– Отец! – закричала она. – Скажи мне, ведь это неправда? Иуда не мог себя убить! Искариот не отвечал. Пристально глянув на его почерневшее от горя лицо, Юдифь замолчала. Бледная, она стояла неподвижно, как богиня скорби, изваянная в мраморе. Потом, подняв обе руки к небу, разразилась громким, пронзительно-сумасшедшим смехом.– О, страшный Назорей! Ты одержал победу! И, словно сраженная ударом невидимого кинжала, упала на пол.