В Симле русские офицеры были приняты недавно назначенным вице-королем Индии лордом Керзоном, самым молодым (39 лет) из всех высших администраторов, когда-либо занимавших эту должность. Керзон, много путешествовавший, очень увлекался географией и ориентализмом. Путешествие русских офицеров из Туркестана, по которому он сам проехал в 1888 г., по Памирам, также им исследованным, создавало немало общих точек соприкосновения. Керзон был одним из активных сторонников усиления британского политического влияния в странах, прилегающих к границам Индии, наращивания боевого потенциала индо-британской армии для отражения русского вторжения, которое Керзон считал исторически неизбежным.

О пребывании в Симле дает наглядное представление письмо Снесарева к сестре: «Опишу тебе парадный обед у вице-короля Индии лорда Керзона. В тот же день мы были на чае (в 5 час. – английская мода) у главнокомандующего войсками Индии^[87]. Здесь мы оставались недолго: главнокомандующий только что оправился от болезни и был еще очень слаб… Еще до этого приглашения я получал письмо от одного из адъютантов лорда Керзона, в [котором] высказывалась просьба… чтобы я захватил с собой ноты (не просьба, а, скорее, надежда) и меня надеются услышать. Дело в том, что до сих пор я распевал: в Гильгите под гитару, в Сринагаре у резидента (род губернатора) под рояль, – что нашлось… молва то и пошла… Я бросился в магазин и успел найти “Азру” Рубинштейна и “Лесного царя» Шуберта… Кроме того, у меня была в запасе песенка: “Я вас любил» на слова Пушкина. К 8 час. мы прибыли во дворец. Познакомились с несколькими лицами: это были высшие представители власти: начальник штаба войск Индии, генерал-квартирмейстер, секретарь по иностранным делам, секретарь при военном департаменте, сестры вице-королевши, дочь министра финансов Индии и т. д.

<…> Обед был, конечно, великолепен, зала, украшенная гербами вице-королей Индии, еще великолепнее, рядом играл оркестр… Словом, эта сторона хоть куда. После обеда мужчины посидели немного отдельно, и, наконец, перешли в большую залу. Здесь, через несколько времени адъютант сказал мне, что Его Светлость удостаивает меня разговором. Я поднялся и подошел к лорду. Он попросил меня сесть, и началась беседа. Лорд Керзон высокого роста, с длинным бритым лицом (усы и бороду бреет), серые глаза, поставленные очень широко и имеют резко сосредоточенное выражение, лоб крупный… Все лицо можно назвать красивым (оно ровно розового цвета), если бы оно не было так холодно и самоуверенно… Ходит лорд с какой-то странной развалкой, некрасиво ставя ноги… Голос его я нашел слишком слабым для оратора и недостаточно гибким. Лорд говорит по-французски средне, медленно, но может говорить красиво… Высокий хозяин спросил меня о путешествии, не устал ли я… говорили о его сочинении о долине Гунзы (мы с ним из числа очень немногих, видавших ее) и т. д. Как только я отошел, подлетел адъютант и попросил меня петь. “Кто мне будет аккомпанировать?”. Он указал на престарелую девицу, оказавшуюся дочерью министра финансов. Я пропел “Азру” (употребляя русские слова)… Так как меня просили сейчас же еще что-либо, я сам сел к роялю и аккомпанируя (по-просту) пропел “Я Вас любил”… Вице-королю это очень понравилось и он высказал удивление, что такая короткая песня… Прошло с полчаса и адъютант стал просить меня петь «Лесного царя»… Аккомпаниаторша отказалась, боясь не справиться с трудным аккомпаниментом; хотели, чтобы дирижер оркестра аккомпанировал. В конце-концов села-таки девица, и мы с ней исполнили “Лесного царя” (два раза чуть совсем не разошлись)… После этого со мной долго говорила о музыке вице-королевша; хвалила мой голос и надеялась еще услышать… Через ½ часа вице-король ушел в апартаменты свои, и гости мало-помалу разошлись.

<…> По утру от вице-короля мне присылалась лошадь – Араб, и я делал часовую прогулку по окрестностям, потом садился за книги и сидел за полночь… В Симле очень много обезьян. Они ходят стадами, прыгают по деревьям, по карнизам и крыльцам пустых домов… Я занимался в тиши, окруженный стеклами, и снаружи приходила обезьяна, садилась против меня и следила за моей работой. Но чуть я поднимался или делал большое движение, она моментально исчезала…»^[88].

Дальнейший путь русских офицеров был целиком привязан к железным дорогам, и посещение мест ограничивалось гарнизонами, расположенными близ крупных железнодорожных станций. Для реконструкции этой части маршрута весьма ценным источником служат карты железных дорог Британской Индии того времени^[89].

Около 15 октября Снесарев и Полозов (последний несколькими днями ранее) приехали в Лахор – экономическую и культурную столицу Пенджаба, город, который имел важное значение для развития индийского революционного движения и борьбы за независимость от Великобритании. Город также являлся крупным военным центром Британской Индии. Здесь размещались штаб 3-й Лахорской дивизии, входящей в состав Северной армии, и многочисленные военные гарнизоны. Лахор состоял из туземной части и европейского города. Туземная часть находилась в северо-западном районе города и была обнесена высокой глинобитной стеной с бойницами и двенадцатью массивными, обитыми железом воротами. Европейская часть состояла из широких улиц, нескольких площадей и парков. На небольшой возвышенности в северо-западной части города располагался форт, построенный в правление императора Великих Моголов Акбара (1542–1605), известного своими завоеваниями в Индии и Афганистане. Внутри форта располагались великолепный сад Хазури-баг («царский сад») с несколкими красивыми павильонами из белого мрамора, сикхский храм – оригинальной и красивой архитектуры, и большая мечеть Бадшахи Масджит («падишахская мечеть»).

Железнодорожная станция Лахор являлась главной станцией Северо-Западной железной дороги и находилась на северо-восточной окраине европейской части города. Движение поездов через станцию было довольно интенсивным, имелось шесть пассажирских платформ, много запасных путей, мастерские, депо и т. п. Недалеко от станции располагались управление дорогой и кварталы, в которых проживали железнодорожные служащие. Основной достопримечательностью станции был вокзал, построенный в 1864 г., несколько лет спустя после восстания сипаев. Вокзал состоял из двух параллельных кирпичных зданий, около 200 м каждое, покрытых общей крышей и соединенных между собой тремя перекидными железнодорожными мостами-виадуками. Между зданиями располагались две пары платформ и две пары путей, несколько платформ и путей размещались в обоих концах вокзала. При сооружении вокзала исходили из необходимости сделать его одновременно и крепостью, «отлично защищенной во всех отношениях» (по выражению архитектора вокзала)^[90]. Здание больше напоминало средневековый замок, чем железнодорожный вокзал. Живописные арки, через которые поезда приходили и отправлялись со станции, могли закрываться массивными воротами, превращая грандиозное здание в огромный бункер. Четыре каменные башни по краям вокзала могли выдержать прямое попадание артиллерийского снаряда. Стены и башни станции имели бойницы для стрелков и амбразуры для артиллерийских орудий. Площадь перед вокзалом со стороны города была обнесена полукруглой кирпичной стеной, высотой около 4 метров, которая также могла служить укрытием для стрелков. Оборона станции была расчитана на 8 орудий и примерно 600 человек пехоты^[91].

В письме к сестре из Лахора Снесарев сообщал:

«С 18–27 октября я пролежал больной; доктора определили у меня лихорадку (здешнюю в малярийной форме) в связи с солнечным ударом. Я же полагаю, что сюда прибавились нравственные потрясения плюс переутомление (в Симле, уже больной, я работал свыше 14 часов в сутки… теперь доктора запретили мне читать). Вот только два дня, как я приподнялся с постели и могу себе позволить несколько шагов по комнате. Мне не позволили останавливаться на продолжительное время где-либо в Индии и только болезнь приковала меня несколько долго к Лагору. Более 1–1½ месяцев я не буду в Индии.

<…> Хотя бы скорее отсюда. Страна богатая, полная и оригинальная, но все плывет мимо, так много работы; читаешь, делаешь выписки, а вместе с тем фигурируешь на обедах, ведешь тонкие разговоры на 3–4 языках. На лице неизменное благорасположение и улыбка, а на душе те же муки, искание знаний, неугомонные волны самолюбия…»^[92].

После Лахора русские офицеры посетили Амритсар – священный город сикхов. В Амритсаре они осмотрели гарнизон из частей Лахорской дивизии. Затем последовали Дели – город, в котором произошло знаменитое восстание сипаев; Агра – бывшая столица Великих Моголов и военная столица Британской Индии, крупный железнодорожный узел.

Из Агры Снесарев отправил сестре свое последнее «индийское» письмо:

«Пишу тебе из Агры. Сегодня день моего рождения и мне, значит, стукнуло 34 года. Проехал из Лагора – Амритцар, Амбалу и Дели – много красивого, почтенно-древнего… Буду рассказывать после. Только с оставлением Лагора оставила меня лихорадка… мучила меня ровно месяц и я снизошел до безобразия; теперь вот уже 11 дней, как я здоров и начинаю вновь крепнуть. Последние дни говорю только по-английски… <…> Недели через 2 я покидаю Индию и из Калькутты проеду (морем) в Коломбо (остров Цейлон), где сяду на один из пароходов Добровольного Флота и проследую дорогой Аден – Суец – Константинополь – Одесса – Панфилово… <…> Посылаю тебе свой портрет; среди болезни мне стало лучше, и в один из часов работы товарищ позвал меня сниматься; я выскочил с книгой, в очках и снялся с думой о прочитанном, почему и вышел слишком угрюмым. Сзади меня случайно попал один из слуг отеля. На это письмо не пиши мне, ибо я сам прибуду неделю спустя. Приготовься варить мне щи (здесь была бурда)… Письмо, вероятно, придет около нового года, с которым сердечно вас поздравляю… Новое столетие!!! Что-то оно даст бедному человечеству…»^[93].

Сразу по возвращению из Индии Снесарев отправил в редакцию журнала «Разведчик» короткую информацию о поездке в Индию. Заметка была подана от лица редакции: «В Одессу недавно возвратился капитан А. Е. Снесарев, совершивший совместно с подполковником Полозовым путешествие по Индии, которое они предприняли с научной целью. Путешествие продолжалось около полугода, и в течение этого времени они успели объехать всю Индию, побывать в наиболее интересных местах ее, знакомились с бытом и жизнью индусов и проч. Проехали через Памиры, посетили перевал Калик, спустились в долину Гунза-Нагар, побывали в Сринагаре и других местах. Они собрали много новых, интересных сведений об Индии, англичанах в Индии и проч.»^[94].

Поездка в Индию имела для профессионального становления А. Е. Снесарева, как военного востоковеда, исключительно важное значение. Она дала ему уникальную возможность увидеть страну своими глазами, приобрести солидные знания по географии, истории и этнографии Индии, ее административному устройству, экономической жизни, а также по индо-британской армии. Знания и впечатления, вынесенные из поездки по Индии, были тем важнее, что в России имелось мало сведений об этой стране, полученных непосредственно русскими путешественниками и исследователями в Индии. Как справедливо замечал М. В. Грулев, судить о событиях в Индии приходилось лишь «по английскому образцу, так как фактическая сторона всех совершавшихся там событий узнается всем миром лишь из английских же источников»^[95].

Поездка в Индию сформировала у Снесарева устойчивые взгляды и представления об этой стране, которые мало подверглись ревизии на протяжении всей службы в императорской армии. Пересмотр их частично произошел уже в советский период, когда значительно изменились идеологическая ситуация внутри России и международное положение, в том числе, положение в самой Индии. Одним из наиболее важных выводов Снесарева относился к определению непосредственной связи могущества Великобритании и состояния ее колоний, особенно Индии. Снесарев замечал в этой связи:

«Индия, вне сомнения, есть главный питомник могущества и силы Британии, наиболее яркая вывеска ее престижа и основной гвоздь ее империалистических упований. Отнимите у англичан Индию, и Британия в одно поколение сведется к узкой роли банковской конторы, ссужающей весь мир накопленным капиталом и имеющей свое главное отделение на островах Великобритании. История Англии тесно связана с историей Индии, и как только в будущем пробьет торжественный час свободы этой несчастной темной страны, следующий и скорый удар часов истории возвестит миру смерть владычицы морей»^[96].

Индия дала Снесареву то чувство страны и тот фактический материал, которые навсегда определили круг его служебных и научных интересов – «среднеазиатский вопрос», центральным элементом которого являлась Индия. Он как-то заметил, что у «среднеазиатского вопроса» есть не только поклонники, но есть даже свои фанатики. К последним, с полным основанием, можно причислить и его самого. Поездка в Индию в одночасье, еще до выхода печатных работ по этой стране, сделала его авторитетом по «среднеазиатскому вопросу». И хотя общая картина его впечатлений и полученных сведений, ввиду отсутствия официального отчета о поездке, осталась бóльшей частью неизвестной, но сам факт поездки давал ему некое психологическое преимущество над другими исследователями вопроса, делал его голос более значимым и авторитетным. Не случайно в своих работах он часто ссылался на личный опыт и сведения, полученные в ходе поездки, для аргументации своих мыслей и доводов.

Было бы неверно считать, что поездка в Индию открыла ему некое провидение и высшую истину. В отдельных вопросах ему не удалось до конца разобраться с истинным положением дел, как например, в вопросах о роли британской администрации в обустройстве Индии (считал, что англичане только «выкачивают жизненные соки страны»), о степени ненависти местного населения к британской колониальной системе (преувеличивал антогонизм), религиозного и кастового разобщения индийского общества (недооценка этого фактора) и др. Поездка в Индию имела и тот эффект, что Снесарев в ряде вопросов, собственно военных, не вполне верно оценивал боевой потенциал индо-британской армии, ее сильные и слабые стороны, стратегическую устойчивость (на тот момент) британской военной системы в целом^[97]. После посещения Индии в его стратегических взглядах на страну еще наблюдался некий дуализм, состояние взглядов, которое сам он часто называл «шатанием мысли». С одной стороны, увиденное им в Индии, утвердило его в абсолютной идее о невозможности, а главное, бессмысленности завоевания Индии, с другой, он допускал поход русских войск за Амударью и занятие Гиндукуша, как естественного пограничного рубежа России в направлении Индии. Понятно, что этот поход за Амударью не мог быть ничем иным как походом на Индию, но только в усеченном варианте, без захвата страны. Поход за Амударью неизбежно приводил бы к вооруженному столкновению с Британской Индией, а дальше сама логика войны требовала бы движения за Гиндукуш.

Командировка штабс-капитана Снесарева и подполковника Полозова в Индию, несмотря на ряд невыполненных отдельных заданий, имела важное значение еще и с другой стороны. Эта поездка еще больше убедила руководство Туркестанского военного округа в необходимости командирования офицеров в Индию для целей разведки. Приведем в этой связи один интересный документ – служебную записку командующего войсками Туркестанского военного округа генерал-лейтенанта Н. А. Иванова. «Помимо главной цели – изучения языка, – отмечал Н. А. Иванов, – командирование наших офицеров в Индию имеет и другое значение. Если мы находим необходимым командировать офицеров Генерального штаба из западных округов в прилежащие к ним заграничные местности, то это тем более необходимо в отношении Индии, как в воспитательном отношении для самих офицеров, так, главным образом, для пополнения наших до последнего времени весьма скудных, а главное, исходящих исключительно из английских источников, а потому неверных сведений о быте англо-индийской армии, настроении местного населения и пр. Необходимо иметь в виду, что если в будущем Туркестанским войскам придется вести большую кампанию, то, несомненно, они столкнутся с англо-индийской армией, если не на индийской территории, то на афганской, а потому нужно заблаговременно принимать меры к изучению сильных и слабых сторон нашего будущего противника. Предыдущие командировки (подполковника Полозова, капитана Новицкого и капитана Снесарева) дали в этом отношении весьма ценный материал. Данные этих командировок послужили к установлению совершенно новых взглядов на некоторые бытовые стороны англо-индийской армии: отношение к службе английских офицеров, положение в армии туземных офицеров, резкую разницу в положении английского и туземного солдата, взаимное их отношение и проч.»^[98].

Особенно интересно мнение командующего войсками о значении поездки в Индию для капитана А. Е. Снесарева, которое очень точно отражает суть вопроса. «Воспитательное значение командировок, – указывал Н. А. Иванов, – выказалось весьма рельефно. Капитан Снесарев, отправившийся в командировку прямо с академической скамьи, возвратился в округ опытным офицером и в настоящее время прекрасно справляется с трудной и ответственной должностью адъютанта отчетного отделения, и ему же поручено составление и издание сборника сведений о сопредельных странах. Нельзя не признать, что расширение кругозора и приобретенное при командировке знание английского языка в значительной степени способствуют проявлению прекрасных личных качеств этого офицера»^[99].

Отметим, что практика командирования офицеров от войск Туркестанского военного округа, преимущественно офицеров Генерального штаба, положенная капитаном В. Ф. Новицким, продолженная подполковником А. А. Полозовым и капитаном А. Е. Снесаревым, в последующие годы получила дальнейшее развитие. До заключения англо-русского соглашения 1907 г. в Индию непрерывно командировались русские офицеры-туркестанцы: капитан И. К. Серебренников (1902), подполковник Л. Г. Корнилов (1903), поручик В. В. Лосев (1905), капитан П. А. Половцов (1907).