Глава 1

В баре «Весельчак Бо» возле стойки в одиночестве сидел еще довольно молодой мужчина. Он был достаточно высокого роста и умеренной комплекции. Если бы не золотистые волосы, которые прямыми прядями спускались на плечи, он ничем не выделялся бы на фоне остальных посетителей. Для рабочего дня время было довольно позднее, и даже завсегдатаи бара уже разошлись, так как до первой рабочей смены оставались считаные часы. Но он никак не мог определить, что же вернет его в реальность – водка или ирландский виски. В конце концов, золотоволосый мужчина показал два пальца Большому Бо – хозяину бара, и тот, скривив рот в своей фирменной ухмылке, заботливо поставил бутылку Bushmills из личных запасов перед Майклом Калхедоном – местным священником этого далеко не фешенебельного района. Майкл из последних моральных сил улыбнулся и поблагодарил хромого великана, который, несмотря на травму, любил сам обслуживать постоянных клиентов.

Священник медленно докуривал сигару, так как не доверял очередной реформе по внедрению «действительно самых безвредных» электронных аналогов, какую бы форму они ни принимали. Разговор с шестым заместителем председателя совета по делам религии никак не выходил из головы, несмотря на все усилия промозглой погоды и алкоголя. Даже когда он смотрел на Большого Бо, он видел лицо чиновника и его кабинет…

– Рад, что от вас в кои-то веки пахнет ладаном, а не старыми кубинскими сигарами, – брезгливо заметил заместитель Эммануэль Гаатт.

– Я приехал сразу после службы в храме. Почему вы меня отстраняете? – спросил Майкл, нервно потирая воротник священнического пиджака.

– Ты не подписался под декларацией признания Сына, – благостно ответил Гаатт.

Он смотрел в светло-голубые глаза этого высокого священника северо-западной христианской конфессии. На что он рассчитывал? Решение о лишении сана уже подписано и обжалованию не подлежит. Или он намеревается указать верховному совету по делам религий на его некомпетентность?

– На сегодняшний день еще рано делать такие заявления, – Майкл Калхедон вернул заместителя к предмету их разговора.

– Дерево познается по плодам. Одни его слова помогли нам преодолеть кризис. Да, временно, но лишь из-за того, что он исчез, когда мы оказались его недостойны, – зевая, ответил чиновник. – Теперь мы не допустим подобной ошибки. Он – божественный избранник. На кону судьба всего человечества, а такие, как вы, все усложняют.

– Не думаю, – возразил Майкл Калхедон. – Много еще сомневающихся и желающих разобраться в происходящем. Я бы мог наблюдать за ними, наставлять их, чтобы они оставались на христианском пути, а не ударились в очередную реформацию или революцию.

– Все, кто не признает Сына Владыкой, станут изгоями. Наши иерархи не собираются поддерживать изгоев ни в каком виде, – этот разговор ужасно наскучил заместителю. – Отец Майкл, скажите спасибо, что вас не передали следственному комитету. Видимо, у вас есть какие-то покровители наверху. Так что не попадайтесь на глаза и живите спокойно…

«… Не попадайтесь на глаза и живите спокойно…», – пульсировали слова в голове уже бывшего священника.

Он не был вспыльчивым и злопамятным, но эти слова его задели. Как священник, посвятивший почти двадцать лет сознательной жизни служению людям, может не попадаться им на глаза? Его смущала эта история с Сыном – очередным спасителем мира. В последнее время человечество бросается на каждого, кто преодолеет хоть какой-нибудь кризис, и провозглашает его Мессией. Да, с этим, новым, было несколько по-другому, но все же Майкл предпочитал подождать и не заискивать перед очередным одаренным отроком.

Алкогольная дымка не стерла в памяти то, как пару лет назад этот гениальный мальчишка явил себя миру, когда на одном из совещаний Всемирного совета по экономической безопасности высказал идеи по преодолению финансового кризиса, минуя изменение общественной формации. Сколько ему тогда было? Чуть больше одиннадцати лет. А как он попал в совет? Поговаривали, благодаря одному могущественному министру, который заметил мальчика в столярном цехе, где его жена заказывала мебель для их очередного загородного дома. После этого чудесный мальчик исчез, и его стали искать, потому что появились другие проблемы: человечество исправно находило их, подобно маленькому ребенку, который, обжегшись горячим чаем, тут же пытается засунуть пальцы в розетку. И они нашли его, но сейчас дело было не в том, что он поражает всех, разрешая затянувшиеся военные конфликты, а в чудесах, которые он совершает. Поначалу в баре говорили, мол, все это брехня и пропаганда. Майкл был бы рад согласиться, но он такое чудо видел своими глазами. Хотя – что он там видел? Когда его послали на юг Франции поддерживать беженцев в одном из пунктов сбора, то на горизонте, в месте, которое до попадания баллистических снарядов было прекрасным городом Бордо, вспыхнул столп света, отбросивший границу радиационного заражения вглубь континента, где оно окончательно исчезло. Эту историю не транслировали по сети, но людская молва разнесла ее по миру быстрее новостных блоков медиакорпорации «Новости Вселенной». Калхедон видел это собственными глазами и потом с одним из патрулей посетил то место. Теперь он постоянно слышал о подобных случаях в других частях мира. На удивление, их не освещали в новостях, как будто журналистам это было строго-настрого запрещено, несмотря на потенциальные заоблачные рейтинги.

И девчонка. С этим спасителем мира была девчонка. О ней тоже уже ходили легенды: говорили, что исцеление людей от рукотворного вируса генома-P в южной Африке было ее рук делом. Именно после этого Майкл задумался: их двое, как в древней книге, в которой говорилось о конце света. Его коллеги смеялись: «Она же женщина!». Да, женщина, – что вызывало еще больше вопросов. Его пытались успокоить, говоря, что в толкованиях апокалиптических строк Пророк Лжемессии – это искусственный интеллект, а не человек. Майклу и самому хотелось в это верить, но сердце не соглашалось. Оставалось только наблюдать.

Он потушил сигару. Сколько раз он ездил в горячие точки поддерживать людей, но так и не привык к людскому горю. Стертые в безумии ядерной войны города, обескровленные блокадами регионы. Вдохновение в уничтожении себе подобных никогда не покидало человеческие сердца. Но все твердили, что теперь благодаря Сыну всему этому придет конец. Ситуация в Центральной Америке стабилизировалась. Из Африки уже не слышно печальных новостей об испепеленных городах. Все это здорово, но Майклу не нравилось одно – никто не говорил о внутреннем изменении человека. А значит, пройдет время – и войны вспыхнут с новой силой. Он считал, что популярность Сына связана именно с этим. Он предлагает решение, но не требует перемен в человеческом сердце. Это нравилось многим сослуживцам Майкла Калхедона, надеявшимся, что скоро паства перестанет терзать их вечными обвинениями в несоответствии их собственных привычек проповедуемым ими истинам. Они думают, что все будут жить, как хотят. Звучит здорово, но Майкл знал только одно: если новый Мессия в порыве любви ничего не просит от них, то позже попросит все без остатка. И если Сын не является богом, то он сделает это в лучших традициях человеческой натуры – не считаясь ни с кем.

Он налил себе еще стакан отличного виски и подумал, как было бы прекрасно, если бы в этом мире все оставалось таким же незыблемым, как вкус этого чудесного выдержанного напитка.

Грустные мысли о том, что Церковь изменилась, не оставляли его. Раньше она боязливо выжидала, наблюдая за игроками на мировой арене, чтобы не оказаться в финале на одной стороне с проигравшими или виновниками потрясений. Но сейчас церковники чуть ли не в первых рядах вписались за юного Владыку мира. Поначалу Майкл с небольшим количеством единомышленников пытались убедить духовенство дождаться хотя бы, пока мальчик достигнет тридцатилетнего возраста. Но когда Сын объявил, что не может больше терпеть страдания людей и потому приходит раньше необходимого срока, их заткнули как не верующих в милосердие Божие. Сейчас ему было всего четырнадцать лет! Делать из него спасителя мира в таком возрасте – значит погубить его, или, по крайней мере, подвергнуть его огромной духовной опасности, позволив впасть в грех гордыни. Майкл допускал, что этот одаренный мальчик поможет миру, но… Спаситель? Его дар может стать благодатной почвой для самого изощренного самолюбования. Кому, как не церковникам, знать, насколько это опасно? Но в мире все как один потеряли терпение.

– Что плохого Он вам сделал, упрямцы? – спросил их на последнем соборе один из иерархов западноевропейского региона.

– Ничего, но почему он изменил своим словам? – ответил тогда Майкл Калхедон.

– Он не изменил, а превзошел свои слова! – возразил епископ.

– И чем же?!

– Э–э–э… м–м–м… вообще-то, напомню тебе, отец Майкл, что благодаря Сыну в Европе запрещен гомосексуализм – давняя проказа человеческого рода! – епископ гордо поднял голову, не ожидая возражений в ответ на этот незыблемый аргумент.

– Чтобы заполучить наши души, все средства хороши! К каждому можно найти свой ключик!

После этих слов наблюдавшие за разговором со стороны с опаской посмотрели на священника.

– Что ж, вижу, ты останешься при своем мнении.

– Я просто предлагаю подождать.

– У нас нет времени на раскачку! – уверенно заявил епископ и, развернувшись, направился на свое место в зале.

После этого разговора Майкла взяли в разработку соответствующие органы. Что ж, его хороший знакомый Айзек Гинсбург, служивший в отделе внешней разведки ближневосточного региона, не раз предупреждал его, чтобы он не бросался на системную махину, которая перемелет его кости в пудру для своих румян. Но Майкл был упрям, как и его жена. Кстати, что он скажет ей? Хотя она проницательная женщина и поймет все без слов по исходящему от него благородному перегару. Он допил бутылку и поднялся из-за стойки. Еще раз поблагодарив Большого Бо, он надел черный длинный плащ и темно-серую шляпу, в которых больше походил на гангстера начала двадцатого века, нежели на священника. Несмотря на лошадиный объем выпитого, он твердым шагом вышел из бара под дождь, моросивший на улицах города Утренней Зари, но садиться в машину не рискнул – не хватало еще сбить какого-нибудь похожего на него пьяницу в эту и так не слишком радостную ночь. К тому же дом был не так далеко: каких-то сорок минут, и автопилот доставит его в объятия любящей жены.

***

Он стоял в коридоре перед высокой стройной женщиной с удивительными светлыми волосами, хранившими до поры почти неуловимый рыжий оттенок. Можно было принять ее за обычную блондинку, если не увидеть, как в лучах солнца ее волосы становятся подобны языкам пламени. По ее зеленым большим глазам было невозможно понять, какие эмоции она сейчас испытывает, но необычно широкая радужка говорила о том, что она – человек глубокого сердца и широкой души. Бледная кожа лица была покрыта редкими веснушками, которые лениво заползали на широкие скулы.

– Майкл Калхедон! – сдержанным тоном обратилась к мужу Элизабет Галлахер.

Это явно не предвещало ничего хорошего, так как в последний раз она называла его по фамилии где-то в другой жизни, еще в школе, когда он показал ей красивый рисунок, где изобразил ее совершенно обнаженной. Почему-то тогда это показалось ему крайне романтичным, но свою пощечину он все же получил.

– Быстро иди в спальню! – тихо, но грозно произнесла Элизабет.

Майкл улыбнулся и попытался положить руки на ее бедра, но она ловко увернулась.

– Ради всего святого, иди в спальню и не выходи оттуда, пока не вернешься в нормальное состояние. Я не хочу, чтобы Ричи видел тебя в таком виде. Я лягу на диване в зале, – грустно проговорила она и сопроводила мужа в комнату.

Уложив Майкла на кровать, она заботливо раздела его. Элизабет уже чувствовала, что произошло что-то очень нехорошее: единственный раз он напивался до такого состояния, когда переволновался во время родов Ричи. Но тогда виноват был этот балабол Виктор Нечаянный. Какая дурацкая невыговариваемая фамилия, да и имя не очень. Все называли его «скользкий Вики». «У тебя всего один сын, не то, что у нас – орава спиногрызов! Мало ли что случится!» – разглагольствования Виктора пересказали ей потом друзья Майкла. Выходя из комнаты, Элизабет еще раз посмотрела на мужа и поняла, что все эти мысли не позволят ей уснуть до утра.

***

«Надеюсь, вчера я не вел себя как скотина», – думал Майкл, выпивая очередную кружку воды из-под крана.

Дома никого не было. Элизабет повела их сына Ричарда Галлахера (как гордо называл его Майкл, сравнивая с английским королем) на какое–то обязательное муниципальное мероприятие по поддержанию традиционных ценностей, что бы это ни означало. Он надеялся, что там пожалеют умы и сердца детей и не будут заливать их помоями про великое будущее человечества под руководством Сына. Потом, когда сознание вновь вернулась к нормальным установкам, Майкл, ухмыльнувшись, перестал беспокоиться: ирландские гены матери должны были сохранить их ребенка от пагубного влияния государственной пропаганды – не зря же ее неприятие столетиями взращивалось в их предках.