Терпению и долголетию моих родителей, светлой памяти Алексея Шмакова и Зинаиды Беспалой, беззаветной преданности Лены Майстренко, лучшим дням Маши Америковой, и бесконечности Lee Kater посвящается
Я читала «Теологику», и было невозможно победить ощущение, что делаю это много сотен лет. С удовольствием поделюсь секретом действия подобного колдовства.
С начала чтения проходят минуты и начинает навязчиво казаться, что влюблён в эту книгу как в красавца-любовника, убитого шпагой в поединке, или как в голубоглазую ведьму, бессовестно преданную огню аутодафе – музыка, что плавает поверх слогов, откровенно гипнотизирует.
Как забудешь о гипнозе, месяц не откроешь этих стихов, так заскучаешь по гротескным сюжетам словно по родным берегам в мучительной разлуке, захочется броситься к парусам и повернуть корабль на верный курс – опять читать сборник с середины, на рандомном произведении.
Дальше больше, вспоминаешь о героях строк непозволительно часто, как монах по сотне раз на дню вспоминает о молитве – возвращаешься к книге снова и снова, с жадностью припадаешь к рифмам, пьешь вязкую но живую влагу смыслов страдальцем-путником южноафриканской пустыни. Иногда этот напиток жжет горло огнем, иногда дурманит холодом – колючками аллегорий бросит в жар и зальет щеки багрянцем. Зелье метафор расцелует рассудок северным ветром до жути крепко, тогда наяву приходится вжимать голову в плечи и растирать холодные ладони. Даже в африканских пустынях случается зима, пусть даже метафизическая.
Потом каждый вечер привыкнешь искать по оглавлению любимое стихотворение, шептать открытому окну причудливые строки, но перед отходом ко сну каждый раз главное не забыть закрыть томик Бернса на крепкий засов. Ведь страшно.
Только забудешь закрыть, той же ночью во сне по дорогам подсознания пройдут люди-произведения. Один проплетется в рубище или в саване, другой торжественно проплывет в королевской парче, третий – мёртвый воин с кровью на ранах, взмолится о мести. За ними ковыляет нимфа – злодейка тычет пальцем и хохочет над человеческими страхами. Эти образы будут смотреть в упор – «стих-жрец», «стих-зеркало», «стих-я», «стих-он». Останется вопросом кто же на самом деле породил эти привидения слов, возможно это человек или бесплотное существо, возможно что тысяча таких существ. Неясно почему стихи, что прочитал и запомнил, столько знают о земных душах. Зачем неумолимые глаза смотрят сквозь нашу память и мечты? Отвращения или приюта ищут внутри каждого странные ночные пришельцы? Наши риторические вопросы, полные скорби и восхищения, останутся без ответов.
В скором времени, когда проживешь сплетения ночных видений, познакомишься с каждым и подружишься с некоторыми, наутро с мимолётной улыбкой на лице будешь просыпаться и терпеливо ждать рождения нового читателя книги, который с первых произведений не отвяжется от ощущения, что читал «Теологику» много сотен лет.
Элен Сарнавская
Турция, Анталья, осень 2021 года
Свой наряд надела
Белая Принцесса,
И заря сгорела
Под покровом леса.
Где свободны крылья
Счастья и забвенья,
Мы покроем пылью
Фразы провидения.
Взмоем над мирами,
Долетим до неба,
Посидим с богами
И накормим хлебом.
Страха мы не знаем
Перед божествами,
Почему ж летаем
Горем над кострами?
Почему сковали
Нас оковы неба?
Чем околдовала
Пресвятая Дева?
Свой наряд надела
Белая Принцесса.
Там заря сгорела.
Там, в покровах леса.
Сочи, 28-31.03.95 года
Завоевали небо тучи,
Завоевала тьма леса.
В кого такой я невезучий?
Печальны в зеркале глаза,
И жрет зима остатки рая,
И плачет снег на волосах,
Ревниво корчась, плавно тая,
Смеются льдинки на устах.
Стоишь одна во мраке ночи,
Вплетая в волосы обман -
Чего хотела? Чего хочешь?
Идет по небу караван,
Стянула обручи лоза,
В уме лежат мечтания кучей,
Печальны в зеркале глаза.
В кого такой я невезучий?
Задач решение знаешь ты?
Молчит твой глас, глаза смеются,
Зачем в уме тогда мечты
Страдают, стонут, плачут, бьются?
Ты знаешь сотни разных слов,
Ты веришь в тонны глупых сказок,
И много рыцари голов
Сложили из-за черных глазок.
Иди ты к черту! Сон не мучай!
Течет в душе моей слеза.
За что такой я невезучий?
И чьи там, в зеркале, глаза?!
Сочи, 08.02.95 года
В старом доме нет дверей,
Окон тоже нет.
Дом не слышал звук людей
Вечность долгих лет.
Дом похож на саркофаг
С дырами для глаз.
Шпиль стоит, на шпиле флаг,
В нем огонь погас.
Стены дома холодны,
Мертвенен бетон —
Спрятал он стихов цветы
И предсмертный стон.
Бродит в доме злая тень,
Падая на пол.
В дыры смотрит новый день,
Видит стул и стол.
Видит тень и стоны те,
Что украл бетон,
А на каменной плите
От цветка бутон.
Старый, высохший бутон
Умер что давно,
Но его прозрачный звон
Слышен все равно.
Тень смеется и поет
Песни лет былых,
По ночам к себе зовет
Стариков седых.
Старики садятся в ряд
У плиты на пол,
Речи моря говорят,
Вглядываясь в дол.
Пляшет вальсы тень, кружит
Между бледных стен,
Как молитву все твердит:
"Нужно взять их в плен!"
Смертью пахнет в доме том
Вечность долгих лет.
Там увидим, как мой дом
Гложет юный свет.
Там сойдется ночь крестом
Тихо, не спеша.
Не могу разрушить дом,
Он – моя душа.
Сочи, 08.03.95 года
Мокрые парка аллеи
Жаждут моих сапог.
Юности архиереи
Пьют белоснежный сок.
Смех и глаза антилопы
В чарах могучих ундин —
Тайны и святы тропы
Где я брожу один.
Полнится мозг бездумьем,
Плавает плавно мак —
Я над великим раздумьем
Сильный и смелый маг.
Полный мечты и уменья
Гордый палач пучин —
Реки текут забвенья
Где брожу один.
Только свобода до неба
Даст мне испить пустоты,
Вечного бега снега,
Долгого дня воды.
Трудного сна аспирина,
Лучше уж пусть аспирин —
Полны могил долины
Где я брожу один.
Сочи, 11.04.95 года
Вплетается в воздух сырой и весенний
Отчаяние горной свирели.
Уже так далёки минуты последней
Задумчивой тающей трели.
Уже не потрогать мгновения страстной
Придирчивой тонкости песни,
Но понял я в ней, что конечно напрасно
Не прожили вечностей вместе.
Мой ангел! Ты знаешь все тайны желаний
И смысл одиноких раздумий.
Ты святостью полнишь минуты прощания
У мраморных стен полнолуния.
Ты тайно хранишь существа преступлений
В ларце Увядающей Силы,
Что ветреной птицы своё оперения
На подступах лунной могилы.
Я полон молитвы и отречения
От знания таен трактатов.
Мой ангел! Не бойся, всё – пляска лишь тéней
Под солнцем чужого заката.
Мы – дети у Дьявола, внуки у Бога,
Сливаясь в последних объятиях,
Накапаем воском у века порога
Слова мирового проклятья.
Сочи, 13.04.95 года
Из засохших цветов надеваю венок,
Из промокших шелков надеваю наряды.
Не сберег я того, кто всё время был рядом
И стихов про любовь написать мне не смог.
Почему же заря улыбается мне?
Отчего же смеются морские пейзажи?
Белоснежной зимой показалась мне сажа
И рубин просиял на закатном огне.
К нам приходят отцы, к нам восходят извне
И с тоскою глядят на засохшие розы,
Растворяясь на стансах моей лакримозы1,
Обращаясь в мотив заклинанием в вине:
«Выпьем, други мои, за весенние дни!
За расцвет хрусталя и узоры на море,
За орлов в нескончаемом небесном просторе!
За здоровье врагов и за строки мои!».
Сочи, 17.04.95 года
Пальцы вязнут в воске на бокале,
Нами обещания забыты.
Мы поем о грязи, о морали
И о том, как стены слов размыты.
Мы несем распятия на Голгофу,
Мы снимаем шляпы пред бесами —
Ты прости меня за эти строфы
И за стих, забытый небесами.
Были мы камнями в старых стенах
И бетоном, кроющем безумие,
Чувствовали пульс в холодных венах
В час, когда ровняли полнолуния.
Песни наши знают только ветры
И жрецы, сокрытые в пещерах,
Но молчат седые километры
О пустых прощениях и верах.
Нам знакомы камни и дороги,
Стоны и закаты суеверия —
Там чернеют мрачные чертоги,
Там слагают дикие поверья.
Там стоит пустынная Голгофа
И кресты, что принесли мы сами.
Господи, прости за эти строфы
И за стих, забытый небесами.
Сочи, 08-09.05.95 года
Это было давно в бреду —
По тропинке лесной иду,
Воспеваю труды Дали,
Вспоминаю сны-корабли.
Напеваю мотив чужой,
Наступаю в сапог травой,
Я пью воду сухих ручьев,
Разряжаю ружьё в соловьев.
И курил папиросы «Луч»,
Расписался чернилами туч
На контракте с самим собой
И ставил печать – прибой.
Я смеялся смехом совы,
В первый раз был с собой на «вы»,
Воспевая труды Дали,
Проклиная сны-корабли.
Сочи, 10.05.95 года
Под колокольный звон от солнечных часов
Я запрягаю в колесницу стоны дыма,
Из тысяч лиц отчаянных отцов
Я отыскал прощающего сына.
Я стер улыбки с крапа старых карт,
И в миг боязни перед скрипом двери
Я из звезды придумал миллиард
В концах начала темного тоннеля.
Там голосила пьяная ундина
И я шептал значения чуждых слов:
«Я отыскал прощающего сына
Из тысяч лиц отчаянных отцов».
Сочи, 25.06.95 года
Все двери закрыты —
Выхода нет,
Все мысли зарыты
В солнечный свет,
И спрятаны фразы
В глаза Сатаны,
Как в темные фазы
Мертвой луны.
У гор поднебесья
Полки храбрецов
Придания месят,
Ругают отцов.
Мечи и рубины
Горят в факелах,
Сжигают картины
И плоть в хрупкий прах.
И им, заражаясь,
Сплетают войну,
Крестам подражая
И самому дну.
Подайте алмазов
Голодной страны,
Как темные фазы,
Как утро луны.
Сочи, 26.06.95 года
В фуриáнтэ2 закружится день,
В черном танце запутает ночь,
Упадет невесомая тень
На мою не уснувшую дочь.
Я усядусь на крыши бордюр,
Свешу ноги в бездонность ночи,
Обману миллион авантюр
И огромные губы свечи.
Напою нараспев белый стих,
Забаюкаю мысли ко сну,
Нанесу три оттенка и штрих.
На мольберты небес глубину
Я вдохну. И шагну в эту ночь,
Заступлюсь за карниз и уйду.
(И моя не рождённая дочь
Взглянет вверх и увидит звезду).
Сочи, 15.08.95 года
На этой странице вы можете прочитать онлайн книгу «Teologica», автора Maxim Berns. Данная книга имеет возрастное ограничение 18+, относится к жанру «Cтихи и поэзия». Произведение затрагивает такие темы, как «философская поэзия», «современная русская поэзия». Книга «Teologica» была написана в 2021 и издана в 2022 году. Приятного чтения!
О проекте
О подписке