Но с другой стороны, что именно делает мой разум прямо сейчас, когда я формулирую эти слова? Не следую ли я в каком-то смысле некоему набору инструкций? Не существует ли некоторого порога, после которого следовало бы считать, что компьютер действительно понимает китайский язык? И все же, когда я упоминаю стул, я знаю, о чем я говорю. Когда компьютер ведет разговор о стуле, ему не нужно знать, что слово «стул» обозначает физический объект, на котором сидят люди. Ему нужно лишь следовать правилам, но следование правилам не означает понимания. Алгоритм никак не сможет достичь абсолютного владения словом «стул», если он никогда не имел дела с настоящим стулом. Именно поэтому для современных тенденций в развитии искусственного интеллекта особенно актуален вопрос воплощенного интеллекта. В некотором смысле язык – это проекция окружающего нас мира на меньшее число измерений. Как сказал Франц Кафка: «Любой язык есть всего лишь плохой перевод». Хотя все физические стулья различны, в языке все они сжаты в одну информационную точку – слово «стул». Но другой человек может извлечь из этой точки все те стулья, с которыми ему приходилось иметь дело. Мы можем говорить о креслах, скамейках, деревянных стульях или шезлонгах, и все эти слова вызывают у нас разные и конкретные ассоциации. Таковы те знаменитые словесные игры, о которых говорил Витгенштейн