Цитаты из книг автора «Михаил Клупт»

Самостоятельной, хотя и связанной с развитием государства благосостояния областью социальной политики является семейная политика. Семейная политика направлена на поддержку семьи как социального института и оказание помощи определенным группам семей (молодым семьям, семьям с детьми, одиноким матерям и т. д.), однако, в отличие от демографической политики, непосредственно не нацелена на изменение показателей демографического воспроизводства.

придерживающиеся данного комплекса ценностей, демонстрируют вполне традиционное демографическое поведение – вступают в брак и рожают в нем детей. Как относиться к широкому распространению в обществе тех ценностей, которые Суркин и Лестаг считают нонконформистскими? На этот вопрос не может быть единого ответа, ибо он зависит от системы ценностей отвечающего. Создатели теории второго демографического перехода, повторим, склонны оценивать происходящее в радужных тонах. Однако далеко не все социальные мыслители в Западной Европе столь оптимистичны. Известный британский (а когда-то польский) социолог З. Бауман, например, не разделяет восторгов по поводу нарастающей индивидуализации. По его мнению, время, когда главной опасностью было подавление личности государством, ушло в прошлое. Теперь в защите нуждается уже не автономия личности, а общественная сфера, ибо «под прессом индивидуализации люди медленно, но верно теряют свои гражданские привычки», а «возрастающее бессилие социальных институтов разрушает интерес к общественным проблемам».[47] То, что сторонникам теории второго демографического перехода видится явным про

семьи, внебрачное сожительство, внебрачные рождения, разводы) чаще демонстрируют индивиды, для которых характерны высокая значимость автономии личности (stress individual autonomy); отсутствие религиозности, ослабленная гражданская мораль (weaker civil morality); недоверие к институтам, терпимость по отношению к меньшинствам; склонность к протесту; космополитизм (world orientation); высокая значимость самовыражения; приверженность «постматериалистическим» ценностям.[46] Й. Суркин и Р. Лестаг именуют эту группу ценностей и качеств личности нонконформистскими. Заметим, что последний термин весьма условен: как только «нонконформистские ценности» начинают доминировать в какой-либо эталонной для индивида группе населения, следование им превращается в обычный конформизм. «Нонконформизму» (по Суркину и Лестагу) противостоит комплекс ценностей, именуемый авторами цитируемой статьи конформистским. Для него характерны религиозность, уважение к власти, доверие к институтам, консервативная мораль, низкий уровень толерантности к меньшинствам, чувство принадлежности к своему локальному сообществу и стране (local or national identification); самовыражение не играет при этом приоритетной роли в системе ценностей. Л

Люди эпохи «буржуазного постмодерна», считает Д. Ван де Каа, также не стремятся демонстрировать свой радикализм. Однако их вера в превосходство западной цивилизации, государственный суверенитет, служение общему благу, солидарность поколений, святость брачных уз и другие традиционные для западной культуры ценности далека от абсолютной. Они полагают, что каждый человек волен сам делать свой моральный выбор: жизнь можно прожить только однажды, и ее не стоит откладывать на завтра.[44] В целом же, полагает голландский ученый, второй демографический переход отличает о

датируется серединой 1960-х гг., являются уже частью нового этапа демографической истории Европы – второго демографического перехода (рис. 1.2). Концепция второго демографического перехода объясняет изменения в демографическом поведении масштабными сдвигами в системе господствующих в западном обществе ценностей. Так, по мнению Д. Ван де Каа, европейцы эпохи буржуазного модерна были богобоязненными людьми, верившими в семейные ценности и считавшими правильным сохранять брак даже тогда, когда супруги переставали испытывать взаимную любовь. Они широко использовали контрацепцию потому, что считали нужным обеспечить своим детям прочные стартовые позиции в жизни, и знали, что в семье должно быть не больше детей, чем это позволяет ее достаток. Для них имели большое значение материальное благосостояние, карьера, они ценили упорядоченность, организованность общественной жизни и не испытывали симпатий к радикальным идеям.

Теория второго демографического перехода. К середине 1980-х гг. стало очевидным, что теория демографического перехода не может объяснить охватившие Европу демографические новации. Эта теория разрабатывалась для объяснения изменений демографического поведения при переходе от традиционного (доиндустриального) общества к индустриальному. В Европе между тем все более явно ощущалось дыхание новых «постиндустриальных» времен, ценности и добродетели которых заметно отличались от прежних. Образовавшийся концептуальной вакуум был заполнен теорией второго демографического перехода, разработанной нидерландским демографом Дирком Ван де Каа и его бельгийским коллегой Роном Лестагом.[43] Согласно данной теории, первый демографический переход закончился тогда, когда в результате снижения рождаемости и смертности темпы естественного прироста населения приблизились к нулевым, а эмиграция из Европы перестала превышать иммиграцию. Последующие события, начало которых датиру

ения личности.[54] Джону Колдуэллу, известному австралийскому демографу, будущее рождаемости в развитых странах видится, однако, далеко не столь определенным, как его европейским коллегам.

экономического развития. Между тем даже при самом оптимистическом взгляде на будущее мировой экономики очевидно, что сегодняшнего уровня развития «государств благосостояния» Северной и Западной Европы в близком будущем достигнут лишь немногие страны. Кроме того, далеко не бесспорно, что разделение мира на богатые и бедные страны (ядро и периферию, если пользоваться терминологией И. Валлерстайна) может быть преодолено в принципе. Во всяком случае, сокращения разрыва между богатыми и бедными государствами пока не наблюдается. Еще одно существенное возражение против универсальности второго демографического перехода связано с миграцией. Характерной чертой второго демографического перехода в странах Северной и Западной Европы является положительное сальдо миграции. Но оно не может иметь место во всех регионах мира: ведь если люди куда-то приезжают, то должны откуда-то и уезжать. С точки зрения сторонников теории второго демографического перехода, неприятие вмешательства власти в личные дела граждан достигло сегодня таких масштабов, что возрождение престижа ценностей семьи и детей возможно лишь при условии, если они будут восприниматься как важный аспект самовыр

перспективы его перерастания из регионального в глобальный экономический феномен представляются весьма проблематичными. Сложившаяся в Северной и Западной Европе модель демографического поведения – по-своему целостная система. Стоит изъять из нее одно звено – и она теряет свои характерные черты. Существенным элементом рассматриваемой модели демографического поведения является развитое социальное государство, требующее высокого уровня

теории второго демографического перехода с энтузиазмом описывают расширение географического ареала «западноевропейского» демографического поведения. Расширение Европейского Союза политически и эмоционально подкрепляет этот энтузиазм. Имеются, впрочем, и другие точки зрения. Известный британский демограф Дж. Коулмен считает, например, второй демографический переход «почти местным (parochial)» явлением.[50] Научный анализ предполагает некоторую дистанцию от политической злобы дня и порождаемых ею эмоций, требует строгих определений, точных постановок вопросов и исследования демографической ситуации в раз