– Я думала над тем, что ты мне говорил, – издалека начала Екатерина Алексеевна, забрав губернатора, как было договорено.
– Напрасно, – отрезал тот.
– Вроде бы ты обратился ко мне, как к психологу? – иронично заметила Екатерина.
– Тоже верно, – ответил губернатор, заранее напрягаясь от предстоящей темы разговора, но надеясь, что до места назначения они доберутся быстрее.
– Твои чувства к Мари… Вполне объяснимы.
– И как же? – с напряженным интересом спросил Михаил Александрович.
– Сопоставив твою манеру поведения и описанные тобой «показания» я сделала вывод, что Мари просто оказалась в нужном месте, в нужное время.
– Браво…
– Да ну тебя! – впрочем весело ответила Екатерина. – Я хотела только помочь тебе, чем смогла бы…
– Мне помощь не нужна! Я не хочу забывать… Мне нравится это чувство, оно даже является дополнительным мотиватором в моей жизни! – упоительно отвечал Михаил Александрович. – Впрочем, я готов выслушать советы.
– Для начала ответь на вопрос, – как бы снова начала Екатерина. – Как ты расцениваешь свои чувства. Как Гэтсби к Дейзи или как Мастер к Маргарите?
– Как Шатов к своей Марии, – довольно нагло ответил губернатор, будто и не обратил внимание на этот выпад, призванные составить о Екатерине хорошее мнение.
– Это из «Бесов»? – растерянно спросила она.
– Да, ты образованная mademoiselle, – удивился губернатор, нащупав тропу для смены темы разговора. – И Фицджеральда знаешь, и Булгакова, и Достоевского… И с чего ты решила сопоставлять меня с такими фальшивыми, наивными чувствами?
– В чем же заключается фальшивость? – вспыхнув, спросила Екатерина.
– А тебе очень хочется об этом поговорить? – поддразнивал губернатор, уходя от главной темы.
– Ну, пока мы едем, думаю, можно поговорить и о литературе!
– Да ты что! – отчеканил слова Божесов. – Ну, давай поговорим! Начнем с «Великого Гэтсби». Что думаешь? В чем смысл?
– На мой взгляд в романе рассказывается об абсурдности американской мечты, – оживленно начала Екатерина. – Но «лейтмотивом» произведения является стремление пойти на все ради любви, добиваться высот, чтобы завладеть необходимым…
– Романтичненько… – прервал губернатор. – Кстати, ты сама сказала, почему сопоставление моих чувств с чувствами Гэтсби неточное. Я не готов добиваться любви, мне достаточно и дружбы… Тем более любовь в этом романе не так идеальна. Кто такой Гэтсби? По большому счету человек, поставивший перед собой неправильный ориентир. Любовь к Дейзи совершенно ненормальна. Разница в социальном положении – это малая проблема любви. Дейзи и в жизни является наивной, скучной, даже заурядной и ограниченной личностью. Сказать проще – она избалованная и просто глупая девушка. И не смотри на меня так. Целью автора и являлось показать абсурдность любви, где один делает все возможное, а другая воспринимает это как развлечение. Скажу больше: Дейзи предала любовь. И это точно так. Ее просто не за что уважать… А, все—таки возвращаясь к твоей теме, мои чувства рядом не стоят с чувствами Гэтсби. Для меня Мари вовсе не Дейзи… Мне даже было бы неприятно так думать.
– А кто? Маргарита? – заинтересованно спросила Екатерина.
– Нет, и не Маргарита, – ответил Михаил Александрович, понимая, что разговор уже начался и теперь есть шанс только плавно его завершить, не касаясь определенных подробностей. – Вообще в «Мастере и Маргарите» любовь сильно расходится с любовью американцев. В этой паре Маргарита идет на жертвы ради любви (впрочем, скорее ради страсти, любовь ее мало интересует), а Мастер показан человеком, погруженным в свое творчество. И по мне, Мастер достаточно пресный, хотя многие скажут, что «его мысли вне действительности, он философ и гений, которых свет не видывал».
– Что—то все твои рассуждения циничны. Даже не то слово… Твои рассуждения наивны!
– Возможно, что так. Но от этого они не перестают быть моими. Верно? – на лице губернатора появилась улыбка.
– Вероятно, – нехотя согласилась Екатерина.
– Давай поставим точку в разговоре, и я расскажу о «Бесах». Вне всякого сомнения, основная тема романа не любовь, а любовная линия лишь обслуживает основной сюжет. Какой? Повод для другого разговора. Но мы с тобой люди простые, поэтому говорим о любви. По—моему, любовь Ивана Шатова самая интересная. Он любит и не задумывается об «общественном» мнении. Шатов простил свою жену, и даже принял чужого ребенка, а неверная супруга не устояла перед всепрощающей душой русского, верующего человека и прониклась взаимным чувством. Здесь даже можно сказать, что этим раскрываются многие философские мысли романа, становится понятно, что революция нужна, как интересное действие, а не как инструмент достижения благородной цели. Революция не нужна, если простые люди живут вполне счастливо. В таком случае все наладится мирным путем, если вообще должно налаживаться… – закончил Михаил Александрович.
– Глубоко, – после короткой паузы сказала Екатерина.
– Не более, чем пустая демагогия. Я изменю свое мнение в следующем же разговоре… Я ветреный и непостоянный. Такую манеру можно увидеть во всех моих мыслях. Мои слова – сплошное противоречие. И в этом я. Для меня цель оправдывает средства.
– По—моему, такой образ мыслей вреден для губернатора…
– Ничуть. Мысли они всегда только мысли. В моей работе главное действие. А с этим я справляюсь достаточно хорошо. И непостоянные мысли только привлекают ко мне внимание общественности, что тоже крайне важно. Таким образом я баланс идеального политика – делаю что-то конкретное и привлекаю внимание. А теперь, Екатерина, поворачивай направо – это лучшее место для решения моих задач.
***
Место и правда было выбрано прекрасно. Терраса большого, даже старинного, дома, откуда открывался прекрасный вид на выставку, сияющую огнями в вечернем, летнем небе. Неизвестно почему Михаил Александрович выбрал именно такое место для своих дел, но Екатерина его сопроводила от машины и до террасы.
– Все—таки эти события сделали выставку очень популярной, – сказала Екатерина, обратив внимание на набережную в огнях.
– Да, популярность выставки превзошла все ожидания. Прибыль уже составила семь миллионов, что уже окупило половину затрат.
– Приятно слышать, что есть что—то хорошее в произошедшем, – улыбнулась Екатерина.
– Фу, как безнравственно! – к удивлению спутницы фыркнул Божесов. – Выставка выставкой, а убийства и кражу никто не отменял.
– Да, конечно, – спокойно согласилась Екатерина.
– Ладно, спасибо что довезла. И спасибо за разговор. Увидимся как—нибудь… Пока, – губернатор дружески улыбнулся и пожал Екатерине руку.
Она весело ответила что-то и покинула крышу. Возвращалась домой она в небольшой задумчивости…
Михаил Александрович же провел эту ночь в обществе неба, себя и города. От чего получил большой заряд активности и смог спокойно подумать обо всем в своей жизни, успев за ночь вновь упорядочить ее ритм и собственные дела.
На следующий день Михаил Александрович сидел в кабинете, в своем кресле, отвернувшись от дверей и наблюдая за течением реки через большое окно. Тихо в кабинет вошел секретарь.
– Михаил Александрович, в приемной прокурор Смолов. Он готов рассказать о расследование.
– Да? Хорошо, впусти его.
Через минуту прокурор предстал перед Божесовым, которому выражение лица прокурора показалось слишком радостным, но увидев в его руках тонкую папку, губернатор понял, что Сергей Васильевич ничего существенного обнаружить не смог.
– Вы торжествуете, – заметил губернатор, с твердым намерением выпустить своего преемника совершенно в другом настроении. – Неужели оказалось, что я устроил похищение?
– И вам доброе утро, Михаил Александрович, – не обращая внимания на слова губернатора, ответил прокурор. – Я все сейчас очень подробно расскажу!
– Да вы меня интригуете, – иронично сказал Михаил Александрович, – В таком случае, присаживайтесь. Чай, кофе?
– Чай.
– Зеленый, черный, «Принцесса Нури», индийский, китайский, «Принцесса Гита», ромашковый, тимьяновый, со смородиной, с мятой, «Беседа»?
– Давайте зеленый, с мятой, – постепенно теряя радость на лице, прервал прокурор поток слов губернатора.
– Сию минуту, – заметив возвращение обычного состояния прокурора, сказал губернатор. – Даниил Николаевич, пожалуйста «Майский» для Сергея Васильевича с мятой, для меня с лимоном.
Через тридцать секунд на столе стояли две чашки, описать содержимое одной из которых не хватило бы талантов самых выдающихся химиков.
– Сергей Васильевич, теперь можете рассказывать.
Прокурор все—таки смог преодолеть искушение, начал говорить:
– Я поехал на выставку сразу после нашего разговора. Там, после тщательного осмотра обломков машины, которые не так важны для дела, я направился в главный павильон, где должно было храниться ожерелье. И в павильоне, после не менее тщательного осмотра, пришел к выводу, что ожерелье было украдено без взлома, совершенно!
Прокурор сделал долгую, театральную паузу, однако, больше похожую на то, что актер забыл свои слова. При этом на его лице вновь засияло торжество.
– Вы чай—то пейте, – еле удерживаясь от смеха предложил губернатор. – Или хотите удивить меня тем, что в Лимске прокурор лично осматривает место преступления? Ха-ха!
Смолов опять потерял всякую радость. Михаил Александрович же спросил его:
– Вы говорите, взлома не было? То есть павильон был открыт чьими—то ключами, которых целых пять экземпляров. Если я не ошибаюсь, в павильон можно войти, имею в виду свободно, четырьмя путями. Чай пейте, пейте… Это главный вход, где стояли мы и гости; первый запасной выход, выходящий прямо к нам; второй запасной выход, ведущий к реке; и большое, открывающееся окно, тоже ведущее к реке. Два первых мы исключаем. Значит…
– Михаил Александрович, – оправившись от вкуса чая, перебил прокурор, – может все—таки я буду рассказывать?
– Пожалуйста, пожалуйста, я просто для себя хотел прояснить… Продолжайте.
– Вы правильно сказали, что можно было проникнуть только двумя путями, но вот вскрыть витрину с ожерельем, которая защищена сложной механической и компьютерной системой… Это слишком сложно и без сообщника не обойтись…
– Давайте по фактам.
– Да, конечно. В общем, после осмотра павильона я составил список людей, которые могли открыть, а после закрыть запасной выход или окно. Это могли быть: герцогиня; ее переводчица; племянник; наш дипломат; ваш секретарь; Екатерина Алексеевна; епископ, прости Господи; я; вы; Марина Васильевна и, конечно же, директор выставки. Не смотрите на меня таким взглядом, я просто сказал, кто мог бы открыть двери. Дальше я подумал, кто мог вскрыть витрину, точнее кто мог иметь коды безопасности и ключи. Это: Екатерина Алексеевна; ваш секретарь; племянник герцогини; директор выставки; вы.
– Да я прямо вселенское зло! – изумленно произнес Михаил Александрович.
– Извините меня еще раз, – с нескрываемой радостью в голосе ответил прокурор. – Дальше я подумал, кто мог заминировать машину племянника…
– Вы все думаете и думаете!
– Это моя работа, – учтиво, но язвительно заметил прокурор. – Машину могли заминировать: Екатерина Алексеевна; дипломат; ваш секретарь; племянник. И наконец, я подумал о том, кому похищение ожерелья выгодно…
– Думаю, это выгодно всем…
– Я имею в виду тех, кого назвал, Михаил Александрович, – снова учтиво сказал прокурор. – Выгодно совершить кражу мог племянник, который имел долги в банках Европы и нескольких казино. Я допросил его…
– Вы допросили племянника герцогини?! – отчеканив каждое слово, гневно крикнул губернатор.
– Ну… Не совсем допросил… Скорее поговорил, – начал оправдываться прокурор. – И от него как раз и…
– Спасибо вам! Дорогой Сергей Васильевич! – в негодовании вскричал губернатор. – Можете оставить свои бумаги, я их разберу! Из ваших слов я не извлек ничего, кроме безграничной паранойи! До свидания, надеюсь встретимся, но не скоро! И чай заберите! Даниил Николаевич, ваш главный подозреваемый, с удовольствием даст вам еще много—много порций! Ciao!
Прокурор, испытывая смешанные чувства и не понимая собственно, за что Божесов так закричал на него, покинул кабинет губернатора. С одной стороны, он был рад тому, что вывел Михаила Александровича из себя. С другой, был раздосадован тем, что его выгнали. С третьей стороны, прокурору очень не хотелось брать пакеты чая, которые протягивал ему Даниил Николаевич с учтивой ухмылкой.
***
– Михаил Александрович, к вам епископ Лимский. Вы готовы его принять, или перенести встречу? – с участием спросил Даниил Николаевич.
Губернатор только утвердительно кивнул. Но когда епископ вошел в кабинет, Михаил Александрович встретил его как ни в чем не бывало.
– Добрый день, Ваше преосвященство, – улыбнулся Михаил Александрович. – Время обеденное, может быть чего—нибудь перекусим?
– Я не против, давай.
– Мясо, рыбу? Суп, салат? Сало, хлеб? Канапе, икру? Шампанское, коньяк? Вино, елей? – снова отчеканил губернатор.
– Давай какой—нибудь салатик из морепродуктов, сыр и белое вино, – улыбнувшись, ответил епископ.
– Uno momento! Даниил Николаевич, найдите, не знаю где, салат из морепродуктов, мягкий сыр, не знаю… «Камамбер», например, и вино… Белое, «Совиньон Блан». А для меня глинтвейн и пряники. Спасибо.
Даниил Николаевич проявил сноровку, и очень быстро, всего за шесть минут смог организовать заказанный стол.
– Теперь мы можем начать? – осведомился епископ, наполнив бокал.
– А можешь, для начала, напомнить зачем ты пришел? – виновато осведомился Михаил Александрович.
Бесплатно
Установите приложение, чтобы читать эту книгу бесплатно
О проекте
О подписке