Глава 1. Сердца Петербуржцев.

Дин не мог работать без музыки. Музыка меняла все в корне. Если он падал, то громко ударялся коленями о паркет, и всегда это было с огромной болью. Иногда он не хотел вставать: зачем вставать, если все равно потом упадешь?

– Дин, – с вопросительностью в голосе спросила девочка, завязывавшая пуанты из-за кулис, – Дин, ты который час валяешься?

Дин посмотрел на нее из-под локтя, раскинувшись звездой, и то неполноценной. Юлия нависла над ним, оперившись о колени.

– А ты что тут делаешь в восемь часов? – садясь, спросил он с такой назойливостью, что самому стало противно. – Ты ведь только из универа.

– Да. Тренироваться то кто будет? Вставай, хватит тут валяться. Что у тебя не получается?

– Как будто я тебе скажу, – разгибаясь, фыркнул Дин, – пускай мною Васильев занимается.

– Но он тобой не занимается.

Мальчик ничего не ответил и двинулся к выходу, захватывая с собой вещи.

Погода на улице была отвратительной, хотя привычной. В Новосибирске так дожди не лили, для Питера это нормально. Капли проникали сквозь тонкую ткань капюшона, моча волосы, на подходе к набережной Дин уже знатно промок и замерз, так недолго и заболеть.

В кафе было пусто, но даже тот факт, что в нем не будет людей еще часа два, никак не облегчал мысли и нежелание туда заходить. Джейн сидела за столиком в глубине ресторана, с открытой кухни, на которой настоящий японец рубил лапшу, доносились пряные запахи свежих китайских блюд, моментально заставляющие выделять желудочный сок. Всегда спокойная, классическая американка, ничем не отличающаяся внешностью от других, завидно хорошо болтающая по-русски, всегда опрятная, но пренебрегающая шарфами. Все это про Джейн. Пятнадцать лет работы в нью-йоркской пиццерии официанткой не прошли даром, так же, как и должность учителя русского в Китае. В этой, с виду самой обычной девушке была не одна и не две личности, будь это так, она не сидела бы сейчас в этом кафе и не переписывалась сейчас со случайным человеком из твиттера.

Дин сел напротив. Джейн оставалась увлеченной диалогом. В конце концов, испепеленная пристальным взглядом, она отложила телефон, на котором слишком явным было разбитое стекло, и посмотрела на Дина через толстые линзы очков.

– Классика.

– Ненавижу это слово.

– Оправдано. Все не так, как ты хочешь? Не отвечай, я знаю ответ. После провала в Щелкунчике я бы тоже ненавидела себя и весь мир. Но я бы еще и сломала ногу, случайно поскользнувшись на дороге, и ушла бы из балета совсем не из-за травмы, – Джейн наклонилась ближе, – ты и так много сделал и не сделал, чтобы снова полюбить свое дело.

– Ты просто… не видела этот кошмар! – вспыхнул Дин. – Я после падения уже не мог собраться и нормально танцевать! Это испортило все.

– Твоя напарница была на три года старше тебя, она не падала, но танцевала не лучше, разве для балерины не самое главное красивые ноги? У тебя, как мне кажется, все получалось намного лучше.

– Из-за этого театр и не прогорел.

– Пятнадцатилетние редко проходят на большую сцену, падение никому не было важно.

– Ты меня успокоить пытаешься? Я только начал об этом забывать!

– Прости, – Джейн придвинула к нему на лишний сантиметр высокий стаканчик с лапшой, – я купила тебе китайской еды.

– Острой?

– Самой острой.

Крупные капли дождя били в окна, на улице темнело.

– Не знаю, как я пойду домой.

– Дойдешь как-нибудь. Грязи не особо много.

– Ну и, зачем ты меня сюда притащила?

– Есть дело.

– Ух-ты, а я думал, соскучилась.

– Какой красивый сарказм! – девушка достала ноутбук и развернула к Дину, садясь с ним рядом. – Это Элизабет Гомес, живет в Калифорнии, Сан-Диего, ходит в среднюю школу, учится в девятом классе, в четырнадцать лет поставили рак поджелудочной железы. Сейчас ей шестнадцать, и после нескольких недель наблюдений за ее постоянной жизнью, я, всего несколько раз лежавшая в больнице, без образования врача могу сказать, что рака либо нет, либо она его активно игнорирует.

– Как? Что?

В Сан-Диего солнце. Студенты жарятся на улице, смотря за скучной игрой в регби. Бетти мимолетом кидает незаинтересованный взгляд на мечущегося между двумя игроками парня в желтой майке и отхлебывает еще чая из бутылки. На часы смотреть не хочется, все равно в школу опоздала. Музыка в плеере сменяется, эти ленивцы лучше смотрятся под Aronchupa, чем под более быструю музыку, – отмечает про себя Бетти.

Лучшее время в школе – это тихое время, когда все сидят на уроках, а старшеклассники более увлеченно играют в баскетбол за школой, чем профессиональные баскетболисты. Бет снимает наушники, громкая музыка слышна еще несколько секунд, пока штык пафосно не выдергивают из отверстия. В этот момент из кабинета выходит директор. Бетти помнит время, когда он в седьмом классе выступал с симфонией Бетховена на скрипке, маленький, не внушительный, влюбленный в мечту стать знаменитым музыкантом. Был ли он огорчен, впервые почувствовав себя в кресле директора? Бет не раз задумывалась об этом. Почему бы и не поспрашивать себя? Кларк человек хороший, мыслей на него не жалко.

– Гомес! Опять опаздываешь? – страшно было признать, что даже когда ругается, он остается подростком, не смотря на взрослый вид и голос, Бет все откладывала это на потом. – Еще раз увижу без сменки – отправлю домой!

– Простите, мистер Кларк! Должны же уборщицы зарплату за что-то получать! – бросила Бетти, идя быстрее к лестнице.

– А вот это уже гадко, – ответил, не оборачиваясь, Дэйн.

К Бетти подошла Венди, если Питер Пэн был реален, то он все еще наверняка ищет ту самую Венди, которая так же, как и он не хотела взрослеть.

– Я просто жду того дня, когда ты научишься летать, – рассматривая розовые волосы, будто кукольные, сказала с неподдельным восхищением Бетти, – надеюсь, он настанет раньше, чем ты расскажешь мне о том, как видела фей.

Венди ткнула ее локтем в бок, в силу своего роста, ей это было как нельзя больше удобно.

– Во сколько урок начинается? – садясь и вытягивая ноги, спросила Бет.

– На математику спешишь?

– Представляешь, сегодня за завтраком поняла, что хочу быть деканом! И не где-нибудь, а в математическом факультете!

– Что ты ешь на завтрак? Можно мне такие же гениальные мысли?

– Приходи завтра, завтраки мне готовит мама.

Дин снизу вверх смотрел на Джейн, низко пригнув голову.

– Все равно не понял.

– О, Боже, Дин! Ты в школу давно ходил?!

Дин ответил нервным коротким смешком.

– Ясно. Сходи, как время будет, уверена, ты откроешь для себя массу нового.

– Только не в учебе.

– Россия, чего я ожидала, – обреченно пожала плечами Джейн, – только здесь шестнадцатилетние балеруны-социопаты ненавидят себя за одно падение в жизни.

Дин закатил глаза.

– Еще раз, ты думаешь, она одаренная?

– Да.

– Потому что калифорнийские врачи ошиблись и поставили неоправданный диагноз?

– Не только. В ней есть еще масса странностей, которые она сама в себе не осознает.

– Ты называешь это странностями? Мне точно можно тебе доверять? Речь, вроде бы шла о…

– Об одаренности. И я в курсе, что сейчас картина слегка мутновата, но как только мы подберемся ближе… – Джейн сделала внушающую паузу, – ты подберешься ближе, все сразу станет яснее.

– В смысле? Как я должен буду подобраться ближе?

– Ладно, я сказала немного неточно. МЫ ВСЕ подберемся ближе. Она живет в Сан-Диего, а там есть прекрасная балетная школа и древняя заброшка, имение графской семьи, иммигрировавшей в начале двадцатого века, как ты думаешь, много там можно найти?

Дин откинулся на спинку стула, внимательно уставившись на Джейн.

– Ты даже смоталась на другой материк, чтобы затащить меня в твои поганые делишки и предоставить всю грязную работу мне?

– Самую грязную работу будут выполнять мои люди, ты просто притащишь ее к нам.

– Ты пользуешься мной.

– А разве тебе не хочется свалить из холодной мрачной России в еще более мрачный юг Северной Америки? Начать там жить по-новому.

– Деньги тоже на дороге найду?

– Ах, этот сибирский говнистый темперамент! Убить готова. А она убила бы.

– Ты толкаешь меня в темноту, в которой сама сомневаешься.

– Не надо меня недооценивать. Я знаю, что делаю даже тогда, когда держу руками истекающее кровью мертвое тело. Гомес – не ты, она не зассыт, если ей дадут пушку в руки. Она перестреляет всех к чертям и попросит еще! Ты не знаешь, какое это сильное оружие в наших руках!

– Ну, возможно. Но ты отошла от темы. Что с деньгами? Я не буду жить в заброшке.

– Не будешь, поэтому я сниму тебе квартиру, оплачу обучение, буду давать деньги на все, чего только не захочешь.

– Вау, вот так тебе нужна эта Элизабет, – понимающе покачал головой Дин, – а отцу ты моему что скажешь?

– Больная тема, – явно перебив Дина, устало сказала Джейн. Мальчик не стал продолжать. Все и так было понятно. Он ждал, когда ответит Джейн. – Твой отец все делает для тебя. Он переехал в Петербург, нашел работу, обеспечил тебя всем. Ты жалуешься на жизнь? Нет. Ты сам отлично понимаешь, что он многое для тебя делает, просто не всегда помнишь и не всегда говоришь. Я бы сказала никогда. Как ты думаешь, он откажется от лучшего для своего ребенка? Он наверняка подыскивал для тебя школу за рубежом. Откажется ли он от случайно постучавшегося ему в дверь агента с балетной студии, специально пересекшего земной шар для его одаренного сына, в котором увидел талант лучший хореограф Сан-Диего?

– Но ты не тот агент.

– Знаешь, как называется школа? Мико.

– Ч-то?.. – в округлившихся глазах Дина медленно заиграло осознание, – Да нет. Не-е-ет…

– Мия и Мио Васиковских мои давние друзья, что я говорила тысячу раз, мы вместе учили русский и китайский, даже когда они уехали в Мексику. Они тоже эсперы: контроль над людьми и древний Демон Равновесия. Мия с радостью приняла меня в качестве агента, несмотря на то, что такой должности никогда и не было.

– И учить она меня тоже будет?

– Они оба, если захочешь. Способности они используют редко и точно не на детях, тебя они тем более не тронут. Мия сразу мне сказала, что ты не будешь много нуждаться в ее обучение. Ты знаешь и можешь, что самое главное, многое, этого достаточно.

– А Россия?

– А что Россия? Вернешься когда захочешь! Но только если Гомес будет у меня, понял?

– У-у, как резко ты любишь струны-то менять.

– Резче, чем ты знаешь. С тобой я просто ангел.

Фраза «мои люди» была употреблена не зря. Вернемся к тому моменту, где Джейн упоминала большой заброшенный дом, в котором наверняка смогли бы жить не меньше двадцати человек. Под этими «не меньше 20 человек» подразумеваются реальные ребята, знакомящиеся с Джейн на протяжении десяти лет в разных уголках мира, готовые прилететь в любой момент и помочь в любой ситуации своим даром. Это была очень дружеская компания, помогающая друг другу и внутри коллектива, настоящая стая, готовая порвать друг за друга, но это, как всегда, не то, на что в первую очередь обращала внимание Джейн. Люди, как правило, простыми не были (рака до шестнадцати лет ни у кого не наблюдалось, хотя вытянутые с того света были), ясно, что все обладали даром и энергоном, стимулирующим способность, но еще и плюс к этому многие умели обращаться с оружием, провертывать трудные длинные дела, идущие на пользу группе. Достоинств было много. Это придавало сил.

Дин же не любил людей в принципе, я не говорю о больших сборищах и группах людей. Для него это было большим испытанием, эсперы несколько раз были в России, и тогда он раз и навсегда для себя понял, что люди – совсем не его среда.

– Так мы договорились? – с особой терпеливостью спросила Джейн.