Это роман.

Любое сходство с реальными соседями или жилыми районами случайно

Good fences make good neighbors.

Robert Frost^[1]

© А. Лавруша, перевод, 2021

© Издание на русском языке, оформление. ООО «Издательская Группа «Азбука-Аттикус», 2021

Издательство АЗБУКА®

1. Mикаэль

После катастрофы

Пятница, 13 октября 2017 года

Я открываю дверь и тут же слышу сирену. Слоняющиеся на школьном дворе ученики, заметив меня, машут руками:

– Хороших выходных!

Закрепляю спортивную сумку на багажнике, ноутбук в чехле кладу в переднюю корзину. Через минуту я уже в туннеле под «большой» дорогой, отпускаю педали, и ветер обдувает мне лицо. На краю тротуара сидят две подружки Беллы по детскому саду. Прикрывая ладонями рты, они ухают, как совы. Звук отражается в туннеле эхом, и девчонки хохочут.

На подъеме мышцы ноют от напряжения, но я сбавляю скорость, только когда меня пробивает пот. На поле для игр лежит забытый кожаный мяч, ветер раскачивает качели на детской площадке. Я здороваюсь с хозяйкой пуделя, который задрал лапу у фонарного столба.

Звук сирен приближается. Смотрю по сторонам, но отблесков синих спецсигналов не вижу. У нас здесь нет автомобильного проезда, утопающий в зелени коттеджный поселок окружен только пешеходными и велосипедными дорожками. Это, кстати, одна из причин, почему мы переехали в Чёпинге^[2]. Дети тут добираются в школу и к друзьям на велосипедах и могут вообще не следить за дорогой.

Глубоко вдыхаю. Прохладный осенний воздух заполняет легкие. Свобода, впереди выходные, никаких обязательных дел. Я давно мечтал отпустить все и просто ощутить, что я есть. Буду общаться с семьей. Захочу – потрачу пару часов и подстригу изгородь, как обещал. Впрочем, это легко подождет до весны.

На повороте замечаю ближайших соседей – Оке и Гун-Бритт. Идут рука об руку, быстрыми шагами. Я не видел их несколько дней. Здесь всегда так – с ранней осени и до поздней весны все закрывается и все исчезают. И только в апреле снова начинается какое-то шевеление – рассеиваются холодные туманы, воздух пахнет пыльцой, во дворах появляются щедро смазанные солнцезащитным кремом дети с мячами и самокатами, у всех на головах бейсболки. Тарахтит первая газонокосилка. В садах фланируют приклеенные к телефонам мамы в крутых солнечных очках и папы с рыхлыми животами, вываливающимися из слишком узких шорт. На три месяца коттеджный поселок превращается в курорт с батутами и надувными бассейнами. Кажется, будто прибавили громкость, а дни становятся длиннее. И так до августа, пока не начинается школа. А дальше – ветры, листопад, ранние сумерки, дожди и тишина. Все живое и цветущее забывается, и не верится, что когда-нибудь снова станет светло.

Вот и наши соседи-пенсионеры запирают за собой калитку – уже слишком темно, чтобы оставлять ее открытой. Оке немного задерживается на улице, он готовит сад к зиме, дорожки вымыты, все углы вычищены от паутины, садовая мебель обтянута пленкой с аккуратностью, которой позавидовал бы любой музейный работник. В окне тут же появляется любопытная физиономия Гун-Бритт. Она бдительно следит за всем, что происходит в саду. Ни один листик не пролетит мимо незамеченным.

– Добрый вечер! – кричит Гун-Бритт, когда я подъезжаю ближе.

Я сомневаюсь: остановиться поговорить или проехать. Больше всего мне хочется поскорее оказаться дома. Но тут из калитки на велодорожку выходит Оке, и все-таки приходится затормозить.

– Вы слышали удар? – спрашивает он.

– Похоже, там авария, – сообщает Гун-Бритт.

Я снимаю одну ногу с педали и опираюсь на нее.

– Авария?

– Вы же слышали сирены? – спрашивает Оке, а Гун-Бритт жестом изображает витающий у нас над головой звук.

– Это где-то рядом?

– Кто его поймет, – отвечает Оке и кивает в сторону нашего дома. – Звук вроде шел с той стороны.

– Скорее всего, с «большой» дороги, – добавляет Гун-Бритт.

Все называют так окружную Е60, у которой расположены супермаркет «Ика» и магазин алкогольных напитков «Системболагет». Она выходит на E6, где начинаются просторы Сконе с небоскребом Турнинг-Торсо на западе и шпилем Лундского собора на востоке.

– Кажется, приближаются, – замечает Оке.

Мы втроем прислушиваемся. Он прав, сирены воют громче.

– Ничего удивительного, люди же носятся как сумасшедшие, – сокрушается Гун-Бритт. – Но вы не волнуйтесь, Бьянка с детьми вернулась полчаса назад.

Бьянка. Дети.

В груди у меня что-то сжимается.

– О’кей. – Я быстро сажусь в седло и успеваю услышать слова Гун-Бритт:

– Хороших выходных.

Оставшуюся часть пути мои мысли перескакивают с одной на другую. Бьянка должна была забрать детей и купить продукты, но сейчас они уже дома. В безопасности. Вильям сидит на диване со своим айпадом, а Белла помогает Бьянке на кухне.

Отраженный стенами домов звук сирены становится еще громче. Мои бедра отяжелели, икры сводит судорога. До дома метров двадцать. За забором раздается собачий лай, и в ту же секунду я понимаю, что сирены смолкли.

Я сворачиваю за угол, вижу наш двор, и тут в глаза мне бьет яркий мигающий синий свет. В нем тонет все – асфальт, живая изгородь и невысокий штакетник.

Дыхание перехватывает. Ноги продолжают крутить педали. Я слезаю с велосипеда и иду прямо на этот синий свет.

На земле лежит красный велосипед. Он сплющен, колеса искорежены, руль торчит вверх. Рядом стоит Жаклин Селандер из пятнадцатого дома. У нее белое лицо, а на губах застыл крик.

У нашей живой изгороди из туи припаркована «скорая», рядом на корточках сидят два врача в зеленых халатах. На асфальте перед ними лежит Бьянка. Моя любимая жена.

2. Микаэль

До катастрофы

Лето 2015 года

Впервые я увидел Фабиана и Жаклин Селандер сразу после того, как мы переехали. На тех выходных Белле исполнилось три, и я решил установить в машину новое детское кресло, которое купил по бросовой цене в магазине «Блокет». Солнце жарило мне загривок, и сам я плавился, как сыр, втиснувшись наполовину в салон и мучаясь с ремнем безопасности, который оказался на несколько сантиметров шире, чем предназначенная для него прорезь. Ругательства из меня так и сыпались. Я не заметил, как кто-то подошел сзади.

– Новый «Р-дизайн», да?

Ремень выскользнул из рук, и чертово детское кресло опрокинулось набок. Когда мне удалось наконец извлечь собственное тело с заднего сиденья и вытереть пот со лба, я увидел мальчишку в шортах на подтяжках и кепке с логотипом «БМВ». Он стоял у ворот и рассматривал машину.

– Спортивная модель, – ответил я.

– Да знаю я, – ответил парень. – «Р-дизайн».

Сколько ему? Двенадцать, тринадцать?

– Дизельный двигатель, – сказал он, – подключаемый гибрид, так?

– Видимо, так, – кивнул я.

– Не «видимо», а точно.

На самом деле я торопился, но мне не хотелось показаться невежливым.

– Меня зовут Фабиан, – произнес парень, – я тоже живу в этом дворе.

Жилой массив на окраине Чёпинге был поделен на маленькие кварталы, каждый из которых представлял собой большой заасфальтированный квадратный двор, по сторонам которого располагались четыре более или менее одинаковых коттеджа, построенные в первой половине семидесятых. У каждого квартала было собственное премилое название, связанное с топонимами из книг Астрид Линдгрен: Бюллербю, Леннеберга, Сальткрока, Чёрсбэрсдален. Мы поселились на Горластой улице, и когда я сообщил детям, что отныне мы будем жить там же, где и «Лотта с Горластой улицы», они сначала ничего не поняли.

– Тогда будем соседями, – ответил я мальчику по имени Фабиан.

– О’кей, – ответил он и погладил бампер «вольво», как будто он был живым. – Вам надо было купить «БМВ». Больше опций за те же деньги.

Я рассмеялся, но мальчишка выглядел совершенно серьезным.

– У «БМВ-530», – сказал он, – двести семьдесят лошадей. А у этой сколько?

– Не помню.

Машина для меня – транспортное средство. Все, что мне нужно, – более или менее нейтральный цвет и вместительный багажник.

– Двести пятнадцать, – сказал мальчик.

Он свое дело знал.

Я уже собрался снова полезть в салон с детским креслом, как появилась женщина:

– Вот ты где, Фабиан!

Она как будто испускала какое-то сияние. Сильный загар подчеркивал длинные ноги, короткие шорты, белые зубы и небесно-голубые глаза.

– Ему нравятся машины, – сообщила она.

– Я уже это понял.

– Мне нравится «БМВ», – уточнил Фабиан.

Женщина, которая, видимо, была его матерью, рассмеялась и протянула руку с длинными розовыми ногтями.

– Значит, это вы переехали? Ноль-восемь^[3], как я слышала?

Ноль-восемь? Неужели еще так говорят? У меня нет ни одного знакомого, у кого остался бы стационарный телефон, скоро телефонные коды станут такой же древностью, как вращающиеся диски и бакелитовые трубки.

– Ну да, но… – промямлил я и вытер ладонь о шорты, чтобы поздороваться. – Микки.

– Меня зовут Жаклин. Мы с Фабианом живем в пятнадцатом доме.

Она показала на дом, к которому вела подъездная дорожка, между плитками которой пробивались сорняки, а метровый забор не мешало бы покрасить. На фасаде висела подкова, китайский колокольчик и серебряные цифры: единица и слегка покосившаяся пятерка.

Металлический номер на нашем доме я уже открутил. Так потребовала Бьянка. Она согласилась жить в тринадцатом доме только при условии, что я сразу же уберу со стены табличку с этим несчастливым числом.

– Надеюсь, вам здесь понравится, – произнесла наша новая соседка. – У вас ведь тоже есть дети, да?

Я кивнул. По моему лбу катились капли пота, футболка прилипла к подмышкам.

– Белле только что исполнилось три, а Вильяму шесть.

Фабиан и его мама переглянулись.

– Нам надо идти, – сказала Жаклин, кивнув мальчику. – Увидимся!

Она шла быстрыми шагами, Фабиан семенил рядом, стараясь не отставать. У ворот своего дома она остановилась, оглянулась и посмотрела на меня. Я улыбнулся в ответ.

Потом установил наконец кресло на место и сразу пошел в дом, чтобы рассказать о соседях Бьянке.

– Жаклин Селандер? Бывшая модель. Она жила в США.

– Откуда ты знаешь? – спросил я.

Бьянка склонила голову набок и показалась мне точно такой же, какой была восемь лет назад, когда меня сразили ее веснушки и ямочки на щеках.

– Из интернета, любимый.

– Ты проверяла соседей?

Она рассмеялась:

– А ты как думал? Уехать за шестьдесят миль^[4] и не выяснить, кто живет рядом?!

Разумеется. Я поцеловал ее в шею.

– Что ты еще выяснила, Лисбет Саландер?^[5]

– Не много. Пожилую пару из двенадцатого номера зовут Оке и Гун-Бритт. Похоже, типичные представители поколения сороковых. Гун-Бритт любит танцевальную музыку, вместо фотографии у нее в профиле «Фейсбука» цветок. Оке вроде бы в социальных сетях нет.

– Ясно.

Я всегда жил в многоквартирных домах и никогда не понимал необходимости знать, кто твои соседи, но Бьянка была уверена, что в районе с отдельными коттеджами все обстоит иначе. Здесь не удастся избежать общения с соседями.

– Я нашла пару фотографий Жаклин Селандер. Она, кажется, больше времени прожила за границей, чем в Швеции. Живет, судя по всему, одна, то есть с сыном, в доме номер пятнадцать.

– А в четырнадцатом кто? – спросил я.