Цицерону, оглядывавшемуся на 133 г. до н.э. из следующего столетия, этот год показался решающим, поскольку именно тогда разверзлась пропасть в римском обществе, в его политической жизни, которая так и не закрылась ни ко времени Цицерона, ни после него. «Смерть Тиберия Гракха и еще раньше все его стремления как трибуна, — писал он в диалоге "О государстве", — разделили единый народ на две части» (in duas partes)[37].