый, немного располневший дядька уставился сквозь золотую оправу очков на Апрель.

– Вика, я ничего не знаю о твоем намерении пропустить репетицию. Ты еще не суперзвезда, да и фигура у тебя не то чтоб очень уж, так что, будь добра, веди себя нормально.

– И рожа! И кожа! Как вы меня достали!

Мужчины понимали, что сейчас они невольные свидетели нервного срыва. Работать девочке приходилось много, и в результате – спад, еще до выхода на сцену.

– Как это я не звезда?! У меня уже два клипа прошло по TV! Уже сорок один концерт за плечами!

– Ты сама мечтала о сольной программе, – возразил Иволгин. – И что теперь? Все бросить, когда в дело вложено столько денег и труда? Тебе саму себя не жалко? Ты уже три месяца пашешь по двенадцать часов в день!

Она села на стол, закрыла лицо руками и заревела.

– Ладно, у тебя завтра выходной. Будешь только есть и спать, – сжалился Иволгин.

– Но мы не сможем тогда… – Куркин не верил своим ушам.

– Значит, не сможем, – согласился Иволгин. – Вика, иди отдыхать. – Продюсер выпроводил ее, оставшись наедине с Артуром.

– Наверное, в восемнадцать лет это тяжело, – согласился хореограф, собирая со стола карты.

– Я уверен, что из нее выйдет толк. – Иволгин вытащил сигарету и закурил. – Правда, для этого ей придется пройти через ад – в противном случае, в трубу вылетит куча денег.

– У вас рискованный бизнес, – согласился Куркин.

– Не то слово. Каждый раз, когда тебе приводят новенького человечка, ты смотришь на него и думаешь, в плюсе ты будешь или в минусе. Дрянное дело, надо сказать.

– Вам не кажется, что у нее не слишком привлекательная внешность?

– Хотите знать, каким образом она вообще куда-то продвинулась?

– Я не заставляю вас рассказывать, – покачал головой Куркин, – но на моей памяти более гадкого утенка еще не было.

– Народ ее любит, она из толпы. Нет ни длинных ног, ни высоких грудей, ни шикарного голоса. Но вокалисты считают очень вероятным, что она может здорово прибавить, и только на это предположение я и рассчитываю.

Продюсер ушел. Артур Никанорович посмотрел на свое отражение в зеркале и спросил сам себя:

– Только ли голос заставил тебя, дорогой Дмитрий Игоревич, вложить в нее деньги?..

* * *

Сидя на лавке около небольшого частного дома на окраине Саратова, известный в округе длинноволосатик Серега курил «LM».

Дела у него шли неважно: из приборостроительного техникума выперли за раскур травки в общественном туалете и последовавшее за разоблачением буйство. Будучи под кайфом, он умудрился послать всех на… (очень далеко), набить морду – простите, лицо – самому директору и оттаскать за волосы учительницу математики. Одним словом, буйство.

Оказавшись, таким образом, без перспектив получить нормальное образование, он решил целиком и полностью посвятить себя делу всей своей жизни – стать музыкантом. Спасибо дорогой мамочке, которая таскала его в музыкальную школу, чтобы хоть как-то отвлечь пацана от улицы. В итоге он недоучился всего год, но уже мог на слух лабать любую мелодию, которая долетала когда-либо до его чуткого уха, – и на том спасибо дорогим преподавателям…

Сигарета как-то уж очень быстро истлела, и он зажег еще одну. Снова можно затягиваться и погружаться в мир грез.

Размышляя над тем, почему он пригласил в свою группу Юрика и Пашу, лидер тыкал носком остроносого ботинка брюхо беременной суки, лежащей подле его ног. Псине было приятно аккуратное прикосновение к животу, и она не спешила вставать и убираться в свою будку.

«Вот так, наверное, и я беременен мыслью. – Сергей Бобров посмотрел на часы. – Скоро три. Где эти остолопы? Пора начинать репетицию!»

Юра – он, конечно, профи. Закончил музыкалку, учится на втором курсе консерватории – без его умения обращаться с синтезатором пришлось бы туго. Никогда не опаздывает, если обещает, конечно. Сегодня он обещался быть. Другое дело – Паша. Премудрости стучать по барабанам и тарелкам его научил постоянно пьяненький дед Федор. В свое время дед играл по ресторанам, а когда решил завязать, забрал с собой и ударную установку. Правда, три круга да две тарелки вряд ли можно назвать установкой, но все же это лучше, чем ничего.

Сам Серега собирал свои волосы в конский хвост и брал в руки гитару, на которой пытался вытворить нечто, похожее на «ДДТ» или «Алису». Песни, которые он сам писал, вряд ли поразили бы Кинчева или Шевчука, но зато желания писать еще и еще у него было хоть отбавляй.

– Ну ты даешь, Юрик! – Серега разогнул длинные мослы и поднялся с лавки. Он был выше Юрки на целую голову, что ему очень нравилось. По остальным показателям, типа интеллект, или находчивость, или умение играть и, наконец, в физической силе, что в призывном возрасте немаловажно, Бобров проигрывал.

– Транспорт не ходит – из города не уедешь, – пробурчал Юра. Юра качался время от времени, что сделало его плечистым и уверенным в себе. – Паша пришел?

– Нет еще.

– Тогда я не понял, какие ко мне претензии. – Юра двинулся на длинного, состряпав свирепое выражение лица.

– Спокойно, монстр, спокойно! – Серега сделал вид, что поджал хвост. На самом деле, он не боялся «положительного мальчика», как он называл про себя Юрку. Это просто игра: один нападает, другой отступает.

– Извините, – у калитки стоял запыхавшийся Паша. – Там с мужиками надо было одно дело обсудить!

Маленький и пронырливый Паша, будучи на год моложе Юрки и Сергея, которым уже стукнуло по девятнадцать, был постоянно в каких-то делах и постоянно при деньгах.

– У нас репетиция, – напомнил Сергей.

– А соседи как? – настороженно спросил Паша, припоминая недавнее выяснение отношений с тихими с виду бабушками, которые в конце эмоционального диалога стали закидывать молодых людей камнями. Ну да, Серега стал демонстрировать им свои отнюдь не мясистые ягодицы, но камнями-то зачем?

– С соседями все будет нормально. Три часа дня. Что хотим, то и делаем.

Они вошли в дом – наследство, оставшееся после смерти бабушки по матери. Домик был так себе, но для репетиций лучше места не найдешь.

* * *

Сопля сидела абсолютно голая на смятой койке и пожирала бананы. Ее нынешний ухажер Ашот возил их на местный рынок и имел возможность каждый день радовать девушку ее любимыми плодами.

Сопляковой нравился этот высокий волосатый самец, который не принадлежал к отряду скупердяев. Его скромные сексуальные запросы она удовлетворяла запросто, подставляясь и так, и эдак… Он не платил ей денег, предпочитая водить девушку по магазинам и покупать ей тряпки. За два месяца Ира значительно пополнила свой гардероб и теперь не могла нарадоваться на своего мужчину. Расставаться с ней он не спешил, и это на данный момент было самым главным в ее далеко не прекрасной жизни.

Родителей у нее не было, то есть, конечно, были, но где они и кто они, она никогда не узнает. Выросла она в детском доме, а там, как известно, с папами и мамами туго.

После неуспешного, но все-таки окончания средней школы Ира серьезно занялась проституцией. У нее не было большого желания попасть под мужчину, зато жажда заработать была весьма сильной. Особенно она, эта жажда, давала о себе знать, когда кушать становилось нечего. Кроме того, за жилье – комнату в квартире, принадлежащей старой бабке, – надо было платить вовремя. Старая грымза грозилась иначе выгнать ее на улицу, а кому этого хочется?

Жить в Клину не то чтобы очень здорово, но до Москвы всего полтора часа на электричке, и одно это согревает душу. Ира любила столицу. Ей нравилась чистота на улицах, нравились витрины богатых магазинов, нравился сплошной поток иномарок на улицах. А теперь ей больше всего нравился Ашот…

– Мне надо на работу. – Он появился в дверях и нахмурил брови, увидев обнаженную натуру. – Прикройся, бесстыжая женщина, или мне придется снова забыть о делах, а этого делать нельзя.

Она тут же юркнула под одеяло, на виду осталась только миниатюрная головка.

– Ты уже уходишь? Всего шесть утра. – Она никак не могла привыкнуть к тому, что он покидает ее каждый раз так рано.

– Если я не буду работать, я умру с голоду.

– Это что, восточная мудрость? – Она откусила очередной кусочек банана.

– Нет, жизненные реалии.

Ашот ушел, оставив Иру у себя в квартире. Он с недавних пор стал доверять ей. Это стало походить на гражданский брак, и девушке нравилась такая жизнь. После того как она полгода мыкалась то здесь, то там, столь спокойное времяпрепровождение ее даже несколько расслабило. Она уже стала подумывать о том, чтобы поставить в известность старушку и выехать из комнаты насовсем.

Когда дверь хлопнула, Ира вскочила и бросилась на кухню, где ее уже ждал холодильник, забитый фруктовыми соками. Какая же сладкая у нее жизнь!

* * *

– Куда ты, лапка?! – крикнул ей бармен. – А платить кто будет?

Виктория, пошатываясь, повернулась к нему и нахмурила брови:

– Что ты от меня хочешь? За все заплатит Иволгин.

Вскарабкавшись по ступенькам наверх, она вышла на улицу из ресторанчика, расположившегося в полуподвальном помещении.

Вдохнув свежий воздух сентябрьской ночи, она вынула сигарету и закурила. У нее целые сутки на отдых, как здорово! Раздумывая, стоит ли вести машину в нетрезвом виде, Вика незаметно для себя уселась на место водителя и стала перепрыгивать с волны на волну, отыскивая музыку поприятнее. Второй час. Надо бы уснуть. К сожалению, завтра пить нельзя, потому как уже послезавтра утром она вынуждена будет вернуться к работе. Куркин, скотина, выжимает из нее все соки, да еще и выражает неудовлетворение ее фигурой!

Выбросив бычок в форточку, она пристегнулась и «ударила по газам». Включив ближний свет, певица выехала на шоссе и понеслась по набережной Москвы-реки.

На душе у нее было не слишком хорошо. Напряжение последних месяцев раздавило ее сущность. Она в первый раз за долгие недели упорного труда позволила себе расслабиться и немного выпить. Езда не доставляла ей удовольствия, и она прибавила скорость. Стрелка на спидометре поползла вверх и очень скоро достигла отметки «девяносто». Теперь лучше! Ветерок забегает в окно, обдувает лицо, лижет щеки. Она прибавляет еще, и глаза ее загораются. Вот так! Здорово! Ей намного лучше. Теперь она чувствует себя свободно, раскованно, она летит!

Безумие продолжалось недолго. Откуда здесь менты, черт! Ей уже машут палочкой… Сержант подходит к ней, отдает честь, просит выйти из машины и предъявить документы. Она подчиняется. Апрель смотрит в глаза инспектору, но ничего в них не видит. Глаза молодого служителя закона пусты…

Он выстрелил в нее трижды, затем произвел контрольный в голову и, спокойно сев в обычную «шестерку», поехал прочь. А она осталась лежать на асфальте, широко раскинув руки. Над головой было необъятное звездное небо, позади – короткая и, может быть, не самая тусклая жизнь…

Иволгину позвонила в четыре часа утра его бухгалтер, Лидия Яковлевна Зарокова, и сообщила страшную новость. Он сел на кровати и обхватил голову руками. Для того чтобы протолкнуть шоу, ему пришлось залезть в долги…

Теперь надо продать все, чтобы ему не пустили пулю в лоб. Печально, но игра закончилась не в его пользу.

Вяло одевшись, он поехал к себе в контору. Спать после столь ужасных новостей было невозможно.

Вспугнув спящего вахтера, Иволгин прошел в свой офис на третьем этаже. Здесь у него было все для того, чтобы беспроблемно жить и работать: туалет, ванная, жилая комната, приемная, личный кабинет, комната бухгалтера, зал заседаний.

Усевшись в огромное кожаное кресло, он взял чистый лист бумаги и стал делать на нем раскладку. Задача была непростой: предстояло отдать двести тысяч долларов.

Он знал, что сможет расплатиться, потому что никогда не брал больше того, чем владел сам, но столь нелепое фиаско повергло его в уныние.

Когда Зарокова – тучная женщина с парой лишних подбородков – пришла на работу, она нашла шефа пьяным и кислым.

– Сливай воду, Лидия Яковлевна. А заодно скажи, кто сообщил тебе о смерти Вики?

Толстуха была взволнована. Ее руки терзали ремешки сумочки, которую она не успела выпустить из рук.

– Какой-то мужчина – он не представился – позвонил мне домой, и я тут же перезвонила вам.

– Мне ничего не просили передать при встрече? – Его тон был спокойным, но ничего хорошего не предвещал.

– Нет, он сразу отключился.

– Так, может, она жива еще?! А мы тут горюем! Может, это шутка?

– Вот это вряд ли, – на пороге кабинета появился зевающий спросонья вальяжный брюнет в давно не глаженном костюме серого цвета. – Капитан Ревенев, отдел по расследованию убийств.

Не пригласить капитана войти было бы со стороны хозяина офиса невежливо.

– Присаживайтесь, – предложил Иволгин. – Чай, кофе?

Они были ровесниками, высокий бородатый Дмитрий Игоревич и не менее высокий капитан.

– Мое имя-отчество Роман Леонидович. Я буду вести это дело.

Несмотря на пол-литра выпитого в гордом одиночестве виски, продюсер неплохо воспринимал окружающий мир. Он даже соображал, что к чему.

– Нам тут всем так жаль, что Вика погибла. – Руки продюсера проворно спрятали листок с расчетами в стол.

– Для вас это серьезная потеря?

Вопрос не понравился Иволгину, и он стал слегка хамить:

– Слушай, Роман Леонидович, а как ты думаешь, какого хрена я тут сижу с четырех утра и пью, а? Ты думаешь, это тебе бирюльки?

Сонливость капитана как рукой сняло.

– Я попрошу!.. – Следователь вскочил с занятого было кресла и навис над Иволгиным.