ного слова; но он не воспроизвел бы убедительности движений, взволнованной дрожи голоса и красноречия умоляющих взоров – всего того, что наполняет слова содержанием и заставляет их жить; куда девалась бы тогда сила моих увещаний? Кого могли бы они убедить?