© Павлова М. Б. Текст, 2022

© ООО ИД «Ганга». Оформление, 2022

Дизайн обложки: Инна Горцевич

* * *

Памяти моего учителя Александра Михайловича Дубянского

Введение

В этой книге я хочу ознакомить читателей, интересующихся средневековой религиозной литературой и культурой Индии, с творчеством и жизнью одного из её самых загадочных святых-бхактов ^[1], с которым связано множество чудес и легенд. Это тамильский поэт Самбандар (VII в.), проживший всего 16 лет, но сыгравший значимую роль в укреплении индуизма на южноиндийской земле и ставший «культовой» фигурой и своего рода мессией в среде тамильских адептов бога Шивы. Анализ религиозных гимнов Самбандара не только высвечивает ряд проблем поэзии бхакти в целом, но также даёт представление о культурно-историческом фоне жизни этого святого и приводит нас в соприкосновение со свойственным его духовному «видению» особым образным состоянием сознания, где материальная бытовая реальность и глубинный божественный миф слиты воедино. Житиё и гимны Самбандара сложно понимать и исследовать без хотя бы поверхностного знания их достаточно широкого культурно-исторического контекста, а для этого, прежде всего, необходимо иметь общее представление о традициях южно-индийского бхакти, об их истоках, уходящих в глубокую древность, и об истории изучения этих традиций.

Несмотря на то, что система символов и формы экспрессии могут различаться в поэтике разных народов, сознание в своей глубинной сути одинаково и едино для всех людей. Известные нам древние и средневековые духовно-поэтические традиции стремились, в конечном счёте, совершить прорыв в психике человека: через поток словесных образов и символов, ритм их звуковых вибраций преодолеть бытовое сознание обособленности и отделённости нашего «я», открыв его к «мирам горним», единству всего сущего. Так, в брахманизме и веданте ^[2] мы различаем «путь знания», когда такой прорыв, по большей части, реализовывался через постижение высших метафизических истин, выраженных, часто очень символически, в древних священных писаниях Индии – гимнах Вед^[3], стихах Упанишад^[4] и других «книг знания». Для этого был разработан весьма богатый инструментарий великой поэзии Вед и веданты. Такой способ довольно эффективен (особенно в сочетании с чёткой привязкой к традиции, передаваемой от гуру к ученику), так как сразу обращает сознание к высшим сферам, постепенно преодолевая проявления плотных низших энергий поверхностного ума. Но это имело и свои ограничения, так как доступным такое знание было только для избранных и специально обучаемых людей (брахманов или, как минимум, монахов-саньясинов), посвятивших свою жизнь познанию истины и наставлению в ней других. Остальным же приходилось довольствоваться уровнем обрядов и ритуалов, как правило, без понимания их смысла и символизма, но где-то, возможно, эти простые люди ощущали сердцем, часто бессознательно, мощный поток метафизического света, рождённый поэзией откровения риши^[5] и мудрецов. Поэзия же бхакти, возникшая в раннее средневековье, на внешнем уровне делает «отправной точкой» своей поэтики чувственный мир, доступный для многих. Это вовсе не значит, что реализация бхакти опирается на чувства и эмоции, как мы понимаем их, с обыденной точки зрения: здесь чувственное восприятие берётся именно как доступная основа для воздействия религиозной поэтики, чтобы возвысить сознание далеко за пределы чувственного бытия. В этом видится огромное преимущество творчества поэтов-бхактов перед рафинированным путём знания «для избранных», но это также и очень рискованный шаг, прежде всего, потому, что к откровению высоких миров, транслируемому религиозным поэтом, могут примешаться стихиальные энергии чувственного мира, с которыми связано обыденное сознание. Поэтому откровение поэта-бхакта должно быть настолько мощным и светлым, образы его должны быть настолько легко воспринимаемы простыми людьми, чтобы в этом потоке любви к Богу растворялись все низшие проявления человеческой психики. Как раз к такому роду можно отнести поэзию Самбандара из города Сиркажи.

* * *

Однажды, оказавшись на юге Индии, я впервые приехала в город Тируваннамалаи (штат Тамилнад), где находится большой храмовый комплекс, посвящённый богу Шиве, которого тамилы издревле почитают на своей земле. Меня поразило величие и незыблемость их религиозно-культурного прошлого – как будто растворилось чувство времени на фоне многоярусных рядов скульптурных изображений богов и небожителей, украшавших башни-гопуры, и причудливых барельефов на колоннах в зале, где храмовый слон «благословлял» пришедших мягким касанием хобота, а рядом на полу сидели певцы, исполнявшие удивительно красивые песнопения. Как я потом узнала, это были посвящённые богу Шиве гимны трёх раннесредневековых поэтов-святых – Самбандара, Аппара и Сундарара. Их строфы словно являлись перед слушателями из глубины веков и оказывали завораживающее воздействие, близкое своего рода трансу, сладостно-мелодичным звучанием и многочисленными повторами. В них ощущалась мистическая сила священных индуистских мантр, и в то же время – казалось, что в наш материальный мир нисходит некая потусторонняя целостная реальность, рождённая в словесных образах, которая таинственным способом духовно трансформировала слушающих эту поэзию людей на протяжении столетий.

Многим известен Бхагаван Шри Рамана Махарши (1879–1950) – выдающийся индийский гуру и святой, ашрам которого, посещаемый множеством духовных искателей со всего мира, расположен в Тируваннамалаи ^[6]. В различных версиях его биографии отмечается, что именно жития и гимны упомянутых поэтов-святых вдохновили его на поиск Истины ещё в детском возрасте. Вот что пишет об этом, опираясь на рассказы самого Шри Раманы Махарши, автор Нарасимха Свами: «Как-то раз он нашёл дома издание Перияпуранам^[7]… Это была самая первая религиозная книга, которую он прочёл, помимо тех, что читал в школе, и она вызвала у него огромный интерес. Она даровала ему неизведанный ранее опыт, подобный тому, что многие дети впервые испытывают от чтения Тысячи и одной ночи. Она словно перенесла его в другой мир, совершенно непохожий на тот унылый и неинтересный мир, к которому он привык. Эта книга содержит проникающие до глубины сердца истории о жизни 63-х тамильских святых – об их вере, всепоглощающей любви к Богу, тотальной самоотдаче и высшем единстве с Ним. Пока он её читал, его душу поочерёдно охватывали изумление, восхищение, благоговейный трепет, глубокое сопереживание и стремление быть похожим на этих святых. Таким образом, в тот момент он словно отдавал дань великим идеалам и идеям, вдохновлявшим сердца и умы его соотечественников на протяжении веков» [Narasimha Swami 1993: 17–18] ^[8].

Так у меня возникло желание – насколько это было возможным – раскрыть для себя «поэтический мир» гимнов великих святых, зовущихся на тамильском языке наянарами. Их статуи и нарисованные изображения встречались в шиваитских храмах почти повсюду.

Статуи избранных наянаров. Фото автора

Особенно привлёк моё внимание образ Самбандара, так называемого «сына бога Шивы», возможно, потому что он отличался от остальных наянаров – святой изображался ребёнком, и это вызывало множество вопросов, связанных с его легендарной историей.

По счастливой и судьбоносной для меня случайности, стремление внести скромный вклад в исследование творчества тамильских наянаров реализовалось в этой книге, благодаря моему учителю Александру Михайловичу Дубянскому, вдохновившему на такой труд, укрепив интерес не только к данной теме, но к древней и средневековой тамильской литературе в целом.

Поскольку изначально моя специальность была связана с языком хинди и, в некоторой степени, классическим санскритом ^[9], чтение оригинальных средневековых текстов на тамильском языке, который я стала изучать гораздо позже, давалось нелегко, несмотря на глубокую увлечённость предметом. Из всей поэзии тамильских бхактов именно гимны Самбандара, с точки зрения их языка, обладают наиболее простой и чёткой, повторяющейся из строфы в строфу, синтаксической структурой, что позволило мне, несмотря на ограниченность моих знаний, с 2001 года начать переводить эти произведения.

Однако то, что я выбрала для исследования именно этот материал, объясняется далеко не одними лишь его относительными простотой и доступностью для понимания и перевода. В моём субъективном восприятии гимны Самбандара, как только я впервые соприкоснулась с их письменным текстом, стали воплощением некой до сих пор волнующей меня поэтической тайны. Невозможно не заметить, что внешняя простота гимнов в данном случае подчёркивает исключительную гениальность их автора, а практическое отсутствие в них «поэтического субъекта», что присуще творчеству других бхактов (даже в рамках средневекового сознания), рождает различные гипотезы о личности этого удивительного святого – вплоть до постановки проблемы, а существовал ли он на самом деле. Слишком необычная событийная канва жития Самбандара – по легендам, поэт проявлял гениальные способности с 3-х лет и ушёл чудесным образом из жизни в 16 лет во время собственной свадьбы – усилила в свою очередь мой исследовательский интерес к его творчеству.

Рамана Махарши

Мой интерес к гимнам Самбандара, как и других святых-наянаров, также связан с тем неизгладимым впечатлением, которое производит опыт воздействия на коллективное сознание великой религиозной поэзии бхакти, воплощающей попытку преодоления противоречия между дискретностью языка как инструмента ментального уровня сознания и невыразимостью неуловимой целостности духовного бытия. Олдос Хаксли пишет об этом противоречии: «…вещи и события в нашем мышлении символически представлены существительными, глаголами и прилагательными и … эти слова, действительно «обособленны» друг от друга, в то время как символизируемые ими вещи и события таковыми, конечно же, не являются» ([Хаксли 1997: 124], перев. О. Чистякова). Учитывая ограниченность языка как инструмента, оформляющего сознание, способ использования слов имеет большое значение. Язык может навязать сознанию свою дискретную структуру, создавая для человека виртуальную картину мира, когда слова подменяют собой явления, которые обозначают либо символизируют, но может и, наоборот, стать мостом для настройки на более непосредственное восприятие высшей реальности. Воспевающая вселенское величие Шивы поэзия наянаров представляет собой явление второго рода. Через ритмику и образы, исходящие из более высоких уровней сознания, Самбандар и другие святые-наянары дают возможность воспринимающему их творчество как бы превзойти ментальный уровень и настроиться на интуитивное и непосредственное восприятие реальности – тех высших её уровней, из которых эти образы рождаются. Другими словами, благодаря особой энергии образов наянаров можно говорить о трансформации восприятия дискретного языка.

У нас в стране сакральная традиция и творчество наянаров, утвердивших на Юге Индии культ почитания бога Шивы как вселенского Абсолюта, изучалась крайне мало. А между тем это – самая ранняя из известных нам поэтических традиций бхакти, наряду с традицией тамильских поэтов-альваров, поклонников бога Вишну, которая развивалась практически параллельно (VI–XII вв.).

Об индуистском религиозном течении бхакти, в основе которого лежит личный, часто возвышенно эмоциональный контакт души с Богом, представленным разными именами и формами, течении, включающем множество школ и направлений, в России в наше время, конечно, известно (особенно о направлении, связанном с культом Кришны). Это не удивительно, поскольку с каждым годом интерес к Индии и её религиозно-культурному наследию возрастает не только в нашей стране, но и во всём мире.

Отечественные индологи посвятили проблемам бхакти довольно много работ, но большинство из них исследует материал более поздних северных региональных традиций. Например, это труды Е. Ю. Ваниной, И. П. Глушковой, Н. М. Сазановой, Г. В. Стрелковой, Ю. В. Цветкова и других специалистов. Что же касается раннего бхакти на Юге Индии, то, повторим, об этом написано совсем немного. До сих пор наиболее полно данная традиция представлена А. М. Пятигорским в вышедшей в 1962 году его книге Материалы по истории индийской философии [Пятигорский 1962], ставшей, безусловно, важным этапом в изучении этой сложной темы. Однако автор, сконцентрировавший внимание на исследовании особенностей культового, религиозного начала, а также элементов психологии в творчестве тамильских бхактов, не обращался к анализу сугубо литературоведческих аспектов, раскрывающих вдохновенную красоту их поэзии, и использовал довольно малую часть материала – фрагменты сакральных произведений наянаров и альваров.

Краткая характеристика священных литературных канонов тамильского бхакти содержится в работе А. М. Дубянского Тамильская поэзия бхакти. Возникновение и расцвет традиции (1987) [Бычихина, Дубянский 1987: 46–73], а также в его статье, содержащей перевод и анализ произведения вишнуитской поэтессы Андаль Тируппавей [Дубянский 2006]. Отдельные важные аспекты традиции и творчества наянаров (прежде всего, религиозно-психологические) затрагиваются в небольшой по объему статье М. Ф. Альбедиль (1979) [Альбедиль 1979] и относительно недавно опубликованных работах О. П. Вечериной [Вечерина 2016], [Вечерина 2018а], [Вечерина 2018б].

На западе изучению раннесредневековой поэзии бхакти