ней было столько неясной тоски. Я закрыл глаза. Не могу описать, что я тогда чувствовал. Такая музыка рождается еще и потому, что только через нее можно выразить то, чего не выразишь никаким другим способом. Одно могу сказать наверняка – я вдруг снова понял, что живу.
Затем разом вступили трубы, валторны и турецкие барабаны, и от их мощи сердце у меня забилось быстрее, а голова закружилась. Когда я открыл глаза, то увидел, что Чайковский своей палочкой словно бы вытягивает музыку из воздуха, – будто она уже была в нем разлита, и ее надо было просто из него извлечь.
Когда все закончилось, композитор снова съежился, словно из него выпустили воздух. Зал поднялся. Аплодисменты и дружные крики «браво!» накрывали композитора волна за волной, но он лишь едва заметно улыбнулся и