Отзывы на книгу «Утехи и дни»

Как верно обозначено в аннотации к этому сборнику - "грустная и галантная книга"! Действительно, она пронизана едва уловимой интонацией ностальгической грусти, а уж о её галантной осторожности, деликатности и говорить нечего - настолько она изыскана. Допустим, дебют писателя был не таким уж и блестящим - при жизни автора книга оказалась совершенно невостребованной, и лишь когда о Прусте кое-как заговорили в связи с некоторой популярностью первых томов "В поисках утраченного времени", тогда-то у публики и проснулся небольшой интерес к сборнику "Утехи и дни". Как известно, изначально Пруст немыслимо завысил цену, и первый тираж совершенно не окупился: настолько высоко (и в денежном эквиваленте тоже) автор оценил своё писательство - и, конечно, талантливую работу иллюстратора Мадлен Лемер. Ныне же, когда популярность Пруста себя утвердила, новеллы из "Утех и дней" дают прекрасную возможность выяснить, насколько этот автор может быть нам близок.
Некоторые сюжеты и интенции "путешествуют" из новеллы в новеллу - в основном это темы, в которых Пруст всегда находил некоторую недосказанность, которая не изживала себя до конца ни в одном его произведении. Оставаясь как бы на периферии светской жизни, не будучи никогда полноправным её представителем, Пруст тем не менее живо ею интересовался. Любопытно, что в своих взглядах он, с одной стороны, симпатизирует и сопереживает всем этим завсегдатаям светских салонов, а с другой стороны - трагически их обличает, делая их образ и саму их жизнь как бы эфемерными. Эта эфемерность бытия и составляет ту самую дымку ирреальности и печали, окружающую прозу автора. Человек - это не личность, а оболочка, наполненная собственными воспоминаниями и страстями. В совокупности некоторые сюжеты приводят к чисто библейской структуре бытия: это мотив грехопадения, выпадения из лона природы, утрата естественной чистоты (это особенно ярко можно проследить в новеллах "Виоланта" и "Исповедь молодой девушки". Далее, практически каждое повествование включает в себя элемент светскости - как суетности мирской жизни. В данном ключе это либо юмористические зарисовки, остроумие которых современному читателю с трудом понятно (например, "Светская суетность и меломания Бувара и Пекюше"), либо рефлексия над тщетностью салонной жизни и положения в обществе (это иллюстрирует "Обед в городе" и отчасти "Мечты в духе иных времён" - вторая являет собой как бы демо-версию "В поисках утраченного времени" и хороша для прочувствования стиля Пруста). И, наконец, новеллы, так или иначе связанные с умиранием персонажа, приводят к своего рода катарсису с очень сильными христианскими мотивами - это прекрасно передано с заключительной новелле "Конец ревности" и может быть обнаружено в "Смерти Бальдассара Сильванда". Одна из новелл сборника, пожалуй, не может быть отнесена ни к одной из этих категорий. "Печальная дачная жизнь г-жи де Брейв" тонко препарирует феномен нераздельной влюблённости, в данном случае это ещё и такая влюблённости, при которой объект любви о ней и не подозревает. Удивительно точно Пруст описывает зарождающиеся "из ничего" чувства девушки к тому, кто по большей части является объектом его фантазирования, как вокруг этого чувства переплетаются мечта и реальность, и как всё сливается в этом возлюбленном.
Чтение обещает быть очень приятным, ибо это удивительно интимный, томный и нежный сборник кратких и ненавязчивых зарисовок, напоминающий разводы дождя на стекле, или скоротечны момент рассвета - что-то неуловимое и прекрасное.

Моё же сердце замирало от всех тех чарующих описаний природных красот, коими столь щедро разбрасывался этот невероятный ценитель всего прекрасного. Будь то изумрудные кроны деревьев или бирюзовая гладь моря, строки так меня волновали, что на какой-то миг я умудрялась забыть, что за окном всё застелено белоснежным хрустящим покрывалом, а чёрные ветви оголённых деревьев тянутся ввысь, к аспидно-чёрным небесам. В столь атмосферной обстановке даже развёртывающиеся события повестей не столь омрачали настроение, ибо на постоянной основе где-то на периферии сюжетной канвы тянулась яркая красная нить, напоминающая о том, как наш мир, несмотря на некоторых его обитателей, удивителен и чудесен.

Мудрая повесть о принятии смерти. Оная не выставляется здесь злодейкой, она – данность, которая рано или поздно придёт к каждому, как ни убегай. Бальдассар умирал медленно и мучительно, смерть то подкрадывалась, то отступала, мучая своей нерешительностью, и если сначала мужчина относился к своей неизбежной кончине с долей романтизма, фантазируя о чудесных и трогательных прощаниях с дамами своего сердца, то, когда смерть уже дышала ему в затылок, он наконец смог понять главное: себя. Перестав притворяться и обманываться, он принял себя и смирился, отпустив всё лишнее. Последняя сцена воистину прелестна своей тонкой печалью: за две секунды до конца былой мечтатель видел не прекрасных дев, о которых когда-то грезил, а свою любящую мать, любимую сестру и заботливую няню, свою первую скрипку, свои первые успехи. И ещё до того, как врач воскликнул, что всё кончено, он смог отыскать то, о чём не мог и мечтать: покой.

История о том, как юная и добродушная красавица, обожающая помогать людям и теряться в красочных мечтах, попадает во власть богатств, красивых платьев и интриг, не нова. Сложно было проникнуться к Виоланте тёплыми чувствами, ибо пусть она и была доброй и милой, то, с какой лёгкостью она подпадала под мужские чары и сияние славы, не могло не расстраивать. Финал хоть и горестен, но предсказуем; впрочем, так всегда и бывает. Скука, желания и эгоизм, если давать им волю, способны поглотить все хорошие чувства, в том числе и любовь к ближним.

Готовясь поразить весь свет своей блистательностью, интеллектуалы Бувар и Пекюше в срочном порядке взялись за штудирование литературы и музыки, дабы знать, о чём нынче просветлённые люди беседы ведут. Их постигло глубочайшее разочарование: этот автор плохо пишет, у того и вовсе ни одной умной мысли нет, третий вроде как неглуп, но писанина его непритязательна. Про музыку и говорить нечего, не то звучание, совсем не то! Если подумать, то и общество не слишком их устраивает: настоящие аристократы вымерли, актёрам доверять нельзя, евреи их пугают. Тяжело вздыхая, они признают, что придётся им помалкивать в обществе о своих взглядах, уж больно они оригинальные и прогрессивные. Этот рассказ повеселил, очень уж эти двое напоминают определённый тип людей, этаких знатоков всего и вся, для которых всё не так. Умные люди должны сознавать собственные достоинства, вне всяких сомнений.

Молодая вдова, всеми уважаемая в свете, решает влюбиться. Выбор Франсуазы пал на некрасивого, глупого и весьма примитивного во всех отношениях мужчину, которого она видела всего лишь несколько раз, ни разу при этом с ним не поговорив. Очень печальная, несмотря на налёт абсурдности, история, ибо, увы, такой сорт любви встречается слишком часто: порой люди влюбляются не в самого человека и его достоинства/недостатки, они очаровываются выдуманным образом, который сами же и создают в своих фантазиях. Весьма красочно была описана эта безумная одержимость, все эти печальные мысли и невыносимые страдания, которыми влюблённая женщина по-настоящему наслаждалась, прекрасно при этом понимая, что встреча с мужчиной, которого она якобы любит, несомненно разочарует её. Главное, что её скучная жизнь наконец-то расцвела и наполнилась цветами страсти и тоски, и какая разница, что чувства эти насквозь фальшивы.

Тяжко приходится людям, у которых атрофирована сила воли, в очередной раз осознаёшь это, погружаясь в эту порочную и грязную историю. Но в одном ли слабоволии заключалась проблема девушки? Удержи она себя от разврата и распутства, стала бы она добрее и мудрее? Всё-таки всё тянется с детства, с какой стороны ни подойди. Её ненормальное отношение к матери, которая не слишком-то баловала свою дочь вниманием, с самого начала как бы намекало, что всю последующую жизнь она будет гнаться за людским вниманием, пробегая мимо настоящих чувств и эмоций. Крайне поэтичным, пусть и печальным, выдался финал, я будто бы воочию увидела отражение девушки в зеркале и её безумный, порочный взгляд.

...подумал молодой человек, сбежав от сборища ярых представителей снобизма. Однако, эта мысль была тотчас похоронена пеленой забвения, ибо, благодаря вину и фантазии, ему вдруг представилось, что он познал жизнь и узрел поле её действительности. Благодаря чему его посетило сие откровение? Может, его вдохновила обстановка, царящая за столом во время обеда, где каждый был уверен в своей исключительности, хотя их глаза блестели глупостью? Кто знает, кто знает. Вряд ли юноша, проснувшись утром от терзающей его голову боли, вообще об этом вспомнит.

Пожалуй, это одна из самых красивых вещей, что я читала за очень долгое время. Уместив в одном разделе двадцать восемь коротких заметок, творец поговорил со своим читателем обо всём, что волновало его: о любви и её умирании, о хрупкости воспоминаний и томлении музыкой, о счастье и горе. В отличии от предыдущих рассказов, здесь нет ни снобизма, ни эгоизма, ни глупости, здесь властвуют истинные чувства и мысли, и, конечно, здесь царит она, хозяйка всего: природа. Какими поразительными красками она блистает! Будь то цветущая весна или истощённая осень, величественные деревья или понимающая луна, волнующее море или красивая бабочка, – описания настолько живые и волнующие, что аж сердце замирало от этих чарующих слов.

Спокойно размышляя о том, что в скором времени его любовь умрёт, и уже мысленно выбирая и себе, и своей возлюбленной следующих спутников, Оноре вдруг начал задыхаться от ревности, а всё потому, что появились слухи, якобы его прекрасная дама сердца встречается не только с ним. И пришло помешательство: он следил за ней, допрашивал её, ночами не спал, бредил и безумствовал. О, эта поразительная логика таких людей! В чём же она заключается? Любишь ли ты эту женщину иль любишь всё-таки саму мысль о любви? Если ты сам ей изменял, почему же тебя так волнует сама мысль о том, что она тоже может быть тебе неверна? Даже такой отлично построенный сюжет, показывающий саму суть такого рода ревности, не смог дать мне ответов на этот вопрос. Впрочем, что-то мне подсказывает, что их не существует.

Это была прекрасная песнь меланхолии, печали и трагедии. Несмотря на то, что персонажи всех рассказов не блистали умом, порядочностью и самоотверженностью, никакого отторжения не было, я будто бы наблюдала за неким театральным действом, пытаясь понять, какие же эмоции движут этими людьми. И хотя этот сборник в первую очередь раскрывает саму суть человека и его чувств, для меня он явился музыкальной и дивной одой природе и окружающих нас волнующих образов. Приятна и волнительна мысль, что эти короткие рассказы и зарисовки являются лишь началом и что впереди меня ждёт самое главное творение Марселя Пруста, в котором он, я уверена, покажет ещё силу своего слова во всей его незыблемой красе.

"Счастливая книга! Она пройдет по городу, разукрашенная, благоухающая цветами, которыми осыпала ее Мадлен Лемер, расточающая своей божественной рукой и розы и росы"
Анатоль Франс

Если бы меня попросили что-то рассказать о книге Марселя Пруста "Утехи и дни", я не задумываясь ответила бы, что это вовсе не книга, а роскошный веер и когда читаешь, кажется будто вокруг тебя не будничные прохожие, а светские гости теряющиеся в непрерывности парков, имя которым - Печаль.

Атмосферная книга, наполненная глубинными мыслями, которые понимаешь скорее сердцем, чем головой. Все откровения подхвачены лёгкой рукой, весь сценарий гениально исполнен благоухающей, прекрасной, вечно грустной Молодостью. Тонкая книга, да и снобизм в ней мнимый, а светскость Пруст лишь умело подмечает и не думает обманываться ею.

'утехи и дни'- сборник нескольких рассказов, опубликованных, когда прусту было двадцать пять лет. перед нами не тот взрослый человек, решивший уместить целую эпопею на несколько тысяч страниц, тщательно смакуя каждое слово и подбирая для него все оттенки времени, что позволял ему французский язык (а уж он ох как позволял). перед нами несколько восторженный, живущий моментом, но уже давно размышляющий о жизни писатель, в рассказах которого намечаются те темы, что будут фигурировать в цикле в более масштабном формате: поцелуй матери, ревность, светское общество, любовь (даже лесбийская), и даже китайская ваза с цветком на груди возлюбленной.

поцелуй матери и вообще важность материнской фигуры в'исповеди молодой девушки', что ведется от лица девушки и во всей красе, насколько это, впрочем, можно, демонстрирует в страницах двадцати талант марселя пруста, непринужденно показывающего женский метущийся характер, что стремится угодить матери и завоевать ее внимание:

'я уже не решалась звать ее и испытывала из-за этого еще более страстную потребность в ее близости; я придумывала все новые и новые предлоги'.

подобно маленькому рассказчику в первом томе 'по направлению к свану', который ухитряется под ложным предлогом убедить франсуазу отнести матери письмо, которой потребовался срочный ответ по очень срочному вопросу. для героини же этой повести именно мать позволяет ей открыть радости нежности и любви. но ее внутренняя порочность, как она думает, мешает ей в полной мере открыто принимать материнскую любовь. в рассказе эта зависимость от матери (как тебе такое, зигмунд фрейд?) достигает такого апогея, что героиня уже не понимает, сможет ли она жить дальше, если умрет ее мама?..

в первых рассказах, в особенности в 'смерти бальдассара сильванда, виконта сильвани' от несколько степенных и вполне, пардон, обычных описаний и словесных плетений веет могучим реализмом xix века, которому пруст в ту пору был сильнее подвержен, но уже здесь маленького алексисаиз первого рассказа мать целует в лоб перед сном, а к третьей главе приведен эпиграф мадам де севинье - уже такой родной  для читателя 'поисков'. и действия разворачиваются настолько быстро и неожиданно, что не представляется возможным ни проникнуться героями, ни даже разглядеть в их страдании благородства или чего-то, что вызывало бы сострадание.

но шаг за шагом пруст, набивая руку и этой же рукой опуская завесу, являет сияние своих текстов: в 'виоланте, или светской суетности' уже выглядывают пространные сравнения и метафоры:

'воспоминание о случившемся было для нее как бы жаркой подушкой, которую она без конца переворачивала'.

в 'светской суетности и меломании бувара и пекюше' сочится наружу весь юмористический арсенал, что был у пруста: здесь два месье рассуждают о современной литературе, не обходя вниманием даже анатоля франса, снабдившего сие издание предисловием; в 'печальной дачной жизни г-жи де брейв' и 'обеде в городе' метания сердца и общественная жизнь, бесконечные светские приемы и беседы.

'мечты в духе иных времен' и по размеру, и по содержанию смело можно назвать философической повестью, где все намечено штрихами и оттого напоминает 'против сент-бева' и где герои то появляются, то исчезают, то заменяют один другого или сливаются друг в друге, поскольку они - фон или, вернее, толчок для размышлений повествователя о семье; честолюбии, что опьяняет более, чем слава;  о поэтах и даже шекспире; о воспоминаниях, вызывавших слезы;  о плохой музыке; о человеческой натуре (да, в духе вулф human nature, хотя и без всякой злостности);  о любви и печали:

'он был огорчен тем, что печаль уже не так сильна. прошло время, и эта печаль исчезла. и затем ушли все печали, а радостям и уходить было нечего. они давным-давно умчались, окрыленные, с цветущими ветвями в руках, покинули это жилище, недостаточно юное для них. наконец, как все, он умер'.

наконец, и здесь герой несколько по-детски "решает" раз и навсегда покончить с любовью, подобно рассказчику во втором томе цикла, что "решил" забыть жильберту:

'я решил забыть, я твердо это решил: все дело в сроке'.

последний рассказ, 'конец ревности', пусть и занимает всего около тридцати страниц, но содержит в себе целую духовную эволюцию героя и является протоглавой первого тома 'о любви сванна', где так скрупулёзно показаны душевные терзания сванна. здесь же оноре не интеллектуал и даже не исследователь вермеера, а простой молодой человек с не то чтобы высокими моральными принципами, который подсознательно думал, что его измены, прегрешения и ложь, в сущности, ничего не значат. до тех пор, пока он не понял, что его возлюбленная может вести себя подобным образом... ужасное открытие, стоившее ему душевного покоя и здоровья:

'он верил ей, хотя он и не чувствовал себя таким счастливым, как раньше'.

финал и ответ на вопрос 'когда же наступает конец ревности?' до  жути напоминает смерть и, осмелюсь сказать, парнирвану андрея болконского в 'войне и мире', когда он прощает не столько наташу ростову, сколько самого себя, и достигает такого блаженства, что понимает, что такое любовь, как и оноре:

'но он любил ее такой же любовью, как доктора, старушек-родственниц и слуг. и это было концом ревности'.

возможно, это то же, что чувствовал сванн, женившись на одетте. но что самое очаровательное: это "возможно". точно ли была измена возлюбленной оноре - мы так и не узнаем.  именно этим штрихом молодой пруст явил автора грядущего цикла: загадкой искусства. недосказанностью, при всей эпохальности цикла.

Вместе с этой книгой я провела один тонкий, пронизанный легкой печалью день; за окном было небо цвета мокрой бумаги, непостоянный дождь и потом темнота. Я бы сказала, что эта книга пришла ко мне вовремя, хотя я, вероятно, была бы еще счастливее, если бы прочитала ее ранней осенью.
Долгое время я опасалась знакомиться с Прустом, думая, что мне, скорее всего, не понравится. Так или иначе, я ошиблась, чему сейчас несказанно рада. Я влюбилась в красоту его прозы, оттенки цветов и чувств; это прекрасно и в меру печально.
Если Вам нравится цветистая проза, то "Утехи и дни" - именно то, что Вам нужно.
Не проходите мимо, ведь здесь - сама жизнь с ее тысячей оттенков.