пыли и от чужих глаз. В шкафу как раз был большой мамин платок, один из тех, в которых она ходила в церковь. И еще: в крышу нужно врезать кольцо, чтобы было удобно переносить домик с места на место.
В их «Диетическом питании» тульских пряников не было. Валеев решил не мудрить, поехать к вокзалу: мысль о возвращении на пригородную улицу доставляла ему удовольствие. Ночью город трясла и выбивала буря. Но с утра опять пылало близкое солнце. Когда Валеев вышел из трамвая, точно из середки раскаленного утюга, со лба на бровь, с брови на веко сползла капля пота. В привокзальном скверике в пыли и оческах грязного пуха валялись сломанные ветки. Переходя железнодорожный мост, он чувствовал себя под прицелом солнца. Кривая улочка казалась сегодня еще кривее. Здесь ночная буря гуляла удалей всего. На кусты сирени налипли пакеты и клочья газет, ветки и листья валялись даже на проезжей части, а половина старого вяза висела на обрывках светлых волокон, уронив голову с неувядшими листьями на тротуар.
Валеев шел, удивленно поглядывая по сторонам. Ему даже померещилось было, что он ошибся адресом. Вроде он видел эти дома, а вроде и не видел. Пройдя несколько кварталов, он остановился и растерянно оглянулся. Магазина «Хлеб» не было. Он прошел еще немного, увидел колонку, из которой пил несколько дней назад. «Хлеб» был ближе к вокзалу. Он повернул обратно, шагал медленно, вглядывался. Были два дома похожих, с закрытыми ставнями, темные. Но магазин исчез. Вдруг его окликнул насмешливый женский голос:
— Чего потеряли, мужчина?
— Я? Ничего, — машинально ответил Валеев.
— Вы у нас вроде отоваривались недавно.