Хотите верьте,

хотите нет.

(Джон Краули. «Дэмономания»)

Бунт Афродиты

Губы Михаила поднимались по атласной коже внутренней стороны бедра лежащей на спине девушки, она была горячей и влажной, чуть подрагивала, пульсировала, под ней ощущался нарастающий пульс желания. Руки девушки были подняты и пристегнуты к кровати блестящими наручниками, глаза ее были закрыты, темно-рыжие волосы обрамляли бледно-розовое лицо, напряженное от предвкушения волны наслаждения. Ноги девушки были широко раздвинуты, роза «Эдем» раскрыла свои лепестки, покрытые росой, одуряющий запах проникал Михаилу через ноздри прямо в мозг. Он поднялся чуть выше, раздвинул пальцами нежные губы, увидел влажный блеск трепещущей плоти, провел между ними языком, ощутил знакомый терпкий вкус, двинул язык вперед, потом поднял его вверх и тронул обнаженный кончик клитора, почувствовал явное дрожание бедер, обхватил клитор губами, втянул в себя, продолжая трогать его языком, поднял руки и нашел пальцами торчащие соски, сжал их и повернул, будто заводил старинные часы. Колени девушки резко дернулись и ударили его в ребра, бедра поднялись и сжались, утопив его в пещере с сакральными дарами богини любви; он задыхался, двинул голову назад, но капкан не отпускал его, в уши его проник древний утробный крик удовлетворенной самки, перешедший в череду стонов, он резко дернулся назад, вырвался, перевернулся на спину и открыл глаза.

Левая рука его двинулась в сторону, походила по пустому месту и сообщила ему то, что он и так сам знал – он лежал на кровати один; глубокий вздох вырвался из его груди. Он отбросил одеяло, член его резво спружинил и уставился в потолок; Михаил прижал его вниз и отпустил – тот катапультой вернулся в прежнее положение. Ну и чего зря торчать. Стой – не стой – ничего тебе не обломится. Давай вставать, Майкл. Да, мать его перемать, давай вставать. Как восставший из гроба Лазарь он опустил ноги на пол и пошляпал в ванную. Все тело его было окутано ватной вялостью, только стрелка компаса упрямо показывала на север. Он тщетно постоял над унитазом и залез в душевую кабину. Взбодримся? Да ну его в жопу. Он открыл горячую воду, откинул голову назад и закрыл глаза. Минут через десять он почистил зубы и вперился в зеркало над раковиной. Да, красавиц ты еще тот. Ну, что ж тут уже поделаешь. Ничего не поделаешь. Надо кофе выпить.

На кухне он забрал у кофеварки старую бабушкину кружку, провел над ней носом, сёрбнул кофе, сел на стул и закурил первую сигарету. На столе лежал лист бумаги, на котором аккуратным почерком крупными буквами было выведено: «Не хочу больше так. Прощай». Белка таки ушла. Надежда на то, что это был только дурной сон, испарилась с тихим всхлипом.

В пятницу он вернулся домой поздно: был на встрече с новым крупным поставщиком, они заключили сделку, которая обещала обоим хорошие деньги: Михаил собирался добавить на свой сайт все товары «Apple». «Самсунг» он продавал давно, а «Яблоки» только изредка, под заказ. В голове у всех плавала легкая эйфория от предвкушения, хотелось ее продлить, и они отправились в «Гамбринус», где холодный «Будвайзер» еще улучшил и без того приподнятое настроение. Есть ничего почти и не ели, только грызли всякую сушено-соленую разность, зато пиво янтарным водопадом лилось в глотки, звучали тосты, бокалы сшибались с громким стуком, пена расплескивалась морскими брызгами. Константин, его новый партнер, куда-то позвонил, и скоро к ним присоединились несколько девушек. Девушки от пива отказались и затребовали шампанского. Потом он помнил пузатую бутылку гранатового «Bols Cherry Brandy», помнил, как бумкала мызыка, как чьи-то руки обвивали его шею, а упругий язык пытался забраться ему в рот. Очнулся он на улице с дымящейся сигаретой в левой руке, правая сама достала телефон и кликнула по номеру Тимки, его лучшего друга, с которым они вместе начинали и до сих пор вели бизнес.

– Брат! Братушка…

– Ну ты, блин, где?!

– Я? Я в «Гамбринусе».

– Подписали?

– Да! Все путем! Слушай, тут такие телки! Приезжай! У нас…

– Никуда не ходи. Я щас буду.

– Да я и не со…

Он обалдело уставился на анимацию отбоя, затянулся сигаретой, выбросил ее и вернулся в зал. Дальше воспоминания из фильма превратились в gif-файл: отчетливо он запомнил только, как Константин при прощании почему-то вспомнил казаков и решительно заявил, что надо выпить «на коня», словно по волшебству откуда ни возьмись явилась бутылка «Smirnoff». Михаил в ответ вспомнил Ивана Грозного и тогдашние десять традиционных прощальных рюмок…

Вчера он проснулся ближе к обеду. Дома никого не было, что его порадовало, пока после душа он не попал на кухню и не увидел записку. Тогда, не пив кофе, он ринулся в спальню, открыл шкаф и обнаружил, что одежды стало несколько меньше и не хватает одного чемодана. Он схватил телефон и набрал номер Белки. И что ты ей скажешь? А, все равно. Телефон был вне зоны. Он побрел на кухню, сделал кофе и плюхнулся на стул. Дым от вирджинского табака отказался соединиться со вкусом арабики, во рту было гадко, на душе мерзко.

Бэла, его девушка, с которой они жили вместе уже несколько лет, работала в Мухосранской райбольнице главной медсестрой и училась на медицинском. Он был ее старше, и знакомы они были с детства. Очень долго он воспринимал ее как пацанку со сбитыми коленками и не обращал внимания на знаки, который любой нормальный мужчина давно бы расшифровал. Опыт общения с девушками у Михаила был тогда весьма небогат, но наконец-то и до него дошло, что Белка давно превратилась в статную красивую девушку с крутыми бедрами и круглой попкой, он сделал пробный шаг… А потом жизнь его изменилась так круто, что он и до сих пор не переставал этому удивляться. Их с Тимкой бизнес резко пошел в гору, появились деньги, он сделал в бабушкиной квартире ремонт, а потом и докупил соседскую, объединив их в одну. Белка заставила его выбросить старую мебель, и жилье их превратилось в подобие Версальского дворца, если бы его декорацией занимался Рогожин. На спальню он угрохал бешеные деньги, и теперь там стоял гарнитур «Людовик ХV», все было выдержано в пурпурно-розовых тонах, над кроватью был даже небольшой балдахин, а стену украшала репродукция «Рождения Венеры» в золоченой раме.

Жизнь его была похожа на причудливое соединение в арт-хаусный фильм «Анжелики» и ковбойских вестернов. Их спальня хранила бесчисленные секреты любовных сражений, где он бывал сверху и снизу, Белка была одета в атлас и бархат, а иногда и в кожаный ошейник с поводком. Сам он часто представлял ее брыкливой лошадкой, на которую он твердой рукой набрасывал лассо, усмирял и приводил в стойло в стиле рококо: она любила покрутить хвостом, любила нравиться мужчинам, ей нравились рискованные наряды, привлекающие всеобщее внимание. Михаил сам же и покупал ей эти наряды, а потом страшно ее ревновал. Была она даже несколько раз и слегка порота, когда он решал, что ее «верчение хвостом» зашло слишком далеко и пора это резко прекратить. Тогда их спальня ненадолго превращалась в красную комнату из «Пятидесяти оттенков», но как-то так выходило, что Белка и от этого получала удовольствие, и ему иногда приходило в голову, что она специально его провоцирует, взбрыкивает, чтобы быть укрощенной, убегает, чтобы быть пойманной, и даже наказания заканчивались бурным оргазмом, а сцены примирения грозили разнести спальню в пух и прах.

По правде сказать, был он и сам не без некоторого греха. За эти годы он превратился из рефлексирующего подростка в уверенного в себе мужчину, женщины это сразу чувствовали и дарили его своим вниманием, к которому он не оставался совсем уж равнодушным. Но никогда они не изменяли друг другу, и никогда у них еще не доходило дело до «прощай».

***

Михаил курил уже третью сигарету, тщетно пытаясь найти успокоение и вспоминая, как он вчера тынялся по дому, поминутно хватался за телефон и звонил, потом заходил во все мессенджеры в поисках зеленого огонька, которого там не было, бегал на страницы Белки в фейсбуке и ВК, чего обычно не делал, не желая найти там очередной «компромат», – ничего нового не было. Он и сейчас проделал те же процедуры с тем же успехом.

Это она из-за пьянки ушла? Да не может быть. Не так уж часто я… Ну бывает, конечно. Пива с Тимкой попьем, туда-сюда… Скотина ты, Майкл, однако, редкая. Ну да. Это все Костя со своими «конями», а так бы все было хорошо. Контракт подписали… Угу. И что теперь? А теперь ты бы отдал все свои контракты, только бы она вернулась. Орала бы и грозилась огреть тебя сковородкой по кумполу. Пусть бы даже послала тебя выбивать ковры. А потом пылесосить. И на базар. И за хлебом. Может, пыль повытирать? Ну какая в жопу пыль, Майкл? Сказано тебе «прощай», а ты пыль. Ты еще пойди носки постирай – должно помочь. Это еще пещерные магические ритуалы. Чувствую, не помогут тебе грозные языческие боги. Гнев, богиня, воспой… на Майкла, Дуридомова сына. Вот наградил тебя папаша фамилией, чтоб ему там не икалось в Аиде. «Кто ж от богов бессмертных подвиг их к враждебному спору?» Чё ж делать теперь, богиня? Спаси и помоги. А я… Никогда больше водку с пивом мешать не буду. И даже пиво не буду пить. Да. Никогда. Целый месяц. Все. Решено. Полегчало? Нет.

Делать ничего не хотелось смертельно, даже мысль такая вызывала отвращение, Михаил забрал ноутбук и отправился в гостиную, бухнулся на диван и включил музыкальный канал. Shakira пела противным китайским голосом, но она была рыжей, а бедра ее были точно, как у Белки; эрекция не заставила себя ждать. Он открыл ноутбук и разархивировал папку с фотографиями и видео Белки. Крит. Там ты ее тоже потерял. Бегал по лабиринту БДСМ-клуба как угорелый, пока не нашел ее в каком-то закутке распятую на Андреевском кресте, обкуренную, с задранным подолом. А какой-то пидор водил у нее между ног страусовым пером, да еще и снимал все это на камеру.Крит. Там ты ее тоже потерял. Бегал по лабиринту БДСМ-клуба как угорелый, пока не нашел ее в каком-то закутке распятую на Андреевском кресте, обкуренную, с задранным подолом. А какой-то пидор водил у нее между ног страусовым пером, да еще и снимал все это на камеру. Михаил вспомнил, как он с яростью схватил треногу и грохнул ею того типа поперек спины – тот упал без чувств на пол, камера разлетелась на мелкие кусочки, и он вытащил из нее карту памяти. Освобожденная Белка без сил упала на его плечо, они выбрались из клуба и бросились бежать. Оба были до края возбуждены, вернулись в отель и бросились на кровать, он поставил девушку на четвереньки, собрал ее волосы в хвост и намотал на руку, хлопал ее по попке, двигался в ней как поршень паровоза,