Вопросы и ответы

Вопрос 1 (конечно же, «вечный»). «А что же делать?»

Ответ 1. Обзаведись пониманием уникальности этого великого таланта, – пониманием его хрупкости, ценности, неповторимости, – вбей себе в голову, что ты несёшь перед Богом ответственность за вверенный тебе чужой дар – этот совершенно бесценный клад!

Всё ощутил? Теперь проникнись светом, добром, теплом к заблудшей овечке – обласкай, помолись за неё, поплачь тихонько, высморкайся в сторонку, утрись рукавом, блаженно улыбнись и, прижав руки к груди, тихо, но проникновенно скажи: «…Жизнь наша ещё не кончена. Будем жить! Музыка играет так весело, так радостно, и, кажется, ещё немного, и мы узнаем, зачем мы живём, зачем страдаем…»^[37]. «…Не плачь… у тебя осталась жизнь впереди, осталась твоя хорошая, чистая душа… Мы насадим новый сад, роскошней этого, ты увидишь его, поймёшь, и радость, тихая глубокая радость опустится на твою душу, как солнце в вечерний час, и ты улыбнёшься»^[38].

Совет 12. Забудь Ответ 1, — забудь навсегда! Закаляй талант, – закаляй его, гада, – прости, Господи! Лупцуй его денно и нощно. Ставь ему палки в колёса. Ругай самыми бранными словами – вплоть до неце… Не це… не церемонься, не миндальничай, не сюсюкай, не прыгай вокруг него, аки козёл бородатый (ну, это уже – простите – в мой огород что ли?). Не делай мудрого всепонимающего лица – но! Научись метать громы и молнии – из глаз, львиный рык – из глотки, искры – из «кулаком по столу», землетрясение – из «барабаном об пол», конец света – из «рояль в окно»…

И всё это лишь для единой цели: ради силы обладателя таланта. Что, не согласны? Но ведь слабаку в искусстве и делать-то нечего: его талант скукожится, как мочёное яблоко, растечётся жирным пятном по грязной луже. От него повеет затхлостью ночлежки, кислотой пареных щей, смрадом бомжовых тел, потом филармонических очередей, лежалым порохом оркестровых войн, слабостью мочевого пузыря – и Бог знает, ещё чем!

Ответ 2. Смотри Совет 7.

Ответ 3. Смотри Совет 8.

Вопрос 2. А зачем вся эта кутерьма? «Плюнь! – Жди!», «Поплачь! – Наори!»?

Ответ 4. Ответа нет…

Вопрос 3. Опять же: что делать? Может, каким-то образом избавиться от таланта, от этой ненужной вещи, которая только и доставляет нам, что неприятности?

Ответ 5. Талант – Божий промысел, Судьба, которой, очевидно, надлежит следовать.

Вопрос 4. А реализация таланта? Выходит, талант – ноша для сильного? Что же в таком случае уготовано слабому?

Ответ 6. Что выросло – то выросло.

Слабый – некая субстанция, плывущая по течению и способная принимать любые формы – например, форму вышеозначенной ночной вазы.

Сильный же способен поступать вопреки себе.

Реплика 1. Но ведь это же мука.

Реплика 2. Именно так: мука\

Пример. Олег Каган, всего-навсего человек, – маленький пухлый еврейский мальчик, которому в детстве дали в руки скрипочку, – человек, сумевший распознать своё предназначение и пройти со своей скрипочкой до конца. Можно по-разному относиться к самому факту его последнего предсмертного концерта, – можно назвать это героическим поступком, можно восхищаться, рукоплескать… Мне же кажется, что Олег Каган, преодолев нестерпимые предсмертные муки, перешагнул через себя, сделал это вопреки себе. Он святой, потому что сумел выполнить заложенную свыше программу – то есть был честен перед её Автором и, следовательно, перед собой – и это означает лишь, что он полностью

Вопрос существенный. Что же это такое, талант?

Ответ адекватный. Мы избегаем здесь бытового толкования феномена таланта, который предлагает нам дамский журнал Shape: – Талант есть у каждого, и он заложен в нас от рождения. «Откройте его!», – призывают авторы статьи^[39].

Нет, совсем не о природных способностях мы ведём разговор – они-то действительно есть у каждого. Предмет нашего интереса – уникальная эксклюзивная способность, данная только мне, только ему, только вам…

Вопрос важный. На что он нам, талант?

Ответ парадоксальный. А без него никак нельзя, так как без него, без таланта, – мы просто млекопитающие, изо дня в день отправляющие свои естественные потребности. Без него, без таланта, – мы в этой жизни просто «справляем нужду» – и только. «Бог всякому из нас даёт вместе с жизнью тот или иной талант и возлагает на нас священный долг не зарывать его в землю. Зачем, почему? Мы этого не знаем»^[40].

Вопрос вопросов. За что, за какие прегрешения Господь наградил нас этим самым талантом?

Ответ неопределенный. Не нашего ума дело.

Вопрос основной. Какова же, в конце концов, цена таланта?

Ответ ответов.

Вопрос страшный.

Ответ ещё более страшный.

Коллекция денежных знаков

Экспонат №1
(Единственный)

Это японские иены. Поскольку их, как видите, немеренное количество, а времени, как догадываетесь, немного, пересчитывать денежные экспонаты приходится в автобусе по дороге на концерт.

… А окрест, куда только достаёт глаз, в поте лица трудятся японские крестьяне – по колени в воде, слегка прищурясь от палящего японского солнца.

Герой нашего повествования также не боится трудностей и считает, считает… А вот вспомнить бы ему, нашему герою, слова участника комиссии по составлению законов при Александре I: «Когда есть большие деньги, то расслоение в обществе между богатыми и бедными будет только расти…» Это Радищев наш, Александр Николаевич и его Путешествие из Петербурга в Москву. Вот ведь и он взглянул однажды окрест себя, и душа его человеческими страданиями уязвлена стала!

Ил. 7. Главное, не ошибиться…

Коллекция незаконченных, ненапечатанных и случайных текстов

О хронологической точности

Что важно для коллекции? – точность! Спросите, например, сколько у меня инструментов, и, не задумываясь, я назову абсолютно точное их количество: МНОГО.

Мне также доподлинно известен день рождения Экспоната № 1 описываемого раздела коллекций: он появился до столетия со дня начала Первой мировой войны, но уже после того, как добровольно ушёл на покой первый президент свободной России Борис Николаевич Ельцин, то есть между 2000 и 2014 годами – точнее, где-то посередине.

Далее, с уверенностью могу назвать и месяц: это, конечно… На деревьях наливались и лопались почки, из которых весело выглядывали молодые листочки…

 
Почечки блестящие
Клейкие хрустящие
Волшебство таящие
Чуда предстоящего
 

Да, без сомнения это была весна! … А может, осень? Жёлтые кленовые листья, прохладные вечера, последние драгоценные лучи солнца…

 
Сентябрь стихи опять плетёт,
Выстраивая слов черёд.
Слова податливы, тихи,
Как ветви ивы у реки.
 

Нет, всё-таки случилось это зимой – ну как же! Снег, коньки, сосульки, мороженое, рождественская ёлка…

 
Февраль, метель, дневная мгла.
Лихая снега карусель.
Ещё не скоро пропоёт
Весны нам песни юный Лель.
 

Вспомнил! Эврика! Эврика! Лето!

 
А за окном Сокольники
Цветут, звенят, шумят.
Июль, жара, свекольники,
Шашлычный аромат.
 

Историческая справка

Да, именно в этом месяце в знаменитом зале Концертгебау мне предстояло сыграть с Филармоническим оркестром Нидерландского радио одно из любимых моих произведений несравненной Софии Асгатовны Губайдулиной – Концерт для солирующих ударных, меццо-сопрано и большого симфонического оркестра «Час души». Дирижировать должен был САМ Рождественский, который и настоял на моей кандидатуре – настоял, потому что были, конечно, и другие претенденты, но ведь Концерт был написан специально для меня, так что вот так!

Теперь точный день. Конечно, это был день перелёта из Москвы в Амстердам. Приземлившись, мы с моей драгоценной супругой Ольгой Петровной Колесниковой сели в автобус и быстрёхонько добрались до Хильверсума. Да, конечно, что и говорить: городок небольшой, но весьма значительный – ни много ни мало географический центр Голландии. Вы там бывали? Нет? А жаль… Там, говорят, когда-то построили первую ретрансляционную башню нидерландского радио, и вокруг неё позже возник музыкальный очень Культурный Центр. Никак не ожидали мы увидеть столь совершенное учреждение культуры в городке площадью, ну, скажем, с наше подмосковное Фрязино: просторный, оснащённый современной акустической аппаратурой репетиционный зал, богатейшая нотная библиотека, которой могли бы позавидовать многие нотные хранилища как там, у них в Европе, так и, конечно, у нас. А буфет… Ничего особенного, но бесплатные чай и кофе – это же мечта каждого мало-мальски уважающего себя оркестранта! Кстати, на эту «буфетную» тему дарю историйку в духе анекдотов из первой части нашего повествования:

Шли репетиции к концерту, и вот однажды в перерыве к Рождественскому подошёл музыкант и по-голландски спросил о чём-то. Геннадий Николаевич, ни слова не знавший на этом языке, ни на секунду, не задумавшись, ответил:

– Yes, of course!

И добавил по-русски:

– Идите, пейте свой чай!

Затем он обратился ко мне с вопросом:

– Почему, как Вы думаете, я понял, о чём он спросил?

– Оркестрант… – ответил я.

– Абсолютно точно! Во всём мире они хотят только одного – поесть, попить и т.д.

А вот ещё историйка в пандан. Перерыв подходит к концу, перед Геннадием Николаевичем появляется ассистент-голландец, и между ними происходит следующий диалог:

Ассистент: The orchestra is ready to play.

Оркестр готов играть.

Рождественский: They have to wait.

Им придётся подождать.

A.: How long?

P.: 5 minutes… And 5!

A.:?

P.: What is better: to play or to wait? – To wait and to be paid!

Что лучше: играть или ожидать? – Ожидать и быть оплаченным!

Экспонат № 1: «Рождественские сказки»

Так потихоньку мы приближались к концерту. Тут следовало бы прожевать нечто подобающее случаю о возрастающем волнении, об огромной ответственности, о зале, освящённом многими поколениями известных, знаменитых, больших, наконец, великих… Но лучше я расскажу о том, как невольно напугал САМОГО Геннадия Николаевича Рождественского.

Но вначале историческая справка. Первоначально это было произведение для духового оркестра (1974) и никак не предназначалось мне – мало того, по уверению В.Н.Холоповой – вообще без ударных^[41].

Потом оно превратилось, как значится в названии моей сольной партии, в Концерт для М. Пекарского с оркестром. Затем оно было переименовано в Percussio Пекарского (1976), и уже после всего этого появился Час души (1984). Не скрою, что название Percussio Пекарского мне ближе – и не потому, что упомянута моя фамилия… Вернее, не только поэтому. Здесь я усматриваю понимание автором самой сути моего музыкального качества: «…его стиль звукоизвлечения, его манера прикасаться к мембране инструментов даёт импульс для формы»^[42]. Но речь-то совсем о другом.

Percussio Пекарского начиналось развёрнутым речитативом литавры «ля», где было всё: нарастания и замирания (как сказал бы Денисов, «появления и исчезновения» или «крещендо и диминуэндо»^[43]), взрывы (как сказал бы психолог, протестная реакция) и едва слышимый шёпот (как сказал бы настоящий музыковед, размышления героя) – то есть высказаться можно было по полной программе. В середине произведения этот речитатив превращался в каденцию – очень сердитую и очень громкую, где возмущения было гораздо больше, чем размышлений героя. Заканчивалось всё короткими печальными замирающими вздохами на литавре «ре», опять же на материале начального речитатива. Казалось бы, всё рассказано, история закончилась. Но это во второй версии.

В третьей же – в Часе души — после тишайших завершающих реплик следовал большой малеровский эпизод с фортиссимо оркестра, густой альтовой партией на цветаевский текст^[44]. Я же, сыграв всё, что было положено, на инструментах, расставленных позади оркестра по всему периметру, должен был приземлиться справа от дирижёра у маленьких среднеазиатских цимбальчиков под названием чанг.

Слева от дирижёра было место певицы. Припоминаю, что однажды в зале Ленинградской капеллы (Фестиваль 1988 года) это была Лина Мкртчян – с каким-то необыкновенным диапазоном роскошное контральто. Вплоть до своего всупления она сидела на стуле и, очевидно, входя в образ, страстно дышала на фоне происходящих за её спиной музыкальных событий – будьте плотное звучание оркестра или нежнейшее пианиссимо скрипок. Но вот она выпрямилась во весь свой могучий рост и запела. О, в этом пении я мог расслышать и Аиду в её предсмертной арии, и Марфу, и Брунгильду – ах, кого я только не смог бы там услышать! Силой своего таланта Лина Мкртчян в философском тексте Марины Цветаевой смогла показать чуть ли не весь каталог человеческих чувств.

В мою задачу в тот ленинградский вечер входило совсем немного: не упасть со стула… Не пугайтесь и не подумайте чего – ни, ни, ни в одном глазу. Пение большой певицы тоже было ни при чём. Накануне концерта пришлось всего лишь поработать грузчиком-переносчиком ударных инструментов по маршруту: пятый этаж Большого зала Ленинградской филармонии – сцена – служебный подъезд – улица Бродского (совсем не поэта, а художника, живописавшего когда-то В.И. Ленина) – Невский проспект – Малый зал Ленинградской филармонии. Скорее всего вы воображаете себе колонну музыкальных орудий, на собственных колёсах передвигавшихся по Невскому, а навстречу ей – милиционеры, берущие под козырёк, ликующие барышни и дамы с их воздушными поцелуями и «в воздух тапочки…». Нет, всё было значительно прозаичнее. Двигаться добровольно по мостовой инструменты отнюдь не всегда желали – возраст, знаете ли, – и их приходилось перемещать «под локотки». Другие особи от природы не имели собственных конечностей, и их надо было нести, как грудных детей.

В результате ваш покорный слуга нагнулся за очередным увесистым «малышом», но разогнуться уже не сумел, так что оставалось ему, сердешному на следующий день сидеть перед дирижёром на своём стуле и бренчать на этом самом чанге – по выражению Софии Губайдулиной (пардон) «идиотскую песенку» (ещё раз пардон).

Но что это был за фестиваль! Банкеты, фуршеты, встречи, дружеские попойки – чего там только не было… Чего? Рабочих для погрузки-разгрузки тяжёлых инструментов! Нет, они, конечно, появились после того, как моя жена обратилась с пламенной речью к дирекции этого фестиваля: «Пекарский сломался на такелажных работах, так что завтра я вызываю телевидение ВВС и под треск их камер сама ношу эти проклятые инструменты!» Да, рабочие появились, но вы бы ихвидели… Но это уже другая история. А пока Тимур Каримович Мынбаев, дирижёр этого… Боже, куда меня опять занесло – ведь это другая страна, другой город, другой зал, другой… – да, это Геннадий Николаевич Рождественский!

Здесь стоит заметить, что вряд ли Геннадий Николаевич знал о существовании второй версии, – нет, конечно, знал, потому как я ему о ней рассказывал – рассказывал о том, что никак почему-то не удавалось её в своё время сыграть и что в парижской премьере МОЮ партию ударных исполнял другой ударник, Христоф Каскель – первый исполнитель партий ударных в разных музыках Карлхайнца Штокхаузена.

Конечно, мне было приятно, что вместо меня играл замечательный ударник и, как выяснилось позже на Мюнхенском конкурсе ARD, милейший человек. Наверняка, он был на высоте в Percussio Пекарского, но… Но мне так хотелось самому это сделать!

Смотрит Рождественский на меня в ожидании «печальных замирающих вздохов» на литавре «ре». Ждёт и не знает, что происходит в моём подсознании! … Я, по правде говоря, тоже этого не знал. А происходило там следующее: для меня эти «вздохи» были последними звуками из «второй» версии, после них мне больше нечего было сказать. Но сейчас, в который раз, я играл «третью» версию, и на этих звуках здесь ничего не кончалось… «Что делать, – в который раз задавал я себе вечный вопрос, – как избежать ложного окончания музыки?» Решение в этот раз взяли на себя ноги – взяли, да пошли вниз прямо к дирижёру, к чангу, мимо литавры «ре».

Прощальных «вздохов» не было, зато точно такая же «ре» звучала на литавре из оркестра, так что зря Геннадий Николаевич испугался за певицу, что она, мол, не услышит нужный ей тон, – ещё как услышала и вступила где и как надо и вообще, по-моему, даже ничего не заметила.

Вечером, сидя на веранде съёмной амстердамской квартиры, мы разглядывали милый слегка заросший садик, попивали беленькое, болтали. Ещё по дороге из зала Геннадий Николаевич начал рассказывать историю своего исхода из БСО^[45]. Затем последовали воспоминания о первых годах работы в Большом театре… Зти две темы – БСО и ГАБТ – сменяли друг друга за столом, «обволосатившийся» садик поглядывал на нас с лёгкой грустью, я наполнял стаканчики, Виктория Постникова, жена Рождественского, следила, чтобы стаканчик мужа был всегда полон, Геннадий Николаевич каждый раз благодарил её: «Спасибо, Аллочка». Заметив некоторое моё недоумение, Геннадий Николаевич пояснил: «Аллочка – это наше домашнее».

Там, на маленькой веранде с видом на заброшенный садик была задумана книга и в Москве – благополучно ненаписана… Но некоторые наброски я всё-таки сделал. Дарю.

ПОСВЯЩЕНИЕ

ПРЕДУВЕДОМЛЕНИЕ

Уважаемые господа, Читающая публика! Вы можете выбрать любой из двух вариантов Посвящения, какой больше придётся Вам по нраву – тем более что они различаются лишь по внешней форме. Внутренняя же форма – то, что мы ошибочно называем содержанием, – абсолютно идентична внешней.

Так что счастливого пути, дамы и господа!

ЭПИГРАФ К КНИГЕ

Подарите себе: вклад Рождественский – самая высокая процентная ставка среди вкладов Росбанка!

Из рекламы в Московском метрополитене

ОТ СКАЗОЧНИКА

Дорогой читатель!

. . . . . . . . . . .

Читатель!

. . . . . .

Читатель.

. . . . . .

Читатель…

. . . . . . .

Читатель дорогой!

. . . . . . . . . . . .

Дорогой!

. . . . . .

Дорогой.

. . . . . .

Дорогой…

. . . . . . .

Дорогой, дорогой, дорогой, дорогой, дорогой, дорогой, дорогой —

. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

Очень дорогой!!!!!!

. . . . . . . . . . .

Почём?

. . . . .

Бесценный.

. . . . . . . .

А автор?

. . . . . .

Дорогой…?

. . . . . . .

Сколько?

. . . . . .

50 экземпляров в счёт гонорара.

. . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

А что герой?

. . . . . . . .

О-о-о-о-о-о-о-о-о-о-о-о-!!!-!!!-!!!-!!!

. . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

УСТАНОВЛЕНИЕ ПАРАМЕТРОВ СКАЗОЧНОГО ИССЛЕДОВАНИЯ

… точнее…

– почему МАГ?

– потому что:

он обладает МАГической силой

(то есть воздействует на людей)

он занимается МАГическими обрядами

(то есть пробуждает людей)

он обладает МАГической верой

(то есть улучшает людей)

– и ещё:

он плавит МАГму

(то есть управляет временем)

он является МАГнетиком

(то есть притягивает к себе)

он устраивает МАГнитные бури

(то есть заставляет возмущаться)

– а также:

он стал МАГистром

(то есть наставником)

он работает МАГелланом

(то есть открывает новые пространства)

он строит МАГистрали

(то есть указывает путь)

– таким образом:

он занимается магией

(то есть колдовством)

он занимается колдовством

(то есть волшебством)

он занимается волшебством

(то есть магией)

у него есть

– почему УНИвермаг?

– потому что:

он – УНИкум

(то есть таких, как он, больше нет)

он – УНИат

(то есть он объединяет разные государства музыки)

он – УНИтарий

(то есть в нём в самом всё едино)

– и ещё:

он создаёт УНИсон

(то есть мы начинаем дышать вместе с ним)

он принимает УНИформизм

(то есть вневременное музыкальное единство)

он понимает УНИверсум

(то есть осознаёт мир как единое целое)

– а также:

он не озабочен Универсалиями

(то есть статусом «курицы и яйца»)

он не признаёт Унификацию

(то есть однообразие)

он не облачается в УНИформу

(то есть разнообразен в единстве)

– таким образом:

он УНИверситетен