У женщин будет Гоморра, а у мужчин – Содом. Ну а грустить об этом - что толку в том? Юный Марсель совсем повзрослел и теперь видит светское общество не только с изнанки, но и в более изощренных ракурсах. Раскрывая щекотливую тему нетрадиционных отношений, Пруст ни на секунду не изменяет себе: те же пространные пассажи, то же нагромождение метафор, в которых можно потеряться, и те же внезапно выскакивающие изящные и лаконичные образы или фразы. Так, рассказывая о дипломатическом корпусе, в котором было рекордное количество, гм... личностей с альтернативной ориентацией, Пруст употребляет совершенно уморительные выражения вроде "тлетворная пальма первенства". Ну как, как после такой красоты его можно считать занудным писателем?! Занудные писатели не отправляют заносчивых аристократов увиваться за сладенькими официантами. Занудные писатели не препарируют своих героев с потрясающей остротой и безжалостностью.
Главная загадка для меня - почему Марсель ревновал свою Альбертину-Мольбертину к другим девушкам? Ну ведь казалось бы - девичьи шалости, все дела, а его прямо от одной мысли об этом трясло. Коль скоро он себя и ее так изводил непрекращающейся ревностью, то дальнейшие туманные намеки на то, что дальше все будет плохо и мучительно, превращаются из упражнений в предугадывании в тривиальный факт.
И напоследок хочется вновь поделиться одним из запомнившихся фрагментов.
Финальная ремарка о невзрачном и пошлом маркизе, главу венчающая
Тогда и маркиз де Говожо больше уже не смеялся, и его расторопный зрачок исчезал, а так как мы на несколько минут отвыкали от его совершенно белого глаза, то теперь этот глаз придавал краснощекому нормандцу нечто безжизненное, потустороннее, как будто маркизу только что сделали операцию или словно его глаз там, за моноклем, молит Бога о даровании мученического венца.