Глава 1

О человеке с Востока

Олаф Летняя Пташка прискакал в Гронинг с десятью своими людьми, и все они были очень тепло приняты. Он гостил три дня и всё это время дружба между ним и Ормом возрастала. Однако истинной целью его поездки, как он поведал Орму, был Кивик, что на восточном побережье, где Олаф намеревался закупить соли у торговцев с Готланда, которые часто приплывали туда на своих кораблях. Услышав про то, Орм после некоторых раздумий решил поехать вместе со своим другом, с намерением сделать то же самое, ибо соль стала к тому времени воистину редкостной вещью, несмотря на то, что множество людей готовы были дорого заплатить за неё, и всё благодаря королю Свейну Вилобородому и удаче, которая сопутствовала всем его замыслам. Ибо теперь король Свейн бороздил море с огромным флотом, подобно которому никто не видывал прежде и накладывал свои алчные руки на любой корабль, что попадался ему на пути.

Он взял штурмом и разграбил Хедебю, и как рассказывали сведущие люди, опустошил целиком страну фризов; и даже было известно, что он замыслил покорить всю Англию, как только у него найдётся для этого достаточно времени. Поэтому сейчас у короля Свейна на уме были только лишь его боевые корабли и воины, торговля же, с кем бы это ни было, его не занимала, и дело дошло до того, что ни одно судно нагруженное солью не осмеливалось появляться в тех водах, где видели его корабли.

Итак, соль стала редкостью, за исключением той, что привозили из страны вендов торговцы с Готланда, но и та соль раскупалась с такой поспешностью и рвением прибрежными жителями, что не много её доставалось или не доставалось вовсе обитателям более отдалённых мест.

Орм взял с собой восемь своих людей и все они вместе проследовали с Олафом Летней Пташкой в Кивик. Там им пришлось провести в праздности несколько дней в надежде на скорое прибытие торгового судна, в то время как всё больше людей из разных мест приехавших с той же целью, собиралось вокруг на побережье. Наконец, в бухте показались два готландских корабля. Они были тяжело нагружены и бросили якоря на немалом расстоянии от берега. Ибо жажда соли была так сильна, что готландцам теперь приходилось вести торговлю с большими предосторожностями, дабы не быть убитыми разгорячёнными покупателями. Их суда были длинными, высокими и с умелыми командами, и всем кто желал купить у них что-либо, приходилось грести к кораблям на лодках, где им позволяли подниматься на борт не более, чем по двое человек за раз.

Олафу Летней Пташке и Орму пришлось нанять рыбачью лодку, чтобы тоже добраться до кораблей. Они оба надели красивые красные плащи и блестящие шлемы. Пока же они плыли, Олаф долго роптал на неказистый вид их лодки, сетуя, что не пристало таким известным предводителям как они, показываться людям на такой развалине. Когда же пришла их очередь пристать к кораблям, то они выбрали судно на котором был флаг предводителя, и когда они поднимались на борт, то их гребцы, один человек Орма, а другой Олафа, громко прокричали их имена, дабы готландцы могли сразу понять, что они удостоены чести принять настоящих вождей.

– Олаф Стюрсон знаменитый предводитель Финнведена, которого многие называют Олаф Летняя Пташка, – выкрикнул один.

– Орм Тостиссон Путешественник, морской вождь, зовущийся также Рыжий Орм, – прокричал второй гребец.

Готландцы принялись толковать меж собой, когда услышали их имена и затем несколько человек выступило гостям навстречу, ибо некоторые из них знали Олафа по делам в Восточных Землях, а другие, те кто плавал с Торкелем Высоким в Англию, помнили Орма по тому славному походу.

В нескольких шагах от места, где они поднялись на борт, сидел человек. Услышав их имена, он вдруг простонал что-то без слов и простёр к ним левую руку. Это был большой мужчина с всклокоченной бородой, которая уже начала седеть; на лице у него была широкая повязка скрывавшая глаза, и когда он протянул к ним руку, Орм и Олаф увидели, что его кисть обрублена по запястье.

– Гляньте на этого слепца, – сказали готландцы – он хочет что-то сказать.

– Похоже, он знает кого-то из вас, – промолвил предводитель корабля. – И вы тоже должны знать, что у этого человека нет языка и он не может говорить, так что и мы сами не ведаем кто он таков. Его привёл к нам торговец с Востока, когда мы стояли на якоре в устье Двины и вели там торговые дела с куршами. Он сказал нам, что этот человек хочет добраться до Сконе. У него было серебро, чтобы заплатить за поездку, поэтому я дозволил взять его на борт. Этот человек, хоть и не говорит, но понимает нашу речь, и я потратил изрядно времени пытаясь узнать кто он таков и откуда родом. Но всё, что я понял из своих расспросов, это то, что его родичи живут в Сконе. Но больше я ничего о нём не узнал, даже его имени.

– Язык, оба глаза и правая рука, – сказал Олаф Летняя Пташка, – только люди из Византии могли поступить с ним таким образом.

Слепец закивал головой, услышав его слова.

– Я, Олаф Стюрсон из Финнведена, и я был на службе в варяжской страже императора Василия в Миклагарде. Это меня ты знаешь? – спросил Олаф.

Человек отрицательно затряс головой.

– Может быть, тогда это я, – промолвил Орм, – хотя, я пока не могу догадаться, кем ты можешь мне приходиться. Я Орм, сын Тости, сына Торгрима из Маунда. Ты знаешь меня?

При его словах, слепец закивал в волнении головой и что-то промычал.

– Ты был с нами во время испанского похода с Кроком? Или в Англии с Торкелем Высоким?

Но на оба этих вопроса человек только тряс головой из стороны в сторону. Орм снова задумался.

– Может быть, ты сам из Маунда? – спросил он.

В ответ на это, слепец снова согласно кивнул и задрожал всем телом.

– Много времени прошло с тех пор, как я покинул эти края, – промолвил Орм, – но если ты узнал меня, значит мы могли бы быть соседями. Ты тоже был в других землях много лет?

Человек медленно кивнул и издал глубокий вздох. Затем он поднял левую руку, растопырил пальцы и снова сжал кулак. Он повторил это пять раз, а на шестой показал всего четыре пальца.

– Наша беседа идёт лучше, чем кто-либо мог бы предположить, – заметил Олаф Летняя Пташка, – и если мои мысли верны, то этот человек хочет сообщить нам, что его не было в здешних краях двадцать девять лет.

Слепец кивнул в согласии.

– Двадцать девять лет, – задумчиво повторил Орм, – это значит, что мне было тринадцать, когда ты уехал. Но тогда я должен помнить тебя, если ты действительно покинул наши края в то время.

Человек поднялся на ноги и встал прямо перед Ормом. Его губы шевелились, и он водил оставшейся рукой, как будто моля Орма быстрее вспомнить, кто он такой.

– Ты мой брат Ари? – сказал Орм и голос его вдруг изменился.

На лице слепца появилась слабая улыбка. Он ещё раз кивнул головой только уже медленно, а затем вдруг осел на скамью, продолжая дрожать всем телом.

Все кто был рядом, были изрядно удивлены этой встречей и многим пришло в голову, что они стали свидетелями события достойного, дабы рассказать о нём другим людям. Орм же продолжал стоять молча в глубоких раздумьях, глядя на слепца.

– Я бы солгал сейчас, если бы сказал, что я узнал тебя, – промолвил Орм, – ибо прошло много времени с тех пор, как мы виделись в последний раз, и ты должен был сильно измениться с тех пор. Но тебе лучше тогда поехать со мной, и там куда мы приедем, ты найдёшь кое-кого, кто и вправду сможет узнать тебя, если ты тот человек, за которого себя выдаёшь. Ибо наша престарелая мать всё ещё жива и она часто вспоминала о тебе. Как бы то ни было, только Господня воля могла направить твои шаги, так чтобы несмотря на твою слепоту, ты смог найти дорогу домой ко мне и к матери.

После этого Орм и Олаф начали торг с готландцами за соль. И они оба были поражены скаредностью и бессердечием, которые выказали готландцы, перейдя к торговым делам. Многие из команды судна владели своей долей корабля и его груза, поэтому они все были добрыми и дружелюбными только когда речь заходила о посторонних предметах, но становились холодными и острыми как сталь, когда дело доходило до цены на товар.

"Мы не принуждаем никого действовать против его воли", говорили готландские торговцы, "в том, что касается покупки соли или в чём-нибудь ещё. Но, если кто хочет купить наши товары, то он либо должен заплатить нашу цену или идти прочь. Мы намного богаче, чем другие люди и собираемся наживать добро и дальше, ибо мы, готландцы, более разумны, чем другие народы. Мы не грабим и не убиваем как другие, но увеличиваем наше богатство почтенной торговлей; и мы знаем лучше всех, что соль теперь стала ценным товаром. Хвала доброму королю Свейну, что поспособствовал поднять наши цены!"

– Я не считаю мудрым никого кто восхваляет короля Свейна, – с горечью промолвил Орм, – и я думаю, что легче найти справедливость у морских разбойников и убийц, чем у таких людей как вы.

– Многие часто говорят, так же как ты, – ответили готландцы, – но таким образом они совершают несправедливость. Взгляни на своего несчастного брата, которого ты нашёл на нашем корабле. У него полный пояс серебра и его немало; но никто из нас не покушался на его добро за исключением того, что мы заранее потребовали с него за проезд и еду. Другие люди украли бы его пояс с серебром и выбросили его самого в море; но мы, готландцы, честные торговцы, пусть и многие думают о нас по другому. Хотя, надо признать, что если бы у твоего брата было золото вместо серебра, он бы не был в такой безопасности, ибо мало кто может выдержать искушение золотом.

– Теперь мне снова хочется выйти в море, – сказал Орм, – если бы только мне выпал случай встретить там такой же как у вас корабль.

Готландцы расхохотались.

– Много людей желают этого, – ответили они, – но всё с чем они возвращаются домой после такой попытки, в лучшем случае, это тяжелые раны требующие надлежащего ухода. Ибо ты должен знать, что мы сильные бойцы и не боимся выказать свою силу, коли в этом возникнет надобность. Мы боялись одного лишь Стирбьерна, но кроме него никого. Но достаточно разговоров; решай же скорей, покупать что-либо у нас или нет, ибо ещё много желающих ждут своей очереди.

Олаф Летняя Пташка наполнил солью свои мешки и заплатил за товар не тратя лишних слов; когда же Орм подсчитал сумму, которую должен был отдать за соль, то у него напротив нашлось немало лишних слов для готландцев. Но найденный брат, коснулся его рукой и раскрыв свой кулак показал ему несколько серебряных монет, которые он затем осторожно на ощупь переложил в ладонь Орма.

– Видишь! – закричали готландцы, – мы говорили правду. У этого человека много серебра. Теперь ты можешь не сомневаться, что он твой брат.

Орм колеблясь посмотрел на серебро и затем произнёс:

– Я возьму от тебя, Ари, эти деньги. Но ты не должен полагать, что я недобрый или бедный человек, ибо у меня достаточно добра для нас обоих. Но оскорбительно переплачивать таким торговцам как эти готландцы.

– Они превосходят нас числом, – сказал Олаф, – и кроме того, нам нужна соль, какова бы ни была цена. Но это правда, что приходится быть воистину состоятельным человеком, чтобы иметь возможность заключать сделки с готландцами.

Они коротко попрощались с купцами, переправили купленную соль на берег и направились к дому; и Орм с трудом мог понять, радоваться ему или печалиться, что он везёт домой брата столь жестоко изувеченного.

Во время их обратного путешествия, когда они остановились и разбили лагерь, чтобы переночевать, Орм и Олаф попытались посредством разных вопросов разузнать у Ари, что же с ним приключилось. Сам Олаф Летняя Пташка не мог припомнить, чтобы он видел человека похожего на Ари в Миклагарде, но после многих расспросов удалось дознаться, что тот был предводителем одного из императорских кораблей, и его увечья были следствием плена после битвы, а не какого-то наказания; Олаф оказался прав, однако, в своей догадке, что это с ним сделали именно византийцы. Но большего, чем эти сведения Орму и Олафу получить не удалось, хотя они и задавали свои вопросы тщательным образом, так чтобы Ари мог ответить либо да, либо нет, и они видели, что и самому Ари доставляет страдание то, что они не могут найти верные вопросы, а он не может верно направить их мысли. Они поняли, что Ари пережил необыкновенные злоключения, где нашлось место и золоту и сокровищам, и что он хочет поделится с ними тем, что знает; но все их попытки понять его оказались пока напрасны.

– Ничего не остается, как запастись терпением, – наконец решил Орм, – бесполезно для нас и далее мучить тебя вопросами, ибо это никуда не ведёт. Когда мы доберёмся до дома, то попросим нашего священника помочь нам, и тогда возможно мы раскроем твои загадки, хотя как нам это удастся, пока выше моего понимания.

А Олаф Летняя Пташка добавил:

– Но даже всё то, что он сможет поведать нам о себе, не станет более удивительным, чем то, что он сумел найти путь домой через многие моря и земли даже в таком бедственном положении. Если даже такая необыкновенная вещь смогла произойти, то есть надежда, что не будет невозможным и для нас раскрыть его тайну. Я сам не покину Гронинг и не отправлюсь домой, пока не узнаю всё, что он хочет нам рассказать.

Ари вздохнул, вытер пот с бровей и приосанился.

Когда показался Гронинг, Орм поскакал вперёд, чтобы прежде уведомить Асу, ибо он опасался, что внезапное появление Ари в таком виде может быть слишком сильным ударом для неё. Сначала Аса была ошеломлена тем, что он ей сообщил и начала горько рыдать, затем однако же, она упала на колени, ударила головой о скамью и возблагодарила Господа за возвращение сына, которого она так долго считала пропавшим.

Когда они провели Ари в дом, она выбежала в слезах, дабы обнять его, и долго не выпускала из своих объятий, затем она принялась упрекать Орма за то, что он не сразу узнал своего брата. После того, как она немного успокоилась, она заметила, что следует сделать более удобную повязку для его глаз, затем услышав, что он голоден, она повеселела и убежала на кухню, чтобы приготовить собственноручно те блюда, которые, как Аса помнила, он любил больше всего. Несколько дней она двигалась как в полусне, не думая ни о ком кроме Ари, и о том лишь, как бы ещё о нём позаботиться. Когда он выказал хороший аппетит, она сидела и смотрела со счастливым видом, как он ест; когда однажды он притронулся к её руке, чтобы выразить благодарность, она разразилась слезами радости; когда же он утомлённый её беспрестанными болтовнёй и вниманием прижал одну руку и обрубок другой руки к своим ушам и громко застонал, она остановилась в смущении на целую минуту, прежде чем начать всё сызнова.

Остальные люди в доме были исполнены состраданием к Ари и старались помочь ему во всех вещах, которые только могли вообразить. Дети сначала боялись его, но вскоре напротив полюбили. Ему же больше всего нравилось, когда по утрам его провожали на реку, где он рыбачил на отмели с кем-нибудь, кто бы мог помочь ему наживить крючок и закинуть удочку. Черноволосый стал его любимым спутником в рыбной ловле, а также Рапп, когда у того было свободное время, ибо именно этим двоим из всех домочадцев более всего нравилось посиживать в тишине и спокойствии, как и ему самому.

Каждому человеку в доме было любопытно узнать больше о несчастьях, которые обрушились на него, ибо Орм поведал домашним, что ему удалось узнать от Ари во время возвращения из Кивика. Олаф Летняя Пташка отправил своих людей домой вместе с купленной солью, оставив с собой в Гронинге лишь двоих; он сказал Ильве, что хотел бы задержаться здесь до тех пор, пока им не удастся раскрыть все тайны Ари, так как у него такое чувство, что они могут оказаться очень важными. Ильва же была довольна тем, что он остался, ибо она любила Олафа и всегда радовалась, когда он навещал их дом; кроме этого, она уже давно заметила, что его взгляд чаще других останавливается на Людмиле, которая к тому времени превратилась в молодую пятнадцатилетнюю девушку, хорошевшую с каждым днём.

– Это большая удача для нас, что ты решил остаться, – сказал Орм, – ибо мы не сможем узнать много от Ари без твоей помощи; только ты из нас был в Миклагарде и знаешь людей, что там живут.

Но несмотря на все их усилия, помощь отца Виллибальда и женщин, они не никак не могли узнать больше об истории Ари. Всё что им удалось установить, это то, что его беды приключились с ним в печенежских землях возле порогов на реке Днепр, там где были волоки для кораблей. Но свыше этого они ничего пока выяснить не смогли, а Олаф Летняя Пташка, заметил, что ему вообще трудно представить, что византийцам могло понадобиться в тех местах.