когда будет готово. Уже на третьем гудке он представил себя в душной примерочной, плечи ему обмеряла толстуха-мастерица, зажавшая в губах несколько булавок. Потом опять набрал номер верного мертвого друга. Гудки звучали по-прежнему, как в мигающим неоновом тоннеле. Напоследок Валеев решил позвонить брату. Волнение перед каждым звонком было новым, особенным для разных случаев. И вдруг после второго гудка трубка перещелкнула и раздался детский голос: «Але!». Это была Ульянка, внучка брата. В панике он положил трубку на рычаг, пытаясь не выдать себя дыханием или неловким движением пальцев.
Четверть часа он приходил в себя. Потом терзался, хорошо ли поступил, не испугалась ли Ульянка, надо ли было перезвонить. Нет, это было совсем нехорошо. Испугался ребенка. Ульянка его всегда привечала, «рассказывала стишок», совала какие-то раскраски, звала поиграть. А если бы это был брат? Неужели он никогда не научится просто поговорить хотя бы с кем-нибудь — не по делу, а по душе!
Валеев не пошел к реке, а сел в трамвай и поехал на вокзал. Там посмотрел расписание электричек на Мокушево, где была дача у брата. Можно было через сорок минут сесть в пряжкинскую электричку и доехать до братниной дачи. Купить с собой гостинцев да и заявиться, как ни в чем не бывало. Ульянке повезти игрушку. Хотя, раз Ульянка в городе, должно быть, все тоже вернулись в город. Да все равно бы он не поехал. Но идея о визите с гостинцами ему показалась самой правильной и утешительной. Валеев перешел по железнодорожному мосту над путями, гудками, поездами и голосом диспетчера. Миновав ларьки, он попал в кривую улочку и зашагал мимо двухэтажных, продавленных временем бараков, купеческих домов и добротных каменных построек, возведенных в последний год войны