Жанна и Ла Гир были неразлучны, составляя контраст, который и забавлял и услаждал взоры. Ла Гир был громаден, она – изящна и миниатюрна; он, убеленный сединами, уже прошел значительную часть своего жизненного пути, она была еще так молода; его лицо было такое бронзовое и покрытое шрамами, ее – такое милое и розовое, такое юное и нежное; она была ласкова, он – суров; она была олицетворением целомудрия и непорочности, он – олицетворением греховности. Ее взор был полон милосердия и сострадания, в его глазах сверкали молнии; на ком останавливался ее взор, того словно осеняло Божественное благословение и спокойствие, но никак нельзя было сказать того же про глаза Ла Гира.