Убив Клерваля, я, подавленный этим событием, вернулся с разбитым сердцем в Швейцарию. Мне было жалко Франкенштейна, жалка до ужаса; я ненавидел себя, но когда я обнаружил, что он, создавший меня и являющийся виновником всех моих невыразимых мук, осмелился надеяться на счастье, бросив меня в водоворот несчастий и отчаяния, а сам вознамерился искать удовольствий и радости в чувствах и страстях, ставших для меня навеки недоступными, я, исполненный бессильной завистью и горьким негодованием, загорелся ненасытной жаждой мести.