Инодетектив

© Марко Незе, 1987

© Богемский Г. Д, перевод на русский язык (наследники), 1989

© ООО «Издательство Родина», 2024

Часть первая

Кто убил комиссара?

По окраинным улочкам Трапани на бешеной скорости с включенными сиренами неслись две полицейские «альфеты». Выскочив на берег моря, затормозили посреди широкой поляны.

Слепящий свет фар выхватил из темноты длинный силуэт стоящей машины – «фиата-регаты». Вокруг автомобиля с осторожностью кружили полицейские с автоматами наготове. В тишине жаркой июльской ночи сухая трава громко шуршала под ногами.

– Не прикасаться к машине! – прогремел голос рослого массивного мужчины, единственного здесь в штатском.

От группы полицейских отделился невысокий толстяк с чемоданчиком в руке, специалист из экспертно-криминалистического отдела. Он направил луч карманного фонарика внутрь автомобиля, и лицо его передернулось, словно от удара током.

– Боже мой, – еле слышно пробормотал он, – они убили начальника оперативного отдела.

По кучке сгрудившихся вокруг машины пробежал смутный ропот: «Мерзавцы… сволочи…»

Мужчина в штатском хранил бесстрастное спокойствие. Подойдя к эксперту, он сказал ему, что надо поработать как можно тщательнее, и отошел на край поляны.

Тьму прорезали фонари новых машин с полицейскими. Прибыл и большой автофургон с надписью на боку «Сици-ТВ». Из него поспешно выгрузилась съемочная группа телевизионщиков во главе со стройным, элегантно одетым господином – Нанни Сантамарией.

Телеоператоры приблизились к «регате», начали ощупывать ее сверху донизу лучами своих переносных юпитеров и вот задержались на трупе комиссара Маринео – убитый сидит за рулем, голова откинута, рот открыт, руки свисают на сиденье.

Мужчина в штатском пошел назад к своей машине. Сантамария сразу же его узнал и ткнул под нос ему свой микрофон.

– Доктор^[1] Альтеро, вы – заместитель начальника оперативного отдела. Есть ли у вас сведения, что комиссару Маринео кто-то угрожал?

Альтеро метнул разъяренный взгляд на журналиста и швырнул окурок.

– Сантамария, – прохрипел он в ответ, – неужели вы не могли выбрать другого времени?

И, отведя в сторону эксперта, спросил:

– Нашли что-нибудь интересное?

– Очень странно, – пробормотал эксперт, скребя затылок. – Нет ни следов пуль, ни гильз… Нет даже следов крови на сиденье. Вероятно, эти негодяи выполнили свою работу где-то не здесь.

– А потом привезли тело сюда и устроили всю эту инсценировку, – закончил Альтеро убежденным тоном. – Да, наверно, именно так.

Вокруг суетились телеоператоры, прорезая ночную тьму своими лампами. Свег их слепил полицейских, то укорачивая, то удлиняя их гигантские тени, плясавшие в темноте, словно какие-то сюрреалистические призраки.

– Черт бы их побрал, – сквозь зубы процедил с горечью Альтеро, – рано или поздно вы вот так найдете и меня.

Толстячок из экспертного отдела неуверенно возразил:

– Ну что вы говорите, доктор.

– Да, когда живешь, окруженный неуловимыми тенями, не замечаешь опасности. Бредешь вслепую, пока не сверзишься в пропасть и не разобьешься.

– Вы полагаете, доктор Маринео угодил в ловушку?

Альтеро вперил взгляд куда-то далеко в темноту и промолчал. Полицейский продолжал строить предположения:

– Может быть, кто-нибудь из его информаторов, казавшийся вполне надежным, завлек его в уединенное место. И он не сообразил, что это ловушка.

Альтеро словно не слышал его слов.

– Бедняга Маринео, – сказал он со вздохом. – Как раз когда он уже собирался покинуть Трапани. Его перевели в Салерно, его родной город. Жена и дети так радовались…

Полицейский фотограф непрерывно включал свой аппарат. При каждой вспышке можно было разглядеть, что поначалу немногочисленная толпа любопытных все прибывала.

– Заканчивайте вашу работу, – сказал Альтеро и сел в свою машину.

Ночь незаметно подошла к концу. Вдали, за черной грядой холмов, уже занималась заря.

* * *

Солнце уже вставало и над Северной Италией, когда в одной из миланских квартир, в районе площади Суза, настойчиво зазвонил телефон. Коррадо Каттани всегда поднимался рано и сейчас стоял с намыленной физиономией перед зеркалом. Во рту он еще ощущал аромат и вкус первой утренней чашечки кофе. За день, прежде чем улечься спать, он выпьет их еще по крайней мере добрый десяток, потому что работа в комиссариате полиции требует, чтобы голова была постоянно свежей и ясной. Кофе придавал бодрость в те минуты, когда чувствуешь себя вялым.

Полицейский комиссар был лет сорока, хорошо сложенный, темноволосый, с суровым лицом и всегда с настороженным выражением черных, как уголь, глаз. Каттани снял трубку и услышал о неприятном событии. Он выслушал доклад со всеми мельчайшими подробностями, и ни одна жилка не дрогнула на его лице. Разговор он закончил односложным сухим «Хорошо».

Проходя мимо зеркала в коридоре, он увидел, что мыльная пена у него на лице засохла густым белым слоем. Лицо казалось маской, в которой было что-то гротесковое. Продолжая разглядывать свое изображение, комиссар пошарил в пачке, извлек сигарету и сунул ее в рот.

Жена его уже встала. Он услышал, как она открывает дверь спальни. Когда-то он очень любил жену. Теперь даже не повернул головы в ее сторону. Она стояла перед ним, тихонько наматывая на палец прядь длинных светлых волос. Она, красотка Эльзе, француженка, познакомилась с ним пятнадцать лет назад во время поездки в Италию.

– Что произошло? – спросила она с беспокойством.

Он не любил пускаться в объяснения. Особенно если речь шла о работе. Но на сей раз дело касалось также и жены. Все равно придется каким-то образом сообщить ей неприятное известие, так лучше сразу.

– Все наши планы летят кувырком, – сказал он. – Мы не сможем не спеша отправиться на будущей неделе. Мне надо выехать в Трапани сегодня же – убили начальника оперативного отдела, которого я должен сменить. Неплохо они там придумали отметить мое назначение.

Жена не могла скрыть огорчения.

– Это ужасно, Коррадо. Но меня обрадовало твое назначение на Сицилию. Я думала, это поможет нам заново начать жизнь, хоть чуточку вновь нас сблизит…

– Нам надо обоим выпить хорошего кофейку, – ответил он, устало высвобождаясь из ее объятий. Потом, поддавшись приливу нежности, погладил ее по щеке: – Ну, конечно же, мы начнем все заново, как начинали с тобой когда-то.

Она нежно, растроганно посмотрела ему прямо в глаза.

– Пойду уложу твой чемодан.

В эту минуту на пороге показалась их дочь – двенадцатилетняя Паола. Она была босиком и терла спросонья глаза.

– Ах, бедненькая, мы тебя разбудили, – бросилась к ней мать.

– Я услышала ваши голоса и испугалась, – сказала девочка.

– Это почему же?

– Я думала, вы опять ссоритесь.

– Нет, нет, – попыталась улыбнуться мать, – сегодня мы вовсе не собираемся ссориться.

Они объяснили ей, что отец должен срочно уехать, а она с матерью приедут к нему через несколько дней, как только соберутся, уложат и отправят багаж. Но девочка никак не могла оправиться от испуга.

– Папа, но ведь ты не бросишь нас одних навсегда?

Отец погладил ее по голове.

– Тебе очень понравится Сицилия.

* * *

Ему самому Сицилия, сказать по правде, никогда не нравилась. У всех тут слишком мрачные, настороженные лица. И слишком много поклонов, слащавого почтения. Ему рассказывали, или он где-то прочел, сейчас он в точности не помнил, одну историю, которая, на его взгляд, точно отражала социальные отношения, регулирующие жизнь человеческого улья на этом острове.

Речь шла о древнем аристократическом роде из Палермо – неких Паламитоне. Каждый Новый год их крестьяне собирались на огромном дворе старинного палаццо, чтобы поздравить «хозяев». На балконе с непроницаемым лицом появлялся ныне уже покойный, старик маркиз. И в то же время как из толпы неслись приветственные клики и пожелания, он в ответ расстегивал штаны и мочился на головы этих несчастных бедняков.

У комиссара Каттани когда-то этот рассказ вызвал глубочайшее возмущение.

Теперь, вновь попав на Сицилию уже в качестве чиновника полиции, он всеми силами старался избавиться от всякой предубежденности. Быть может, он даже начал поддаваться очарованию этого острова.

В аэропорту Палермо его ждала полицейская машина. Водителя он давно знал – это был молодой расторопный парень по имени Лео Де Мария, который сам вызвался его встретить.

Каттани был очень рад его вновь увидеть. Он помнил Де Марию как одного из самых лучших курсантов полицейского училища.

– Счастлив работать с вами, – сказал Де Мария, распахивая перед ним дверцу автомобиля.

Они выбрались на дорогу на Трапани. Близился час заката, машина мчалась среди апельсиновых, лимонных и оливковых рощ, обгоняя запряженных в повозки осликов. Комиссар полной грудью вдыхал пьянящий ароматный воздух. И думал о судьбе этого райского края, слава о котором идет по всему миру, но – увы! – не благодаря его природным красотам. Сицилия стала символом, именем нарицательным из-за орудующей там зловещей, кровавой организации. Спрута, тянущего во все стороны свои страшные щупальца. Каттани предложил полицейскому сигарету.

– Ну как идёт жизнь, парень?

– Вся жизнь в работе, дорогой комиссар. Днем и ночью. Война продолжается.

– Да, настоящая война… А за что ухлопали Маринео?

Полицейский пожал плечами, словно выражая покорность судьбе.

– Загадка. Вчера я нес ночное дежурство в автопатруле в районе порта. Около одиннадцати вечера там началась ужасная поножовщина. Я пытался связаться по телефону с доктором Маринео. – В кабинете его не было, дома тоже. Тогда я стал звонить его помощнику Альтеро. Никакого ответа. Не удалось разыскать и его.

Каттани уже взял расследование в свои руки. Голова у него работала быстро. Точными вопросами он старался воссоздать общую картину.

– В котором часу Маринео ушел из полицейского управления?

– Я его не видел, но обычно он уходил около половины девятого. Альтеро же задержался допоздна. В десять он наверняка был у себя, я еще не уехал на патрулирование и снял трубку, когда ему позвонили. Женский голос. Я переключил телефон на его кабинет,

– И что потом?

– Как только он закончил разговор, сразу же уехал.

– Ты знаешь, что за женщина ему звонила? – спросил Каттани.

– Нет, понятия не имею.

– Ты, наверно, заодно с любовницей Альтеро, – пошутил комиссар.

– Вы меня за сводника принимаете?

Каттани некоторое время сидел молча, устремив взгляд на мелькавшие за окном темные силуэты деревьев. Нервы у него были натянуты как струна. Как всегда, когда он по-настоящему погружался в расследование какого-нибудь запутанного дела.

– Послушай-ка, – он вновь обратился к подчиненному, не отрывая взгляда от деревьев, – а ты не заметил что-нибудь особенное в голосе этой женщины?

– Ну, пожалуй, он показался мне обеспокоенным… Теперь, когда вспоминаю, я сказал бы – чуточку дрожащим. Вы считаете, что между телефонным звонком и убийством имеется какая-то связь?

Комиссар резко повернулся к Де Марии, словно удивленный его вопросом. Однако решил не развивать эту тему и попросил водителя продолжать рассказ о том, что произошло той ночью.

Де Мария наморщил лоб, чтобы лучше вспомнить.

– В час тридцать ночи я возвратился в управление. Хотел проверить одну карточку в картотеке. Альтеро еще сидел за своим столом. Курил сигарету, и вид у него был расстроенный. Я попробовал заговорить с ним, но он не отвечал. Черт возьми, подумал я, наверно, тут какие-то серьезные неприятности. Около двух зазвонил телефон. Человек, не назвавший себя, сообщил, что внутри машины модели «регата» он видел труп. Мы выскочили и помчались как сумасшедшие. Несколько минут спустя мы узнали в убитом своего начальника.

Каттани, по-прежнему погруженный в свои мысли, в ответ только хмыкнул.

– А сам ты, – попытался он прощупать своего собеседника, – что думаешь по этому поводу?

– Не знаю, что и сказать. Странное преступление, немотивированное, или, во всяком случае, мы еще не можем найти ему какого-то правдоподобного объяснения. Знаем только, что комиссара застрелили не в машине. Потому что ни на кузове, ни на сиденьях нет следов от пуль.

– А гильзы?

Полицейский отрицательно покачал головой.

– Пока нигде не нашли. Каттани задумчиво кивнул.

– Значит, нет ни гильз, ни пуль, наверно, нет и следов крови, – подытожил он.

– Именно так. Не было ни капли крови ни на земле, ни даже на сиденье. Доктор Альтеро написал первое донесение. Он высказывает предположение, что имелся некий осведомитель, которого использовали, чтобы заманить доктора Маринео в пустынное место,

* * *

– Осведомитель, – произнес Каттани тоном, полным сарказма и жалости к тому, кому могло прийти это в голову. – Да разве кто поверит такой чепухе?

Сидящий по другую сторону письменного стола кругленький, с бесцветными глазками, пожилой мужчина беспокойно заерзал в кресле и надулся, как кот перед собакой.

– Молодой человек! Мне о вас рассказывали как о человеке, привыкшем рассчитывать на собственные силы. Но я не ожидал от вас такого самомнения. Вы меня извините, но, едва сюда приехав, откуда вы можете знать, что правильно, а что нет?

– Но, господин прокурор. Сардоца, – терпеливо сказал комиссар, – подумайте сами. Неужели вам кажется, что такой опытный человек, как доктор Маринео, мог дать обвести себя вокруг пальца осведомителю?

Прокурор отодвинул кипу бумаг и развел руками.

– Что поделаешь? И умные люди ошибаются.

– Конечно, конечно, – согласился Каттани, – но в нашем случае я не вижу и следа логики, никакой заботы о своей безопасности. Когда полицейский отправляется в безлюдное место, он принимает меры предосторожности. Предупреждает надежного человека, чтобы его подстраховал.

– Слова, дорогой, одни слова. Нам же нужны факты. А факты мне кажутся вполне ясными. Маринео уже не раз угрожали. За угрозами последовали действия, и первоклассный полицейский заплатил жизнью за свою преданность делу.

– Вы полагаете, это преступление совершила мафия?

– Мафия, мафия… Вы приехали с Севера и первым делом начинаете болтать о мафии. Мы здесь с вами не в Палермо. – Не давайте сбить себя с толку предвзятыми мнениями. Не спешите с обобщениями и выводами. Занимайтесь только тем, что вам положено – находить убийц и передавать их в руки правосудия.

– Приложу все усилия, – заверил Каттани. – Разрешите, господин прокурор, задать вам лишь один вопрос: что такое, по-вашему, мафия?

Сардона сжал губы и процедил:

– Если вы, дорогой мой, имеете в виду убийство Аугусто Маринео, то тут дело идет всего лишь о пистолете.

Уже с порога, бросив последний взгляд на прокурора, Каттани увидел, как тот обхватил голову руками.

* * *