Однако одиночество, похоже, уже не слишком тяготило Теслу. Даже когда Джонсоны вернулись, он далеко не сразу явился их навестить. Странности в его поведении все усугублялись, они уже не казались милыми причудами. Все, что он делал, должно было быть равно трем – например, его прогулки всегда состояли в том, что он обходил свой квартал три, шесть или девять раз. Обострился и невроз чистоты. Мало того, что Тесла теперь обедал только за отдельным столиком – он еще и требовал менять к своему приходу скатерть, ошпаривать посуду и столовые приборы кипятком и подавать не менее двух дюжин салфеток. Если над столом была замечена муха, обед прерывался и стол надо было накрыть заново. Белье, перчатки и воротнички были у него одноразовыми – он считал, что отстирать их дочиста невозможно. Рацион его стремительно сокращался и постепенно свелся к хлебу и подогретому молоку; в какой-то момент Тесла решил, будто многовато весит (при том что был болезненно худ) и преднамеренно похудел на два с половиной килограмма – любой психолог объяснил бы такое поведение подавленным стремлением к самоуничтожению. На дверях его гостиничного номера всегда висела табличка «Без предупреждения не входить».
Гулял Тесла – и кормил голубей – теперь в основном по вечерам и по ночам, чтобы не сталкиваться с посторонними, и прилагал все усилия, чтобы не наступать на трещины в асфальте и на зазоры между плитами, – словом, жизнь его была полна абсурдных ритуалов, как бывает с чересчур впечатлительными и тревожными детьми; между тем Тесле шел седьмой десяток.