передо мной на корточки, на этот раз не выказывая сочувствия. Я не виню его за это. Вовсе нет. Этого ему никогда не понять.Намордник крепко сжимает мой нос и мешает нюхать.– Так, – говорит Адам, – идем, малыш. – Я чувствую, что он вот-вот расплачется, но старается взять себя в руки.Он садится на единственный свободный стул, усадив меня прямо рядом с лабрадорихой, чей запах я учуял раньше. Я знаю, что она молода, моложе меня, и ее болезнь не серьезна.– Долг превыше всего, – говорит она, обнюхивая сбоку мою