The Man She Can’t Forget

© 2014 by Maggie Cox

© Перевод и издание на русском языке, ЗАО «Издательство Центрполиграф», 2015

Глава 1

Нужно было дважды подумать, прежде чем соглашаться. Шон, брат Лары, любил повторять: «Всегда будь готов к неожиданностям». Увы, она не вняла его совету и согласилась пожить в доме родителей, пока те набираются сил на французском курорте.

К сожалению, Шона уже не было рядом, чтобы напомнить ей эти мудрые слова. Но если честно, разве она могла бы отказать матери и отцу? Конечно, они хотели прийти в себя и сменить обстановку после ужасной трагедии. Полгода назад брат Лары, их любимый сын Шон, погиб. Он отправился волонтером в обожаемую им Африку и заразился малярией. Сложно поверить, что в двадцать первом веке можно так умереть. Но, увы, это горькая правда.

Лара уже неделю жила одна в родительском доме. Каждую минуту она ждала, что он войдет в дверь и скажет свое коронное: «Сестра, поставь чайник, будем чаевничать!» Но Шона не было.

Время играло с ней злую шутку – то тянулось так долго, что казалось, кто-то остановил стрелки на часах; а то летело безудержной стрелой, так что Лара не успевала опомниться. При всей любви к своей работе, сейчас она радовалась, что семестр закончился. Последний месяц ей стало казаться, словно все дела и обязанности библиотеки свалились на нее. Но теперь, когда на смену рабочему безумию пришло затишье, ей оставалось только уйти в себя и переживать постигшее семью горе. Чтобы занять себя хоть чем-то, она часами прогуливалась с преданным бордер-терьером Барни. Оставаться подолгу одна в родительском доме она не могла.

Лара сидела за дубовым кухонным столом, глядя в тарелку с недоеденной овсяной кашей, когда в дверь позвонили. Почему-то привычный звук звонка в этот раз заставил ее вздрогнуть. Барни побежал к двери и принялся усиленно лаять. Лара занервничала еще сильнее. Было всего восемь тридцать утра. Кого привело в такую рань в их дом?

– Наверно, почтальон, – предположила Лара.

Стараясь успокоиться, она босиком подошла по коридору к двери. Барни заливался звонким лаем. День обещал быть необычайно жарким. Солнце освещало интерьер через панели из викторианского стекла. Лара поднесла к глазам ладонь, чтобы не ослепнуть, и вздрогнула: сквозь дверное стекло был четко виден силуэт высокого человека. У нее не было ни малейшего представления, кто это мог быть, но это явно был не почтальон. Лара почувствовала удар изнутри. «Господи, только бы не дурные вести», – пронеслось в голове.

Она слегка приоткрыла дверь:

– Доброе утро.

На пороге действительно стоял мужчина. Первое, на что она обратила внимание, – это его невероятно-голубые глаза. Мужчина был гладко выбрит, а его лицо легко могло украсить обложку глянцевого журнала. Строгий костюм в полоску скрывал явно атлетическую фигуру. Уловив аромат дорогого парфюма, Лара едва не принялась щипать себя. Учитывая столь ранний час, она, вероятно, просто видит сон.

– Добрый день, – сказал незнакомец. – Я хотел бы поговорить с мистером или миссис Брэдли. Я прихожусь им… Точнее, приходился им другом. Простите, что беспокою вас в такой ранний час, но я только что вернулся из Нью-Йорка и хотел принести вашей семье соболезнования.

Лара чувствовала, как земля уходит у нее из-под ног. Очевидно, Габриель Девениш, университетский друг Шона, не узнал ее. Человек, воспоминания о котором мучили ее долгие годы. После университета Шон решил заняться благотворительностью, а Габриель пошел по стопам своего богатого дяди, стремительно ворвавшись в мир экономики и финансов.

Брат рассказывал, что, перебравшись в Нью-Йорк, Габриель молниеносно разбогател. Но в голосе брата слышалась жалость к нему. Как бы то ни было, Лара помнила тот жаркий летний день тринадцать лет назад, когда она впервые увидела Габриеля. Его красота сразила ее наповал.

Она во всех подробностях помнила и другой день, когда Шон неожиданно собрал у себя друзей, пока родители были в отъезде. Чтобы набраться смелости, Лара слегка перебрала вина и с легкостью пригласила Габриеля на медленный танец. А поймав на себе взгляд его больших, выразительных глаз, посчитала, что он испытывает к ней те же чувства. В следующее мгновение она призналась, что влюблена в него до беспамятства. Все бы ничего, но она не ограничилась и этим и потянулась к нему губами.

Она была готова провалиться на месте. Ее поведение, казалось, повергло молодого человека в шок. Отведя Лару в сторону, он сказал, что просто согласился с ней потанцевать и не намерен крутить роман с «сестричкой Шона». Она до сих пор помнила каждое произнесенное им слово. Он сказал: «Думаю, многие мальчишки твоего возраста мечтают с тобой встречаться. А я для тебя уже староват. Признаться, у меня есть виды вон на ту высокую стройную блондинку в углу. Мы учимся на одном курсе. И мне уже доложили, что она тоже не против».

Лара была опустошена. Своим отказом Габриель не просто огорчил, он унизил ее. Дни и ночи напролет она только и думала о том, как это могло произойти. Действительно ли оттого, что она младше его? Потому ли, что она сестра Шона? Но ведь если тебе кто-то нравится, не все ли равно, сколько ему лет и чей он родственник? Значит, причина все-таки в стройной блондинке.

С того дня отношения Лары с мужчинами не сильно продвинулись вперед. Как правило, все ограничивалось не более чем дружбой. Удивительно, но, несмотря на столь болезненный отказ Габриеля, Лара продолжала испытывать романтические чувства к другу своего брата. За эти годы он стал кем-то вроде сказочного героя из волшебной страны – очаровательного принца, с которым вряд ли сравнится кто-то из ее друзей и знакомых.

Поэтому сейчас, видя его на пороге своего дома, она едва могла подобрать слова:

– Вы Габриель, не так ли? Габриель Девениш? Вы дружили с моим братом в университете. К сожалению, родителей нет дома. Они уехали в отпуск на юг Франции.

Успокоившийся было Барни снова залился пронзительным лаем.

– Барни, свои! – успокоила собаку Лара.

– Ты Лара? Младшая сестренка Шона? – спросил Габриель, гипнотизируя ее глазами цвета неба.

С выпрыгивающим из груди сердцем она просто ответила:

– Она самая.

Погладив Барни, она снова встала во весь свой невысокий рост: приятные изгибы женского тела подчеркивались синими джинсами и узкой белой футболкой. Она совсем не походила на ту шестнадцатилетнюю школьницу. Неудивительно, что Габриель не узнал ее. Лара видела, что он искренне удивлен. Ей даже показалось, что на его щеках заиграл румянец.

– А ты повзрослела, – сказал он, поправляя темно-русые волосы.

Она не могла не заметить двойной шрам, пересекающий правую бровь Габриеля. Возможно, его жизнь протекала не так спокойно и плавно, как она могла подумать. Сколько бы ни было у человека денег, они не всегда могут спасти его от превратностей судьбы.

– Я только вчера услышал про Шона, – продолжил Габриель. – Прочитал в газете о волонтерах, умерших от малярии. В списках было и его имя. Там было написано, что он недавно получил престижную награду за свою работу. Новость о его смерти повергла меня в шок. Жаль, что после университета мы перестали общаться.

– Просто ваши пути разошлись, – пожала плечами Лара. Нет, она не осуждала его. Но ей было непонятно, с какой целью он ушел в профессию, где люди больше берут, чем отдают. Выбор Шона был прямо противоположным. – И все же спасибо, что зашел. Маме и папе будет приятно, когда я скажу им. Думаю, ты помнишь, как хорошо они к тебе относятся.

Лара хотела, чтобы он ушел, и не знала, как намекнуть ему на это. Еще немного, и она не сможет скрывать своей искренней радости оттого, что снова видит его. От шестнадцатилетней старшеклассницы, не способной скрывать свои чувства, не осталось и следа. Однако Габриель словно и не собирался уходить. Он тяжело вздохнул:

– Не хочу быть навязчивым, но не могла бы ты налить мне чаю? Даю слово, что не задержусь надолго.

У Лары не было убедительной отговорки для отказа.

– Конечно, проходи, – пригласила она. – Я как раз и сама собиралась выпить чашечку.

Габриель вошел за ней в дом. Он очень хорошо помнил этот коридор и кухню. Идя за миловидной брюнеткой, он размышлял о том, как скромная, заурядная школьница могла превратиться в такую красотку? Был бы он художником, обязательно запечатлел бы на холсте эту точеную женственную фигуру. Но, увы, времени на искусство у него не было. Единственное, что роднило Габриеля с миром творчества, – это вид на Музей искусств из его нью-йоркской квартиры. Время от времени он захаживал туда с целью напомнить себе, что деньги не главное в жизни. Да, чем больше у тебя денег, тем больше возможностей. Но счастье за них не купишь. Видит бог, он знал это как никто другой.

На кухне было так же уютно, как раньше. При виде старинного шкафа с тумбочками на него нахлынули воспоминания о том времени, когда они с Шоном были совсем молодыми. Он помнил, как вкусно кормила их Пегги Брэдли. Помнил то бесконечное лето, когда они готовились к экзаменам, смеялись, слушали музыку любимых групп и временами подшучивали над Ларой. Это была веселая и беззаботная юность. В те дни казалось, что так будет всегда…

Фотография Шона на стене приковала его внимание. Вероятно, так он выглядел незадолго до смерти. Добродушные карие глаза и широкая улыбка. Все как когда-то. Только теперь его университетский друг был где-то далеко. И желание позвонить ему навсегда стало несбыточным.

– Здесь все как раньше, – заметил Габриель, расстегивая пуговицу на воротнике. Рубашка внезапно начала сдавливать шею.

– Родители так же старомодны, как эта кухня, – улыбнулась Лара. – Они не большие любители перемен. Особенно после смерти Шона…

– Представляю, как вам тяжело.

– Очень. К этому невозможно привыкнуть. Сегодня ты еще разговариваешь с ним по телефону, а завтра… – Лара покачала головой. Она набрала в чайник воды из-под крана и вставила вилку в розетку. – Какой чай ты пьешь?

– А ты не помнишь? – поддел ее Габриель. Он-то не забыл, сколько чая выпили они с Шоном в те дни. И как правило, наливала его именно Лара. – Я всегда говорил, что самый вкусный чай в мире делаешь ты и твоя мама.

– Неужели? – снова улыбнулась Лара. – Тогда не отвечай, я постараюсь вспомнить.

Габриель присел на стул. Эта кухня, эти комнаты и сад были единственным местом, где он по-настоящему чувствовал себя как дома. Даже вращаясь в мире больших денег, он не перестал ценить домашнее тепло и уют. И ему так не хватало общения с простыми, искренними людьми – с теми, кто дружит с тобой не для того, чтобы ты сделал его богаче.

Он подумал о родителях Лары. Как рады они были ему, когда он приходил в гости к Шону. А отец Шона и Лары неоднократно выражал сожаление, что Габриеля воспитывает няня. Богатый дядя не уделял мальчику хоть сколько-нибудь внимания, и это заметно огорчало родителей Шона и Лары. Им было грустно оттого, что мальчик так и не познает радостей воспитания в настоящей семье.

– Будешь тост с вареньем? – спросила Лара.

– Прости… что ты сказала? – Габриель неожиданно поймал на себе взгляд ее больших карих глаз. Она стояла прямо перед ним, и на какое-то мгновение Габриель искренне забыл, где он находится, так обворожительна была она в эту минуту.

Лара смотрела на него с удивлением. Похоже, она не поняла, почему он не расслышал вопрос. «Неужто она не знает, насколько хороша собой?» – пронеслось в голове Габриеля. Он пожал плечами. Такое вряд ли возможно. Он еще не встречал столь обольстительных девушек, которые не знали бы о своей красоте. В кругу его общения красота была самым желанным атрибутом любой женщины. И те, у кого она была, использовали ее по максимуму.

– Я спросила, будешь ли ты тост с вареньем.

– Спасибо, я просто попью чай. А затем, если у тебя есть минутка, я хотел бы поговорить. Мне ужасно интересно, как сложилась твоя жизнь.

– Конечно, – неуверенно согласилась Лара. – Но ты же сказал, что только что прилетел из Нью-Йорка. Неужели тебе не хочется отдохнуть после перелета?

Габриель не смог сдержать улыбки. Похоже, Лара унаследовала от своей матери умение чувствовать, что нужно другим людям. Опять же, в кругу его общения это качество отсутствовало в принципе.

– Уверяю тебя, сейчас мне не нужно ничего, кроме общения с тобой, Лара.

Она не помнила, когда последний раз ей говорили подобное. Добавить к этому бархатный голос Габриеля, и слова становились еще более соблазнительными. Лара чувствовала, как разгорается внутри ее яростный эротический огонь. Что, если тот отказ на вечеринке был не таким уж искренним? Что, если все эти годы он сожалел о том, что отказал ей?

Лара ощутила себя канатоходцем, что вот-вот потеряет равновесие. С момента их последней встречи прошло тринадцать долгих лет. Не исключено, что проявляемый им интерес – это всего лишь привязанность к семье его погибшего друга. В конце концов, он мог позволить себе роман с любой нью-йоркской фотомоделью, позирующей для глянцевых журналов.

– Хорошо, – сказала она. – Только не жди от меня каких-то головокружительных историй. Я веду самую обычную жизнь, даже отдаленно не напоминающую твою.

Озарив его скромной улыбкой, она отошла к гранитной столешнице и принялась ставить на поднос фарфоровые чашки и блюдца. Он видел, как тряслись ее руки, когда она заваривала кипятком чайные листья. Но не знал, что в эту минуту сердце едва не выпрыгивало у нее из груди.

– Ты сделала именно так, как я люблю, – признался ее утренний посетитель. – У тебя прекрасная память.

– Спасибо.

Пытаясь не терять самообладание, Лара присела за стол напротив него и принялась помешивать чай. Она всегда клала в любимый напиток хотя бы один кусочек сахара. «В его рацион сахар точно не входит», – подумала она. Несмотря на морщинки, заметные на его лице, за все эти годы он нисколько не потерял физическую форму. Редко какому воротиле с Уолл-стрит это удается.

– Как долго ты планируешь пробыть здесь? – спросила Лара.

Она видела, что при этом простом вопросе с его лица исчезла улыбка. Гипнотизирующие голубые глаза посмотрели в сторону, губы крепко сжались. Слегка наклонившись вперед, он поставил чашку на стол.

– Еще не знаю. Сказать по правде, я прилетел уладить кое-какие вопросы с недвижимостью дяди. Две недели назад он умер, а я его единственный наследник.

– Габриель, прими мои соболезнования, – расстроилась Лара. Как всегда, она задала не самый подходящий вопрос.

– Завтра у меня встреча с его поверенным.

Было видно, что эта тема ему неприятна. С другой стороны, это очевидно – человек потерял своего единственного родственника. Даже если тот завещал ему все свое имущество. В конце концов, Габриель сам давно имел огромное состояние и явно предпочел бы, чтобы дядя был жив.

– Вы часто общались с дядей после твоего отъезда в Нью-Йорк? – аккуратно спросила Лара.

– Нет, не часто. – Габриель едва дослушал вопрос. – Мы не были близки. Дядя приютил меня, когда моя мать – его сестра – решила, что свобода ей дороже материнства.

– А твой отец?

Брови Габриеля нахмурились.

– О нем я знаю не больше чем ты. В моем свидетельстве о рождении мать указала, что отец ребенка неизвестен.

– Как грустно. – Слова сорвались у Лары еще прежде, чем она успела подумать.

– Почему же? Я вырос в благополучном районе, в огромном доме и никогда ни в чем не нуждался. Что же тут грустного?

– То, что ты не знал своего отца, – объяснила свои слова Лара. – И то, что вы с дядей так и не стали близкими людьми.