Хроники с фронтов проигранной войны, посвящается сгинувшим и павшим.

Предисловие

«Заговори со мной, чтобы я тебя увидел».

Сократ

Читатель! Предложенные твоему вниманию рассказы, несмотря на то, что повествуют о разном, вкупе, как мне кажется, дают некоторую целостную картину, они, если так можно сказать, автономные и вполне самодостаточные пазлы, но сложенные вместе образуют нечто монолитное.

Я взялся за перо, начиная эту серию рассказов, не имея, к слову, ни малейшего опыта в таком деле, как сочинительство, за исключением конечно школьных сочинений, был движим идеей показать не только трагедии героев, но и, пусть не явно, а, как бы фоном, указать на причины этих трагедий. Насколько это получилось, судить тебе!

В своих рассказах я сознательно избегаю хеппи-эндов, отчасти потому, что у героев есть или были свои прототипы, с похожими судьбами, а отчасти потому, что постоянный хеппи-энд, которым нас пичкают со всех щелей, настолько ослепил нас, что, продолжая двигаться к катастрофе, мы этого не видим и не хотим видеть. «Дерево познается по плодам», – сказал Христос, так какие плоды созреют у того насквозь проеденного червями дерева, которое мы сами взрастили и продолжаем взращивать?

Я убежден, что каждое произведение, а не бестолковая попса, будь то: стихи, песня, музыка, картина, фильм, спектакль, роман, повесть или рассказ – это попытка автора, в силу своего понимания, отразить реальность, отразить жизнь, в ее многогранности, задать вопросы, которые его мучают, поделиться сделанными выводами, предоставить свободу читателю сделать вывод самому. И вот поэтому, с некоторой долей дерзости, с заявкой на то, что мои рассказы все же произведения, а переживания, излитые в них, откликнутся в твоей душе, мне хотелось бы совместно с тобой поразмышлять о причинах, описанных трагедий, и подумать о последствиях нашей сегодняшней слепоты.

Лично я, ни в коем случае, не претендую на исключительную объективность, нет, я лишь хочу спросить и себя и всех нас: «что мы такое построили, возвели, так сказать, на пепелище и руинах Отечества, в котором многие из нас родились, Отчизны, за которую проливали кровь и пот, отдавали жизни на фронтах войны, на фронтах трудовых баталий мои старшие соотечественники, мои старшие товарищи, что принцип безумного Фридриха Ницше: «падающего – подтолкни» не только не вызывает у нас оторопь и рвотный рефлекс, а стал инструкцией к применению? Необходимым условием выживания?» Каждый ответит по – своему, но, солидарность, по большинству позиций, я уверен, будет иметь место.

* * *

Практически все герои моих рассказов имеют негативную окраску, кто-то в бо́льшей степени, кто-то в меньшей, большинство же из них заслуживают понимания и снисхождения, ровно настолько, насколько часть героев – мерзавцы!

Как не крути, человек существо социальное и окружающее его общество со своими правилами, идеями, шкалой ценностей является, как мне видится, если не основополагающим, то безусловно весьма важным фактором в выборе человека, в его свободном волеизъявлении, ведь не зря на заре христианской эры апостол Павел подчеркнул: «не обольщайтесь, дурные сообщества развращают добрые нравы», и, если людей, развративших свои добрые нравы, вокруг меня все больше и больше, значит я представитель дурного сообщества. Значит пора меняться и…

Недопустимо продолжать просто смотреть, цокая языком и покачивая головушкой, как жернова ачеловечной жизни хладнокровно перемалывают наши личности. Важно прийти к осмыслению своей жизненной цели. К пониманию того, к чему я стремлюсь, ради чего я это делаю, что я хочу в итоге увидеть, стоя на краю выкопанной могилы и окидывая мысленным взором пройденный путь? Может я хочу увидеть слезы матерей и жен? А может разжиревших и самодовольных детей-недорослей и внуков-инфантов, жаждущих только комфорта и сытости, вне зависимости через какую преграду для этого необходимо переступить: принцип или человеческую судьбу? Если так, то даже не стоит напрягать свои мозги и задаваться вопросом: «Что останется после меня? Согреет ли кого-нибудь воспоминание обо мне?». Если же я-таки хочу понять, что я делаю на этой несовершенной земле, для чего я пришел в этот непростой мир, если меня гложет мысль, что родился я, скорее всего, не для того, чтобы стать «коптителем неба», то пора начать размышлять и искать ответ уже сейчас, иначе можно не успеть, ведь «дни лукавы».

Однако, хотелось бы всех нас предостеречь, что в поисках верного решения велик соблазн развешивать ярлыки и выносить обвинительные вердикты налево и направо. Поэтому, не будет лишним обратить на это серьезное внимание. Этим предостережением я, ни в коем случае не хочу сказать, что мы должны оправдывать и соглашаться со свинством и уродством в себе, в окружающих людях и окружающем мире, нет, – это лишь призыв объективно взглянуть на себя и особенно на ближнего, на условия его жизни, на его окружение, на его воспитание, которые и сформировали его в итоге. Конечно последнее слово всегда за самим человеком, но у всех, говорящих последнее слово перед судьбоносным выбором, бывают разные стартовые позиции, и это необходимо учитывать в оценке его поступков.

ПОСТКРИПТУМ

В предложенных рассказах описаны истории, которые не могли не произойти в данных условиях жизни. Описанные трагедии, ни что иное, как закономерные промежуточные «станции» того жизненного пути, на который, к сожалению, мы – таки свернули, все вместе, дружно в обнимку, под незамысловатые песни; но движемся мы по нему все же в одиночку, независимо друг от друга, изнывая от ожидания подножки, со стороны рядом идущих соплеменников.

В этих историях я постарался передать не только события, но и тот отвратительный запах и вкус, которыми эти события напитаны!

Неразрешеная^[1] исповедь

«Самое дорогое у человека – это жизнь. Она даётся один раз, и прожить её надо так, чтобы не было мучительно больно за бесцельно прожитые годы, чтобы не жёг позор за подленькое и мелочное прошлое, чтобы, умирая, смог сказать: вся жизнь и все силы были отданы самому прекрасному в миреборьбе за освобождение человечества. И надо спешить жить. Ведь нелепая болезнь или какая-либо трагическая случайность может прервать её».

Николай Островский «Как закалялась сталь»

Закружилась голова, потемнело в глазах, земля стала уходить из-под ног. Это очередной приступ. Я падаю назад, ударяясь затылком о бордюр, резкая боль в шее, вернее в шейных позвонках, тело немеет. Неужели это конец? Так нелепо и глупо закончить свой земной путь в прекрасный июньский день, когда ты ещё не стар, когда дома ждут мать и любимая племяшка, которая носится, наверное, сейчас по двору, сдирая колени в кровь – она у меня сорванец!

Говорят, что смерть от перелома шейных позвонков мгновенная, не знаю, наверное, у каждого по-разному. Я успеваю отлистать несколько страниц своей потускневшей с годами жизни назад, перечитать вновь, написанное в них корявым подчерком легкомыслия, бесплодно поразмышлять над прочитанным…в последний раз!

* * *

Глубокой ночью, когда в соседней комнате наконец-то уснули родители, я шестнадцатилетний подросток дочитываю, нет, проглатываю остатки повести Островского «Как закалялась сталь». Я даже сейчас помню те непередаваемые переживания и эмоции, которые изгнали сон напрочь. Через два дня у меня соревнования, я лыжник, и я фаворит в своем возрасте, мне лучше бы отдохнуть, набраться сил в эти два дня, но в голове у меня: трагедия, боль, разорванные в клочья судьбы людей, живших, каких-то шестьдесят лет назад. Какое несгибаемое и безжалостное время, какие характеры, какая людская низость и высота показаны, какие жестокие ошибки, какая жажда жизни, все это не дает мне покоя, будоражит, волнует, заставляет обидеться на судьбу, что я не родился тогда, что не жил в суровые двадцатые.

На соседней кровати мирно спит моя младшая сестра, тоже любительница ночных чтений, но она всегда спокойна, герои ее книг не отнимают у нее сна. Как я счастлив, что она у меня есть, правда моя гордость и радость за нее отлично замаскированы колкостями и резкостью в ее адрес, ну не должен же я, старший брат, выказывать непозволительную для мужчин нежность.

Дверь в комнату открывается, на пороге стоит отец, он недоволен и строг: «Ты почему не спишь?». Оказывается, я забыл выключить стоящий рядом с кроватью торшер, и позволил себе с головой окунуться в свои размышления, переживания и мечты.

* * *

Солнечный зимний полдень. Слегка морозит. Городской парк полон людей, кто-то гуляет с детьми, кто-то ждет начала лыжной гонки. Мой номер седьмой, и у меня учащенно стучит сердце, волнуюсь. Я не показываю вида, но я очень счастлив, что среди зрителей моя сестренка и отец, мама осталась дома, не любит она подобных мероприятий, она, вообще, никогда не показывает своей слабости и сентиментальности, свойственных всякой женщине. Мне даже кажется, что мой суровый отец намного мягче и эмоциональней ее. Ну да, пусть сидит себе дома, хлопочет на кухне, она это, ой, как умеет. Мне сейчас хватает поддержки и любви отца и сестры.

Выстрел стартового пистолета, и я рванул. Трасса непростая, изгибистая, много подъемов, много спусков. Деревья мелькают, я счастлив, мне хорошо, я чувствую скорость, я чувствую энергию жизни, морозный воздух впивается в мое обветренное лицо множеством мелких иголок. В какой-то момент мне начинает казаться, что и подъемы, и спуски, и снег, и колючий ветер – это живые сущности изо-всех сил, старающиеся прервать мой бег, нет не бег – полет: «Не выйдет, друзья мои, ничего у вас не выйдет, сегодня я сильнее вас!»

Финишная прямая, за вожделенной чертой – толпа, как единое живое существо колыхается и галдит. Остается не больше ста метров, мы бежим «ноздря в ноздрю» с моим другом, остальные безнадежно отстали, я выкладываюсь на полную, друг не сдается… тридцать метров, двадцать, десять и вдруг, вырвавшись из рук своей мамы, из толпы, мне навстречу выбегает какой-то шалопай, я успеваю затормозить «плугом», кое-как удержался на ногах, окатив мальца брызгами снега из под лыж, но скорость безвозвратно сбита, время потеряно, мальчишку кто-то подхватывает на руки, путь открыт и… мой друг пересекает черту первым, я второй. Обидно до слез, я готовился, я в ударе, но не я первый! Подбегает сестра, подходит отец, поздравляют, не помогает – я расстроен, я недоволен собой, я злюсь на нерасторопную мамашу, не сумевшую удержать своего малыша.

Награждение. Главный судья вешает мне на шею медаль, вручает грамоту,