либо другой. Мы видели уже, как эстетические стремления Дарвина исчезли под влиянием непомерной умственной деятельности. Но и в этом последнем отношении он не приобретает вполне гармонического развития. Способность к индукции развилась у него в изумительной степени, и сомнительно, чтобы в истории науки нашелся другой мыслитель, равный ему по уменью владеть «настоящим бэконовским методом». Зато в дедукции был он очень слаб. «Мой разум так привык к индуктивному методу, что я не могу оценить дедуктивных рассуждений. Я должен начинать с большого количества фактов, а не с принципа (в котором всегда подозреваю ошибку). В результате те части Спенсера, которые я внимательно читал, кажутся мне неистощимым рудником гипотез, но не убеждают меня» (письмо к Фиске, 1874).