Глава I
В которой моя жизнь висит на волоске, а медведь не хочет, чтобы на него смотрели

Вода в реке не может быть холодной, если и первое сентября еще не наступило, и до поезда в Москву – каких-то шесть часов. Не может! Это все равно, что попросить списать домашку за пять минут до начала урока и услышать в ответ: «У меня неразборчивый почерк». Кого этот почерк волнует, когда через пять минут будет уже поздно?!

Родители категорически отказывались это понимать, пришлось соврать, что иду в лес, да еще брать с собой ненужную банку для ягод. Интересно, что скажет мать, если я вместо черники притащу карасика, пойманного руками? Точнее, что я ей скажу? Ведь она же не поверит, что рыбка за мной по дороге увязалась!

Карася я выпустил, банку сполоснул (потом ягод наберу, если время будет), скинул одежду – прохладно… И тишина! Ни души на берегу, если не считать бабулек, стирающих белье на мостках выше по реке. Но бабульки далеко.

Скучно, конечно, одному, но никто из местных не согласился составить мне компанию в такую погоду. Им-то хорошо – они местные. Завтра, как назло, выглянет солнышко, они и пойдут себе купаться. Без меня, потому что я уже буду в городе.

Буду разглядывать увядшие в дороге цветы, привезенные из деревни, как финал короткого летнего праздника. Буду изображать расстройство из-за того, что пойду в школу без цветов. Буду заново учиться вставать в семь утра и не клевать весь день носом. Буду сломя голову носиться по канцелярским магазинам в поисках какой-нибудь архиважной школьной ерунды, которой нигде нет, потому что все расхватали запасливые родители первоклашек. Буду сидеть в нескончаемой очереди к парикмахеру, потому что с таким хайром, какой я отрастил себе за лето, в школу ходить, конечно, можно, но неохота. Буду играть свою социальную роль московского школьника. О как!

Я попробовал воду ногой – терпимо. Теперь главное – идти вперед, в прохладную реку, перетерпеть холод в коленках, на животе, не передумать, не выскочить на полпути, иначе замерзнешь. Зайдя по пояс, плюхнуться с головой, чтобы накрыло, – и сразу станет нормально. Тогда можно плыть и брызгаться, наблюдая, как разлетаются под водой, плескаясь и переливаясь, стайки мелких рыбешек.

Река широкая. Когда я приехал, сразу решил переплыть на тот берег, посмотреть, что там за лес такой и правда ли, что в нем живет огромный медведь, которым меня пугали местные. До сих пор переплываю. Нет, так не годится, надо напоследок-то сделать, что собирался!

Я плыл и плыл, а тот берег все не приближался. Иногда я оборачивался посмотреть, добрался ли хотя бы до середины, и получалось, что нет, даже до нее еще очень далеко. Бабульки выше по реке уже дополоскали свое белье и ушли. За спиной шумел поселок, впереди – лес. А на берегах – никого. Вот и думай: пять минут прошло или час, задерживаться ведь тоже нельзя – сегодня уезжаем.

Если совсем честно, я уже немного устал. Не так, чтобы начать задыхаться и утюгом пойти ко дну, но так, чтобы, когда доплыву, не бежать разыскивать медведя. Посижу, отдышусь – и обратно.

Нет, отдышаться надо уже сейчас. Распластаться на воде и отдохнуть, а потом – и обратно можно, черт с ним, с медведем. Небо заволокло: не иначе, до станции будем добираться в дождь, по лужам и грязи. Значит, отец захочет выехать пораньше. Сейчас поплыву обратно. Вот сейчас…

Я перевернулся на живот и понял, что значит то самое «свело ногу», которым пугали местные, когда не хотели идти купаться в холодную погоду. Нога сошла с ума. Она не просто не слушалась, она повисла на бедре камнем и, как чужая, тянула ко дну. Ничего себе! Не знаю, как там насчет всей жизни, у меня перед глазами промелькнул только мифический медведь из леса на том берегу. Он жрал малину и ворчал с набитым ртом: «Нечего на меня смотреть! На мне узоров нету и цветы не растут!» Я мысленно пообещал ему, что, если спасусь, никогда-никогда больше не поплыву на тот берег и вообще не буду купаться в холод. Я истерично плескал руками и свободной нижней конечностью, но до берега было слишком далеко, а нога тянула вниз. Я пообещал медведю, что вообще больше не приеду в эту деревню, кому охота терпеть укусы комаров и пользоваться деревянным сортиром! По телику – две программы всего, а об Интернете и кабельном здесь вообще знают только понаслышке. Если бы не верный дивидюк, я бы со скуки помер.

Стало легче, но не очень и ненадолго. Только свободно вздохнул, только загреб руками, как бедро вывернуло, поставило в воде «солдатиком» и потянуло-потянуло вниз!.. Сволочь ты, медведь! Главное – не вдохнуть воду, но это только на словах легко. А когда воздуха у тебя – чуть, еще полсекунды, и вдох сделается сам, хоть его и не просят… И вдохнешь ты воды полной грудью, и забудешь про медведя, школу и дивидюк, и всплывешь только через неделю, облепленный слизняками и понадкушенный веселыми карасиками… В уши залилась вода, в глаза бросилась речная муть. Мама!

Вдох сделался, я подумал: «Прощай, медведь, хоть ты и сволочь!» Потом услышал, как шумит лес, работает бензопила где-то в поселке, кричат птицы, шепчутся рыбы… Шучу.

В общем, глаза я открыл и понял, что жив, и еще – что холодно. Через секунду сообразил: холодно оттого, что я не в воде. Вокруг было небо, река, два берега, с поселком и с лесом, а я летел над водой. Не сам: кто-то крепко держал меня за плечи. Быстро донес и уронил меня на берег.

Я тут же кинулся одеваться, боясь обернуться или посмотреть вверх. Не знаю, кто меня спас, но у него есть руки, и он летает.

Оделся, наверное, за секунду. Потом уже сообразил, что надо было сперва вытереться майкой, да было поздно, так и уселся на берегу весь мокрый и в мокрой уже одежде. Уселся лицом к реке: никого. Посмотрел вверх: никого. Я не трус, но такие странные вещи способны напугать кого угодно.

Чтобы окончательно свести меня с ума, невидимая рука обхватила мое запястье и застегнула ремешок часов. Хорошо, а то бы я забыл. Хорошо-то хорошо, только:

– Кто здесь?

Тишина.

– Эй! Спасибо!

Нет ответа. Может, оно не умеет говорить или не хочет? В любом случае мне пора. Домой-домой, на поезд в Москву. К цивилизации, к парикмахеру, к урокам… К Иванову из одиннадцатого, который больно дерется и громко ругается, а ведь это совсем не страшно после того, что произошло минуту назад.

Глава II
В которой Невидимка фокусничает, а родители смотрят мультики

– Андрей, где ты был? – Мать всегда нервничает, когда мы уезжаем. Боится забыть какую-нибудь серьезную дребедень, за которой непременно надо будет вернуться, потерять время, опоздать… Чаще всего она боится забыть меня.

Отмазка была уже готова:

– Упал в лужу, банку потерял.

– Какая лужа, какая банка?! Не морочь голову, неси чемоданы в багажник.

– Мне нужно переодеться.

– Тебе? – Мать придирчиво оглядела меня. – На панка-неряху ты, конечно, похож, но не больше, чем обычно. Не трать время, помогай грузиться.

– Но… – А хотя зачем спорить? Не заметили моей мокрой одежды – и слава богу. Я, кстати, тоже перестал ощущать влажность. А раз так, то и ладно. Поставил незаметно непотерянную банку на крыльцо, пошел в дом.

…И сразу же вернулся назад, чтобы еще раз позырить на это чудо. Банка была с черникой. Полная. Я сам ее принес. И одежда на мне – сухая… Видимо, тот, кто меня спас, не пожелал останавливаться на достигнутом. Спасибо, конечно, хотя я бы предпочел обойтись своими силами. Принимать помощь от незнакомца-невидимки, вот так, за здорово живешь – непривычно как-то и страшновато.

– Андрей, мы уезжаем. Я понимаю, что в школу не хочется…

– Иду-иду.

Сбегал за чемоданами, закинул их в багажник, уселся сзади, рядом с матерью.

– Ничего не забыли?

Я честно ответил:

– Папин рюкзак. У меня рук не хватило его унести.

– Так беги! Отца не знаешь, он обязательно забудет!

Отец копался в багажнике и явно не собирался возвращаться за рюкзаком. Да, надо принести. Я уже потянулся к ручке дверцы, и тут… Ну да: вот он, папин рюкзак, у меня в ногах. Спасибо, Невидимка.

– Вот он. Забыл, как принес.

– Вечно у тебя все через пень-колоду!

За спиной хлопнул багажник: отец решил, что вещи уложены, и так и не вспомнил о своем рюкзаке. Дернул дверцу, сел рядом с водителем:

– Едем!

Вот и все. Кончилось лето. Едем домой. Ухабистая дорога, брехливые собаки, выскакивающие из-за каждого забора, шоссе. Редкие грузовики навстречу, груженные лесом. Белка дорогу перебежала (и тебе до свидания).

Местный вокзал – не то что наши московские: размеры не те и скучно. Двухэтажное каменное здание, одинокая платформа, человек десять ждут поезда, который простоит ровно три минуты. И все! Ни торговцев, ни бомжей, ни носильщиков, ни цыган, ни пьяниц – никаких вокзальных увеселений – скукотища! Разве что диктор, объявляющий прибытие поездов, все время икает и забывает слова: «Со вто-ро-го пу-у-у-ти!.. Отпра-вля… отравля… Отрывается по-о-езд до Ма-асквы… Ик!» Но почему-то никто не смеется, наверное, все привыкли.

Подошел поезд, все